Отчаянное ответное пожатие, такое крепкое, что ногти её впились в кожу Ингри, было единственным способом, которым Йяда могла сообщить: «Я тоже это чувствую». Она пригасила улыбку, ограничившись любезным кивком высокородной дамы, и позволила Ингри отодвинуть для неё кресло. Лакеи начали подавать на стол.

— По-моему, я впервые вижу вас не в кожаном дорожном костюме, лорд Ингри. — По тону Йяды было ясно, что ей нравится то, что она видит.

Ингри коснулся тонкой чёрной ткани своего камзола.

— Леди Хетвар заботится о том, чтобы свита её мужа не посрамила чести их дома.

— Значит, у неё хороший вкус.

— Вот как? Прекрасно. — Ингри удалось отхлебнуть вина, не поперхнувшись. Его мысли бежали по слишком многим дорожкам одновременно: возбуждение, которое испытывает его тело, политические сложности, смертельная опасность, нависшая над ними с Йядой, незабываемое потрясение от того мистического поцелуя. Ингри уронил кусочек мяса с вилки и попытался незаметно поднять его.

— Просвещённый Льюко не появился.

— Ох… Да, он прислал записку: он собирается прийти завтра, после похорон.

— Есть ли какие-нибудь новости о вашем белом медведе? Или о вашем пирате?

— Пока нет, хотя слухи уже долетели до милорда Хетвара.

— Как прошла ваша встреча с хранителем печати?

Ингри склонил голову набок.

— Как, по-вашему, могла она пройти? — «Разве ты не чувствуешь, где я и что происходит со мной, как чувствую это в отношении тебя я?»

Йяда слегка кивнула и медленно проговорила:

— Напряжённо… в противоречиях. И ещё было… происшествие. — Взгляд Йяды, казалось, проникал Ингри под кожу. Девушка мельком посмотрела на дуэнью; та продолжала жевать и слушать.

— Верно. — Ингри сделал глубокий вдох. — Полагаю, что хранителю печати Хетвару можно доверять. Впрочем, его заботы — исключительно политические, а я всё меньше и меньше считаю ваши неприятности связанными с политикой. Там присутствовал принц-маршал Биаст, чего я не ожидал. Он не загорелся сразу идеей платы за кровь, но по крайней мере у меня был шанс заронить эту мысль ему в голову.

Йяда погоняла вилкой по тарелке лапшу.

— Думаю, боги мало интересуются политикой. Для них важны только души. Заглядывайте в души, лорд Ингри, если хотите догадаться о желаниях богов. — Лицо девушки, когда она подняла глаза, было серьёзным.

Помня о присутствии мрачной дуэньи, Ингри перевёл разговор на менее важную тему: стал расспрашивать Йяду о том, как она провела день. Девушка подхватила его лёгкий тон и с юмором рассказала об увлекательной книге по домоводству — по-видимому, единственной книге, которая нашлась в доме. После этого темы для разговора иссякли, и воцарилось молчание. Ингри, конечно, надеялся на большее, но по крайней мере они были в одной комнате, живые и здоровые.

«Мне, пожалуй, стоит пересмотреть свои представления о флирте».

Резкий стук в дверь, беготня слуг, голоса… Ингри напрягся, вспомнив, что оставил меч в своей комнате и вооружён всего лишь кинжалом на поясе, потом успокоился, узнав голос Венсела. Граф-выборщик вошёл в столовую; Ингри поднялся ему навстречу, а дуэнья испуганно вскочила и сделала реверанс.

— Добрый вечер, Ингри, леди Йяда, — кивнул им Венсел. Он был одет в придворный траурный наряд, покрытый дорожной пылью, и выглядел смертельно усталым. Таящаяся в нём темнота казалась неподвижной, словно её что-то сдерживало или подавляло. Венсел обвёл взглядом столовую.

— Вы можете быть свободны, — сказал он дуэнье. — Заберите с собой свою тарелку.

Женщина снова присела и поспешно удалилась. Слуги графа были хорошо вымуштрованы: она не забыла плотно прикрыть за собой дверь.

— Вы ужинали? — вежливо поинтересовалась Йяда.

— Что-то ел, — отмахнулся Венсел. — Только налейте мне вина, пожалуйста.

Йяда наполнила кубок из графина, и Венсел, взяв его, опустился в кресло, вытянул ноги и откинул голову на спинку.

— У вас всё хорошо, миледи? Мои слуги заботятся о вас должным образом?

— Да, благодарю вас. Мои физические потребности вполне удовлетворены. Мне не хватает новостей.

Венсел склонил голову.

— Нет никаких новостей, по крайней мере тех, которые касались бы вашего положения. Болесо привезли в храм, и там его тело пробудет ночь. К этому времени завтра по крайней мере балаган закончится. — Венсел поморщился.

«И начнётся другой — судилище над Йядой?»

— Я тут подумал, Венсел… — Ингри вкратце ещё раз изложил свою идею насчёт платы за кровь. — Если ты в самом деле стремишься восстановить честь своего дома, кузен, это могло бы оказаться подходящим средством, если, конечно, удастся уговорить Стагхорнов и Баджербанка. Хотел бы подчеркнуть, что это в твоих силах.

Венсел бросил на Ингри проницательный взгляд.

— Ты, как я посмотрю, не такой уж бесстрастный тюремщик.

— Если тебе был нужен именно такой тюремщик, не сомневаюсь, что ты нашёл бы подходящего человека, — сухо ответил Ингри.

Венсел поднял свой бокал в приветствии, которое лишь отчасти было шутливым, и осушил его до дна. Через несколько мгновений он произнёс:

— Если говорить о косвенных доказательствах, судя по тому факту, что я до сих пор не арестован за гнусную магию, ты сохранил наши секреты.

— Да, мне до сих пор удавалось не упоминать о тебе в своих разговорах. Не знаю, насколько долго я смогу это продолжать. К несчастью, я привлёк к себе некоторое внимание жрецов. Ты ещё не слышал о белом медведе?

Губы Венсела скривились.

— Сегодняшняя не слишком благочестивая похоронная процессия только сплетнями и занималась. Рассказы, которые я слышал, были весьма красочны, но противоречивы. Я, наверное, был единственным человеком, слышавшим их, для кого всё случившееся было совершенно ясно. Поздравляю тебя с открытием… Я не ожидал, что ты так быстро освоишь эти умения.

— Мой волк никогда раньше не говорил таким голосом.

— Священные животные бессловесны. Подобная власть исходит от человека. Впрочем, целое отличается от каждой из составных частей: они изменяют друг друга, по мере того как сливаются.

Ингри несколько мгновений обдумывал услышанное; слова Венсела показались ему не слишком обнадёживающими и дразняще уклончивыми. О том, втором голосе, слышанном им в храме, он решил не упоминать.

— К тому же, — добавил Венсел, — твой волк раньше и в самом деле был связан, отделён от тебя, хоть и заключён у тебя внутри. Уверяю тебя: ни жрецы, ни я на этот счёт не заблуждались. Тайной для меня остаётся другое: как ему удалось освободиться. — Венсел поднял брови, приглашая Ингри к откровенному признанию.

Ингри не обратил внимания на намёк.

— На что ещё он… я… мы способны?

— Колдовской голос — великая и загадочная сила, гораздо более определяющая твою сущность, чем ты думаешь.

— Поскольку мне практически ничего не известно, это не такое уж откровение, Венсел.

Граф пожал плечами.

— Действительно, шаманы лесных племён обладали и другой властью. Видения, которые не обманывали… Они могли исцелять недуги тела и души, раны, лихорадку. Иногда им удавалось следовать за человеком, чей разум погрузился во тьму, и возвращать его. Бывало, что они использовали свою силу для обратного: погружали жертву во тьму, насылали болезнь, даже смерть. Некромантия, требовавшая человеческих жертвоприношений…

«Наложение заклятий?» — молча задался вопросом Ингри.

— Да, они были могущественны, — продолжал Венсел медленно, — и всё же даже в дни величайшей славы Древнего Вилда могущественны недостаточно. Их врагов — безжалостных врагов шаманов и воинов, в которых жили духи животных — оказалось слишком много. Пусть это послужит нам уроком, Ингри. Мы одиноки, и тайна — наша единственная надежда на спасение.

Йяда глубоко вздохнула и прошептала:

— Мне говорили, что великий Аудар победил магию Вилда одним мечом — мечом и храбростью.

Венсел фыркнул.

— Дартаканская ложь. Аудар собрал всех святых и волшебников из храмов Дартаки. Для нашего поражения в долине Священного древа потребовалось предательство богов.