Проделать долгий путь, который дался им такой дорогой ценой, и оказаться в тупике — это было почти невыносимо. Энтузиазм эльфов угасал, сменяясь тягостным ощущением, что время уходит и опасность в лице гномов-охотников, настойчиво продолжающих поиски, приближается. Надежда таяла, уступая место разочарованию.
Однако Ярл Шаннара держался на редкость стойко. Вопреки опасениям Тэя он не впал в уныние, больше не проявлял раздражительности, как в случае с Берном Эридденом после потери шестерых Эльфийских Охотников у Входа Баена. Он оставался твердым, спокойным и преисполненным решимости. Ярл никого не жалел, даже Тэя. Он настаивал на продолжении поисков, заставлял тщательно заметать следы, требовал снова и снова заглядывать в каждое отверстие среди камней. Своей неукротимой волей к победе он вселял надежду в сердца своих спутников. Тэй мысленно признавал, что как командир Ярл вел себя великолепно.
А вот Берн Эридден не предлагал никакой помощи, на которую так надеялся Тэй. Его не посещали ни видения, ни предчувствия, ни инстинктивные порывы — ничего, что позволило бы увидеть, где находится крепость или вход в нее. Но это, казалось, совсем не беспокоило искателя, напротив, он выглядел вполне уверенно. Тэй решил, что Берн привык к неудачам, смирившись с тем, что его дар не подчиняется приказам, а проявляет себя когда и где захочет сам. Однако Эридден не сидел и не ждал, когда его осенит. Он, как и все остальные в отряде, вел поиски — осматривал ниши, образованные упавшими камнями, исследовал все закоулки, щели и трещины.
Наконец Прее Старл повезло — она сделала открытие. Несмотря на то что участок, который обследовали эльфы, был достаточно большим и походил на лабиринт, через четыре дня они облазили его вдоль и поперек. К тому времени всем стало ясно, что если видение не обмануло их, то крепость спрятана каким-то недоступным их пониманию способом. На пятый день поисков Прея поднялась до рассвета и спустилась, чтобы осмотреть разрушенное основание монолитов, от отчаяния решив заново изучить ландшафт. Девушка уселась лицом на восток в тени отвесной скалы, наблюдая, как свет пробивается из-за вершин-пальцев и приподнимает завесу мрака, сменяя серые краски уходящей ночи серебром и золотом нового дня. Она смотрела, как яркие лучи солнца падают сквозь вздымающиеся ввысь громады гор, стекая по склонам обрывов, словно краска по деревянной стене, заливая все темные щели, обрисовывая рельеф и форму каждой скалы.
А потом она увидела птиц — больших угловатых белых птиц-рыболовов. Они поднимались из глубокой расселины в скалистом склоне вершины, расположенной в центре, в нескольких сотнях футов над тем местом, где она сидела. Птицы, а их было больше дюжины, появились почти одновременно, взлетев как по команде с первыми лучами солнца. Они покружили в небе и теперь улетали на восток.
Прея Старл тут же с удивлением подумала, что делают морские птицы в этих бесплодных горах.
Девушка поспешила в лагерь сообщить об этом открытии соратникам. Не успела Прея поведать обо всем, добавив, что считает нужным выяснить, в чем тут дело, как Берна Эриддена осенило и он вскричал:
— Да, да, это как раз то, что мы искали!
Отряд охватило всеобщее воодушевление. Забыв о ломоте в ногах и в спинах, не гнущихся от долгих поисков и спанья на голых камнях в течение пяти ночей кряду, они двинулись из лагеря вверх в горы, полные вдохновенной решимости.
Половина утра ушла на то, чтобы добраться до расселины, откуда вылетели белые птицы. Прямой дороги не нашлось, а тропа, по которой им пришлось идти, причудливо извивалась по склону — каждый шаг по ней требовал осмотрительности и осторожности. Прея, которая, как всегда, шла впереди, первой добралась до отверстия и исчезла в нем. К тому времени, когда остальные дошли до узкой площадки перед входом в расселину, она уже вернулась назад с сообщением о проходе, прорезавшем скалу насквозь.
Вытянувшись в цепочку, путники пошли вперед. По мере их продвижения в глубь стены расселины сужались. Тепло солнечного дня сменилось сырым холодным мраком. Вскоре навесы и выступы стен слились в общий свод. Если в тоннеле и оставался какой-то свет, то лишь за счет того, что свод был испещрен трещинами, и даже слабый луч, попадавший внутрь, проникал буквально в каждый уголок. Вскоре глаза эльфов привыкли к темноте, и они смогли продолжить путь. Понятно, что птицы без труда могли летать в верхней части тоннеля, где стены заметно расширялись. Путникам то и дело попадались белые перья, клочья старой травы и веточки, вероятно принесенные для гнезд. Сами гнезда, похоже, располагались дальше, где было больше света и воздуха. Отряд упорно двигался вперед.
Через некоторое время своды стали такими низкими, что им пришлось идти согнувшись. Потом тоннель разветвился на левый и правый. Прея попросила своих спутников подождать и пошла направо. После довольно продолжительного отсутствия она вернулась и повела их налево. Вскоре проход снова расширился, и они смогли выпрямиться. Свет впереди становился все ярче. Отряд приближался к концу тоннеля.
Через пять ярдов расселина распахнулась, выведя их на берег огромного озера. От неожиданности все застыли на месте, безмолвно глядя на него. Озеро покоилось в гигантском кратере, широко раскинув неподвижные воды, которые не тревожила ни малейшая рябь. Сверху безоблачным голубым куполом висело небо, наполнявшее кратер теплом и светом. Солнечные лучи отражались от озерного зеркала, и в нем можно было во всех подробностях разглядеть окружавшие его каменные стены. Тэй осмотрел склоны и высоко среди камней обнаружил гнезда морских птиц. Самих птиц он не увидел. Под сенью каменных стен и над гладкой поверхностью озера не было заметно ни малейшего движения — стояла тишина, полная, безграничная и хрупкая как стекло.
После недолгой беседы с Ярлом Прея Старл повела их по самому берегу озера. Идти приходилось по обломкам камней и плоских плит. Каждый стук камня, выскользнувшего у них из-под ног, гулким эхом отдавался в пещеристых глубинах кратера. Тэй снова раскинул свою магическую сеть, стараясь обнаружить, не подстерегает ли их опасность. Однако он почувствовал лишь линии земной энергии, настолько сильной и древней, что они вскоре прорвали его тонкую сеть, и Тэю пришлось заново восстанавливать ее. Он подозвал к себе Ярла и предупредил его, что в этом месте действует могучая волшебная сила, древняя и непоколебимая, как само время. Она охраняла кратер и все, что таилось внутри. Тэй не ощущал какой-либо опасности, исходившей от нее, однако не мог найти ни ее источник, ни цель. Пожалуй, преждевременно пугаться не стоило, но и расслабляться было опасно.
Они шли вперед, пока не миновали почти половину озера. До сих пор не было заметно никаких признаков жизни. Ни Тэй со своей магией, ни Берн Эридден с его искательским даром не могли обнаружить того, что искали. Солнце выплыло из-за края обрыва и огненным шаром повисло над их головами. Сияние его нестерпимо слепило глаза, так что приходилось идти, низко опустив головы.
И тогда Тэй увидел тень.
Он на минутку отошел подальше от воды и поднялся чуть выше, стараясь разглядеть противоположный берег сквозь сверкание солнечных бликов на гладкой поверхности озера. Отыскивая удобное для наблюдения место, он заметил, как выступ в скале отбросил длинную тень, упавшую через озеро на склон обрыва на высоте нескольких сот ярдов. Верхний край тени скользнул вверх по каменной стене до узкой трещины и остановился. Что-то в этой трещине привлекло внимание друида. Он протянул туда магическую нить, чтобы ощупать вход.
Сверху на каменной поверхности он обнаружил надпись.
Тэй поспешил догнать Прею, и они вместе повернули отряд от озера. Через несколько мгновений все семеро стояли перед расселиной и, подняв головы, молчаливо разглядывали непонятную надпись, сделанную на языке эльфов, но на каком-то незнакомом диалекте. Надпись была древней и так стерлась от времени, что стала почти неразличимой.
Потом вперед вышел взволнованный Берн Эридден, Тэй с Ярлом помогли ему подняться, и он, дотянувшись до надписи, принялся водить по ней пальцами. На какое-то мгновение он застыл с закрытыми глазами, руки его замерли, потом забегали вновь. Наконец он соскользнул вниз, словно в трансе, нагнулся к скале, на которой они стояли, и, казалось, не глядя, что делает, вперив взгляд куда-то вдаль, стал обломком камня писать на гладкой поверхности слова.
