Сборы наконец закончились. Женщины старательно зашили бараньи и свиные туши в новые холстины, топленое масло уложили в бочонки, мед – в берестяные туески, увязали в мешки зерно, муку, горох, разные крупы. Мужики проверили сани, починили сбрую, крепко-накрепко затянули возы, и под вечер обоз тронулся в путь.

Приказ из бригады дали ехать только ночами: так безопаснее, да и дорога по ночному морозцу куда легче для лошадей.

За ночь, если дорога была хорошая, делали километров по двадцать. Перед рассветом обоз останавливался в деревнях. Лошадей ставили во дворы, под навесы, высылали за деревни охрану и ждали до вечера.

Так, без особых приключений, прошли большую часть пути. Дня через два должны были соединиться с остальными, а накануне догнали часть подвод; шедших впереди, и поехали вместе.

Фронт переходили ночью, под прикрытием нашей артиллерии. Командир дивизии, стоявшей на этом глухом участке, знал о подходе обоза. В назначенный срок он выслал навстречу партизанам гвардейцев-разведчиков, они и повели обоз глухими, только им ведомыми тропами через линию фронта.

При переходе фронта серьезного боя не было. Вражеский заслон сняли легко, но подкрепление к гитлеровцам могло подоспеть в любую минуту. Поэтому в полночь заговорили советские пушки. Они били по немецким позициям, оставляя только узкую полосу, где должен был проходить партизанский обоз. Разведчики торопили: надо вовремя проскочить в образовавшуюся брешь.

После, вспоминая об этой ночи, Ленька никак не мог сообразить, о чем же думал он, торопливо шагая в потемках, озаряемых вспышками выстрелов. В памяти остались только неподатливые, тяжелые сани да стремление как можно быстрее пройти это место, называемое линией фронта…

Через несколько дней во всех газетах писали о всенародном подвиге непокоренных и сильных духом людей, о партизанском обозе, о письме в Кремль. Но никто из сопровождавших обоз не знал этого: центральные газеты еще не дошли до переднего края.

Обратно тоже ехали не порожняком. Подводы нагрузили оружием, толом, боеприпасами, кирзовыми сапогами – всем, что требовалось партизанам. Через фронт переправились на другом участке, и обоз снова разделился на десяток отдельных групп. Он словно исчез, растаял в приильменских лесах и болотах.

Гитлеровцы все же что-то пронюхали о партизанском обозе. Они рыскали по дорогам, прочесывали деревни, высылали авиацию, но все напрасно.

…На следующую ночь рассчитывали быть в партизанском крае. Ленька, Степан и еще один партизан разведывали дорогу впереди обоза. Они миновали деревянный мостик через потемневший от полой воды ручей и только поднялись на пригорок, как увидели двух мчавшихся им навстречу лошадей. Впереди бежал вороной жеребец, запряженный в ковровые санки. Конь мчался вскачь, далеко разбрызгивая мокрый снег. Разведчики едва успели отскочить в сторону. Но Степан все же изловчился, схватил коня под уздцы и повис под его мордой. Жеребец протащил Степана несколько шагов и остановился.

Напирая сзади на санки, остановилась и вторая лошадь, запряженная в крестьянские розвальни. На облучке передних санок с ременными вожжами в руках сидел худощавый верзила. Выпиравшая челюсть придавала его лицу свирепое выражение. На его плечи был накинут тулуп, из-под которого виднелся не то китель, не то пиджак серо-зеленого цвета. Позади возницы сидели двое – тоже в тулупах. Разглядеть сидящих Ленька не мог: конь проскочил вперед, а поднятые воротники закрывали их лица.

Сидевший на облучке переложил вожжи в одну руку, а другой потянулся в сани, но подскочившие разведчики уже навели на него свои винтовки. Изобразив на лице улыбку, верзила отказался от своего намерения и сказал:

– Бросьте баловать! Вам чего надо? Степан, не отпуская коня, спросил:

– Кто такие? Куда едете?

– Мы-то… – Сидевший на облучке запнулся. – Агронома везу с женой. От немцев сбежали, сил никаких нет. Партизан ищем, а вы тут как раз и подоспели.

– А ну, выходи из саней, – приказал Степан. Он подошел ближе. Ленька все стоял позади санок, вскинул самозарядку.

Первой вышла из саней женщина. Медленно начал сползать с облучка и возница. Только третий все еще мешкал, запутавшись в полах своего тулупа.

– Снимай того с саней. – Степан кивнул Леньке на задние розвальни.

На санях была навалена груда какой-то одежды. Ленька еще не успел разглядеть, что там такое, как за его спиной раздался неистово резкий окрик»

– Спира, гони!

Ленька стремительно оглянулся. В нескольких метрах от себя он увидел лицо человека, которого узнал бы, кажется, и через сто лет. Оно мелькнуло перед ним на какую-то долю секунды. Но и этого было достаточно. Ленька узнал карателя Гердцева!

Здоровенный возница Спира сбросил тулуп, оттолкнул Степана и прыгнул обратно в сани. Он гикнул, хлестнул жеребца, и конь с места понес во весь опор. Из-под копыт взметнулись комья снега, и через мгновенье санки были уже на мосту. Но Степан, едва удержавшийся на ногах, все же успел сделать выстрел. Спира выронил кнут и медленно начал опускаться в сани. Было видно, как Гердцев, вцепившись одной рукой в сани, другой пытался дотянуться до вожжей, но Спира заслонял их своим телом. Тогда Гердцев с невероятной силой приподнял за плечо своего спутника и толкнул его с облучка в сторону. Возница свесился с саней, некоторое время его безжизненное тело как-то держалось в этой бешеной скачке, но вскоре свалилось на дорогу.

А Гердцев, не оглянувшись, продолжал нахлестывать жеребца.

Выскочив на другую сторону ручья, он круто повернул лошадь и продолжал скакать прямо по целине. Разведчики открыли огонь. Но только один Ленька знал, какого лютого врага они упустили. Он приложился к самозарядке и выстрелил. Впервые стрелял он по врагу. Раздался выстрел. Мимо! Ленька снова нажал на спусковой крючок, но выстрела не получилось. Он взглянул на винтовку. Перекошенный патрон торчал из открытого затвора. Винтовка отказала. Торопливо начал Ленька вытаскивать патрон. Но когда вытащил, было уже поздно: жеребец скакал далеко за ручьем. Гердцев все еще нахлестывал коня. Потом он совсем исчез из виду. Степан повернулся к растерянной женщине.

– А ты что за птица? С кем ехала?

– Ой, да я и сама не знаю!.. Попросилась подвезти, меня и взяли… Теперь недалеко, я и пешком дойду… Перепугалась-то я как, вздохнуть не могу.

Женщина говорила быстро и воровато оглядывалась на задние розвальни.

Ленька узнал и ее – жену Гердцева.

– Дойдешь, да не скоро, – зло сказал он. – Не верь ей, Степан! Я ее знаю! Это жена гада того, что удрал. Они в наших местах зверствовали. Шпион это фашистский, каратель.

– Да что ты, мальчик, путаешь! Чья жена?.. – Женщина заговорила ласково, а на Леньку метнула колючий взгляд.

– Карателя, Виктора Николаевича Гердцева, вот чья. Ты в Хмелеве жила. Не помнишь? Шпионили там. Теперь не уйдешь! Так и поверили тебе! Нашла дураков!..

Ленька говорил бессвязно, но разведчики поняли, что наткнулись они на матерых врагов. Все внимание их было приковано к жене карателя. Они не заметили, как тем временем от розвальней отошел мужичонка. Сначала он шел медленно, а потом побежал к перелеску. Обнаружили беглеца, когда он был уже далеко.

– Стой! Стой! – закричали разведчики. Прозвучало несколько выстрелов. Человек упал на снег. Но как только стрельба прекратилась, он встал и, словно побитая собака, медленно пошел назад. Оказался он тщедушным, дрожащим от страха человечком с бегающими глазами и реденькой бороденкой, похожей на мочалку.

– Ей-богу, не виноват я, – жалобно заскулил он. – Это они заставили. Разве взял бы я на себя грех мертвяков раздевать? Они это!

– Каких мертвяков? Как раздевать?..

– Да ить на поле прошлым годом бой был, солдатиков потом снегом засыпало, а теперь они и оттаяли…

– Ну? – Партизаны все еще не понимали, о чем идет речь.

– Ну и позарились они на шинелишки, на валенки. Воз целый набрали…

– Врет он, врет! – крикнула женщина. – Сам он искал, где бои шли, сам привез нас!..