Солодовников очнулся. Прыгали челюсти.

- Пей, Ларя! - совал рюмку Ломтев.

- Не мо... гу... - застучал зубами. - Спа-ать...

Солодовникова уложили рядом с Ломтевым. Минька с Балабою пили, пока не свалились.

Заснули на полу, рядом, неистово храпя.

- Слабые ребятишки. Еще время детское, а уж все свалились! - сказал Славушка.

Подумал, засмеялся чему-то.

Уселся в головах у спящих.

- Ты чего, Славушка? - с беспокойством спросил Ванька.

- Шш!.. - пригрозил тот.

Наклонился над Минькою. Прислушался. Тихонько пошарил возле Миньки.

- Погаси свет! - шепнул Ваньке.

- Славушка, ты чего?

- Погаси, говорят! - зашептал Славушка и погрозил кулаком.

Ванька привернул огонь в лампе.

На полу кто-то забормотал, зашевелился.

Славушка бесшумно отполз.

Опять, на корточках, подсел.

Потом на цыпочках вышел из комнаты.

Ванька все сидел с полупогашенной лампой. Ждал, что проснется кто-нибудь.

"Ошманал", - догадался.

Славушка тихо пришел.

- Спать давай! Разуй!

Улеглись оба на кушетке.

- Ты смотри, не треплись ничего, а то во!

Славушка поднес к Ванькиному носу кулак.

- А чего я буду трепаться?

- То-то, смотри!

Славушка сердито повернулся спиною.

- Чеши спину! - приказал угрюмо. - Покудова не засну, будешь чесать.

Ваньку охватила тоска. Хотелось спать, голова кружилась от пьяного воздуха. Было душно от широкой горячей славушкиной спины.

Утром проснувшиеся бузили.

У Миньки-Зуба пропали деньги.

Ломтев, сердитый с похмелья, кричал:

- У меня в доме? Ты с ума сошел? Пропил, подлец! Проиграл.

Минька что-то тихо говорил.

Ванька боялся, что будут бить. Почему-то так казалось.

Но все обошлось благополучно.

- Плашкеты не возьмут, - сказал Ломтев уверенно. - Моему не надо, а этот еще не кумекает.

--------------

С лишним год прожил Ванька у Ломтева.

Костя приучил его к работе.

Брал с собою и оставлял "на стреме".

Сначала Ванька боялся, а потом привык. Просто: Костя в квартире "работает", а ему только сидеть на лестнице, на окне. А если "стрема" идет кто-нибудь - позвонить три раза.

Из "заработка" Костя добросовестно откладывал часть на Ванькино имя.

- Сядешь если - пригодится. Хотя и в колонию только угадаешь - не дальше, но и в колонии деньги нужны. Без сучки сидеть - могила.

Славушка за год еще больше разросся и раздобрел. Здоровее стал Яшки-Младенца. Но подурнел, огрубел очень. Усы стали пробиваться. На вид вполне можно дать двадцать лет.

Кости не боится, не уважает.

Ведет себя с ним нагло.

И со всеми также.

Силою хвастает. Дразнит всех.

- Мелочь! - иначе никого не зовет.

Озорничает больше, несмотря на то, что старше стал.

Костины гости как перепьются, Славушка их разыгрывать принимается. Того за шею ухватит, другому руки выкручивает - силу показывает.

Особенно достается Балабе-Игнатке. Больной тот, припадочный. Как расскипидарится - сейчас с ним припадок.

Славушка его всегда до припадка доводит.

Игнашка воды холодной боится.

Славушка начинает на него водой прыскать.

Орет, визжит Игнатка, будто его бьют. Рассердится, драться лезет. А Славушка его все - водой.

Загонит в угол, скрутит беднягу в три погибели и воду - за воротник.

Тут Игнатка на пол. И забьется.

А Славушка рад. Удивляется!

- Вона что выделывает, а? Чисто таракан на плите на горячей.

Мучитель Славушка!

Коку Львова на тот свет отправил озорством тоже.

Кока был с похмелья, с лютого. Встретился на беду со Славушкою, в Екатерингофе. И на похмелку попросил.

А тот и придумал:

- Вези меня домой на себе.

Кока стал отнекиваться:

- Лучше другое что. Не могу. Тяжелый ты очень.

- Пять пудов, вчерась вешался. Не так, чтобы чижолый, а все же. Ну, не хочешь, не вези.

И пошел. Догнал его Кока.

- Валяй, садись! Один чорт!

Шагов двадцать сделал, что мышь стал мокрый!

- С похмелья тяжело. Боюсь - умру!

- Как хочешь тогда. Прощай.

Повез Кока. И верно - умер. Половины парка Екатерингофского не протащил.

Славушка пришел домой и рассказывает:

- Коку "Митькою звали"! Калева задал - подох!

Не верили сначала. После оказалось верно.

- Экий ты, Славка, зверь! Не мог чего другого придумать! - укорял Ломтев.

- Иттить не хотелось, а извозчиков нету, - спокойно говорил Славушка. - Да и не знал я, что он подохнет. Такой уж чахлый.

- Так ты его и бросил?

- А что же мне его солить, что ли?

А спустя несколько времени разошелся Славушка с Костею.

Прежний его содержатель, Кулясов, с поселения бежал, на куклима жил. К нему и ушел Славушка.

Пришел как-то вечером, объявил:

- Счастливо оставаться, Константин Мироныч.

- Куда? - встрепенулся Ломтев.

- На новую фатеру, - улыбнулся Славушка.

Фуражку на нос, ногу на ногу, посвистывает.

Ломтев сигару закуривает. Спичка запрыгала.

- К Андрияшке? - тихо, сквозь зубы.

- К ему, - кивнул Славушка.

- Тэ-эк.

Ломтев прищурился от дыма.

- К первому мужу, значит?

Улыбнулся нехорошо.

А Славушка ответил спокойно:

- К человеку к хорошему.

- А я, стало-быть, плохой? Тэк-с. Кормил, поил, одевал и обувал.

- И спал - добавь, - перебил Славушка.

- Спал не задарма, - повысил голос Ломтев. - Чем ты обижен был когда? Чего хотел - имел. Деньги в сберегательной есть. Андрияшка, думаешь, озолотит тебя? Не очень-то. Мяса столько не нагуляешь, не закормит. Вона отъелся-то у меня!

- Откормил - это верно, - сказал Славушка. - Чтобы спать самому мягче, откормил за это.

Подал руку Ломтеву:

- Ну, всех благ.

Ломтев вынул из бумажника сберегательную книжку, выбросил на стол.

Сказал с раздражением:

- Триста пятьдесят заработал за год. Получай книжку!

Славушка повертел книжку в руках. Положил на стол. Нахмурился.

- Не надо мне твоих денег.

Ломтев опять швырнул книжку.

- Чего - не надо? По правилу - твои. Имеешь получить.

Славушка взял книжку, спрятал в карман.

- Прощай, - сказал тихо и пошел к двери.

- Так и пошел? - крикнул вслед Костя грустно и насмешливо.

Славушка не оглянулся.

--------------

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Люди бывают разные: один что нехорошее сделать подумает и то мучается, а другой отца родного пустит гулять нагишом, мать зарежет и глазом не моргнет.

Человечину есть станет, да подхваливать, будто это антрекот какой с гарниром.

Люди, с которыми встречался Ванька, были такими.

Человечины, правда, не ели - не было в этом надобности, - ну, а жестокость первым делом считалась.

Все хорошее - позор, все бесстыдное - шик.

Самый умный человек, Ломтев Костя, и тот поучал так:

- Жизнь, что картежка. Кто кого обманет, тот и живет. А церемониться будешь - пропадешь. Стыда никакого не существует - все это плешь. Надо во всем быть шуллером - играть в верную. А на счастье только собаки друг на дружку скачут. А главное, обеспечь себя, чтобы никому не кланяться. Ежели карман у тебя пустой - всякий тебе в морду плюнуть может. И утрешься и словечка не скажешь - потому талия тебе не дозволяет.

Ванька усваивал Костину науку. До совершеннолетия сидел в колонии для малолетних преступников четыре раза. Девятнадцати лет схватил первую судимость. Одного его задержали - Костя успел ухрять.

Все дело Ванька принял на себя, несмотря на то, что в сыскном били.

В части, в Спасской, сиделось до суда хорошо. Знакомых много.

Ваньку уже знали, "торгашом" считали не последним.

Свое место на нарах имел.

Воспитанный Ломтевым, Ванька был гордым, не трепло.

Перед знаменитыми делашами и то не заискивал.