Ее улыбка сделалась саркастической и горькой:

— Думаю, ты уже догадался, что было дальше. Я перестала доверять себе, мне стало казаться, будто я не смогу ужиться ни с кем. Я бродила из селения в селение, от одной фермы к другой, перебиваясь как могла. И все же это время не пропало зря. Я узнала много нового о своем даре. Оказывается, он мог не только разрушать, но и созидать. Я выяснила, что могу перевоплощаться в других людей. Мою магическую силу можно было использовать, чтобы исцелять раненых. Мне удалось сделать это, когда человек, которого я знала и любила, упал и разбился так сильно, что ему грозила смерть. Магия, к которой я прибегла в тот раз, оказалась вполне управляемой, и это открытие дало мне надежду. Неизвестно почему, но когда я призывала ее, чтобы исцелять, а не разрушать, то легко справлялась с нею. Возможно, злость от природы менее управляема, чем сочувствие. Не знаю.

Тогда я и пришла к сторам, чтобы жить с ними, и попросила разрешить мне учиться у них искусству врачевания, учиться пользоваться своим даром. Но они меня не знали и не приняли в свой орден. Гномы ни одному инородцу никогда не разрешали учиться у них, отказали они и мне. Несколько месяцев я жила в их селении, наблюдая, как они работают, когда мне разрешали, ела с ними и пыталась убедить их изменить свое решение.

Однажды к сторам пришел человек. Он хотел, чтобы они открыли ему знания, и они, ничуть не сомневаясь, сделали это. Меня как молнией поразило. Я месяцами просила о самой малости, но не получила ничего. А тут человек является неизвестно откуда, не гном, инородец из Южной Земли, и сторы из кожи вон лезут, чтобы помочь ему. Я решила узнать у него, в чем дело.

Марет поковыряла землю носком башмака, словно стараясь докопаться до истоков происшедшего.

— Он выглядел странно: высокий, тощий, кожа да кости, лицо рябое, волосы взлохмачены. Казалось, он постоянно поглощен своими мыслями, а вести простую беседу для него — самая трудная вещь на свете. Но я заставила его поговорить со мной. Заставила выслушать мою историю. Как только я начала рассказ, то сразу же поняла, что мой собеседник хорошо разбирается в магии, и поведала ему обо всем. Я доверилась ему. До сих пор не знаю почему, но доверилась. Он сказал, что сторы не возьмут меня в ученицы и нет смысла оставаться в их селении. И предложил мне отправиться в Паранор к друидам. Я рассмеялась. Сказала, что они тоже не возьмут меня. Но он уверял, что возьмут, и научил, как говорить с ними. Помог мне сочинить историю и написал бумаги, благодаря которым меня должны были принять, однако не велел ссылаться на него, ибо когда-то давным-давно и сам был друидом, но потом оказался в немилости.

Звали этого человека Коглин. По его мнению, друиды были уже не те, что прежде. Никто из них, кроме Бремана, сказал он, больше не бывает в Четырех Землях, а потому они поверят в ту историю, которую он сочинил для меня, если я смогу продемонстрировать им свою способность исцелять. Друиды очень доверчивы и ничего проверять не станут. Он оказался прав. Я сделала все, как он велел, и меня приняли в Паранор. — Она вздохнула. — Теперь понимаешь, почему я попросила Бремана взять меня с собой? Изучение магии в Параноре не поощрялось ни в каком виде. Пожалуй, только Риска и Тэй действительно разбирались в ней. У меня не было возможности научиться контролировать мою магическую силу. Стоило мне хоть раз обнаружить ее, и меня тут же выгнали бы вон. Друиды боятся магии. Впрочем, вернее сказать, боялись, поскольку теперь их больше нет.

— Твоя магическая сила еще возросла? — спросил Кинсон, когда Марет умолкла. — Она стала еще более неуправляемой? И это выяснилось, когда ты призвала ее там, в Башне?

— Да. — Марет плотно сжала губы, и внезапно у нее на глазах выступили слезы. — Ты видел. Она совсем захлестнула меня, как потоп, который грозил меня уничтожить. Я не могла дышать!

— Так, значит, ты искала Бремана, чтобы он помог тебе найти способ справляться с ней. Искала единственного из друидов, способного понять ее могущество.

Девушка посмотрела Кинсону прямо в глаза:

— Я не собираюсь извиняться за то, что сделала. Он смерил ее долгим взглядом:

— Я вовсе и не думал, что ты будешь извиняться. Да и не мое дело судить тебя. У каждого своя жизнь. Но мне кажется, нужно покончить с ложью. Думаю, когда ты снова увидишь Бремана, должна будешь рассказать ему все, что рассказала мне. Если рассчитываешь на его помощь, нужно, по крайней мере, быть абсолютно честной с ним.

Марет кивнула, сердито вытирая глаза:

— Я и собиралась так поступить.

Девушка выглядела маленькой и беззащитной, но голос ее звучал сурово. Кинсон понял, что больше она ничего о себе не расскажет. И без того она, должно быть, жалела, что разоткровенничалась.

— Мне можно верить, — вдруг сказала она, точно читая его мысли.

— Во всем, кроме того, что касается твоей магии, — уточнил Кинсон.

— Нет, даже в этом. Можешь не сомневаться, я не стану прибегать к ней, пока Бреман не разрешит.

Какое-то мгновение он разглядывал ее, не говоря ни слова, потом кивнул:

— Вот и славно.

Внезапно у него возникла странная мысль, что они во многом похожи. Оба пустились в длительное странствие, чтобы избавиться от прошлого, и для обоих это путешествие еще далеко не закончилось. Оба связали свою судьбу с Бреманом, их жизни каким-то таинственным образом переплелись с его жизнью, а теперь обоим казалось, что иначе и быть не могло.

Кинсон взглянул на небо и поднялся на ноги:

— Пора в путь.

Они обмазали сажей лица и руки, поплотнее связали все металлические предметы и оружие, чтобы те не гремели, спустились из своего горного убежища и двинулись через просторы равнин Рэбб.

Ночной воздух был приятно прохладным, легкий ветерок доносил с гор терпкие запахи шалфея и кедра. Месяц и звезды разливали вокруг рассеянный свет, лишь изредка проглядывая сквозь проплывавшие над головой облака. В такую ночь любой звук разносится далеко, поэтому Кинсон и Марет ступали по высокой траве мягко и осторожно, стараясь случайно не задеть камень и не выдать себя. К северу от них огни расположившейся на ночлег армии ярким дымным пламенем озаряли тьму, заполнявшую пространство между Зубами Дракона на западе и Анаром на востоке. Кинсон частенько останавливался и прислушивался, стараясь различить среди обычных ночных звуков те, что могли показаться подозрительными. Марет молча шла сзади. Кинсон, не глядя, чувствовал ее присутствие, словно тень за спиной.

Бежали часы, а равнине не было конца, так что временами им начинало казаться, будто они топчутся на месте. Кинсон следил за облачным небом, опасаясь крылатых охотников, рыскающих в ночи. Он делал это вразрез со своими привычками. По опыту житель приграничья знал, что прежде почувствует их. Когда это произойдет, нужно немедленно прятаться, если же дожидаться, пока увидишь монстров, будет слишком поздно. Однако сейчас он не ощущал ни неприятного звона в ушах, ни внезапной леденящей дрожи, предвещающих о приближении опасности, и продолжал идти вперед. Марет послушно следовала за ним.

Один раз они остановились, чтобы промочить горло из своих бурдюков, спустились в извилистый овраг, поросший низким кустарником, и уселись, тесно прижавшись друг к другу. Кинсон вдруг подумал о том, каково этой девочке без семьи, без друзей. Из-за своего магического дара она стала отверженной, а обстоятельства и сделанный ею выбор лишили ее крова. Нужно было обладать мужеством и настойчивостью, чтобы не бросить все, когда это было так просто сделать. Но Марет не пошла на компромисс ни с собой, ни с другими и не свернула со своего пути. Интересно, думал ли обо всем этом Бреман, принимая решение разрешить ей идти с ними? Удалось ли девушке обмануть старика? Кинсон подозревал, что вовсе не в той мере, как она думала. По собственному опыту он знал, что Бреман видел людей насквозь, словно они были из стекла, и ничто не могло укрыться от его взгляда. Это была одна из причин, благодаря которой он и оставался жив все эти годы.