XV Моя печаль как отблеск наслажденья, Причина веянья души моей из тела, Во тьме волшебной ты себя раздела, Со мной соединяясь в осмысленье… И пусть с тобою нас уже не будет, И твоего лица в пропавшем свете, Никто из бывших прежде не осудит Огонь в крови, пожар в самой планете… Так я в тебе блуждаю точно ветер И твое лоно опыляю как цветок, Нектар твою пью, и, попадая в сети, Вдруг в облаках парю уже как Бог… И тут же ощущаю в сердце зависть К тебе одной лишь потому, что одинок, Я без тебя, будто душа без тела, Ищу опять то место, где созрела Моя печаль просящая меж ног Ощутить с тобой былое восхожденье И там, где в небесах грохочет рок, И прошлое спускается в смущенье, И плод созревший испускает сок… Вращаясь вокруг темного рожденья, Где Смерти смысл я из себя исторг Как будто муку перевоплощенья, Хоть раз один я быть тобою мог… Восторг познал сады твои и ризы, В купели божьей крошкою дитя, Самоубийцы бродят по карнизам, Фанаты носятся как мысли очертя… Весь путь – смещения огня и грязи, Воды и воздуха на краешке волны И вопль прорвавшийся в экстазе, Как Образ проступающий сквозь сны… Так я в Тебе, а Ты во мне созрела, Как травы сквозь себя мы проросли, Лишь на мгновенье отделив от тела Безумие полночной тишины… XVI Во власти чудных лон, их нежной страсти Не я один искал в них свое счастье, Всем стадом мы бежали к стаду дев, От весеннего цветенья ошалев… И под любым кустом, и в темноте подъезда Уста с устами тешились любезно, Лишь отзывались сладким трепетом уста, Как попадали мы в заветные места… А дальше – больше, мы – уже рабы Ума лишающей таинственной Любви, И ласково всем миром долго тонем В волшебном оживляющем нас лоне… Кто волшебством твердь напоил, чтобы влюблялась Любая тварь, ее съедающая жалость Не знает, где кончается край света, Дрожит в безумном шепоте планета… И от рожденья жалит смертных в их сердца, Соединяя звезды с обликом лица, Так в вечном пламени Вселенная летит К другой Вселенной из своих орбит… XVII Кто спрашивает дев об их согласье, Когда нас голод страсти рвет на части И мы в их лона залетаем пулей, Ослепленные безумной схваткой бури… А после тишина, покой, дыханье, Прелестных дев чудесное сиянье, Лежащие под дланью у владыки, Мы как зверьки в душе храним лишь миги… В них упоенно яростно живем, Ища лишь в девах свой волшебный дом, Но иной из нас через полвека Уже пропойца, идиот или калека… Увы, так короток сиянья нежный миг, Что нам на память остается лишь язык, Чтоб разъяснить потомкам в завершенье, Что Любовь – расстройство разума в забвенье… Что страсть пройдет и старость изотрет Портрет, в котором зарождался славный род, Но юным старческие хрипы, бормотанья Не заменят яркий трепет обладанья… Поэтому рожденный в Красоте, Человек рискует, как и все, И вновь умалишенный и влюбленный, Он ищет только сладостное лоно, Им наслаждаясь, забавляясь как игрушкой, Он вскоре станет сам зверьком послушным И также в послушанье он умрет, Одною страстью продлевая весь народ… XVIII
Сознавая ничтожность свою, я себя не жалею… Я в себе ощутил неудачный опыт Творца… И лишь радость моя, волшебный образ Психеи, Из дев возникал, ослепляя красою лица… Я безумствовал в жизни и в лона нежные рвался, Будто желая свой слепок оставить земле, Как мерцание звезд и кружение вечного вальса, И дрожание тел в самой сладостной мгле… Но вот век мой прошел, и вместо меня покрывало Каменной тканью прикрыло остров надежд, Из-за чего вдруг сияние лета пропало И мы вышли из тел, как из самых прекрасных одежд?!… XIX Посвящается Публию Овидию Назону, Джонатану Свифту, Шарлю Бодлеру, Генри Миллеру, Владимиру Набокову и всем поэтам, и писателям, которые подвергались в прошлом, и подвергаются в настоящем гонениям или судилищу за свои литературные произведения Я нарушил сочетанье слов И применил ненормативный корень, Но к судилищу совсем был не готов, Хоть мне и раньше по колено было море… Я видел, как иные люди лгут И говорят красиво, убивая, Как с наслаждением устраивают суд, Порок чужой, клеймя, изобличая… Я на собраньях в прошлом не сидел, Но видел массы, жаждущих возмездья — За обнажение иных прекрасных тел — Инквизиторы готовили сожженье… Для всех, кто вдруг свободы захотел, — Идеи оглашались в усмиренье, Но, слава Богу, я остался цел И с нежной девою в своем уединенье… Одну Любовь лишь оценить сумел За Тайну Вечную и страсть к перевоплощеньям… Раз шар земной в грехах уже горел, То и мне бы помогло его горенье… Найти безумным соплеменникам удел — Стирать моралью страстные мгновенья И уклоняться от летящих в сердце стрел, Оставаясь при себе безгрешной тенью… Отделяя строго зерна от плевел, Чтоб избежало общество растленья, — Поэт вдруг превратился сразу в цель, А мир в одно аморфное растенье… |
