Не может мой освободившийся от советского завода оппонент этого не понимать. Лучше бы прямо сказал: взыграло в части народа стяжательское начало, захотелось потоптать ближних, вот и позавидовали тем, за бугром. А теперь уж стыдно признаться, когда сами оказались в дураках.

Встав в обиженную позу, мой читатель ушел от главного вопроса: означает ли вся программа режима Ельцина в совокупности децивилизацию России? Ведь слова "гунн, казак" и обиды — мелочь, а это — главное. Сейчас стало общепризнанным, что в России происходит деиндустриализация. Это официально признал, будучи первым замом премьера, Сосковец. Это, по сути, признает и автор письма, говоря о превращении основной массы рабочих и технической интеллигенции в челноков и пр.

Деиндустриализация, то есть уничтожение промышленной системы огромной индустриальной страны ("НЭП по инициативе США"), — явление в мире небывалое и истории не известное. Ни одной побежденной в «горячих» войнах стране таких условий не ставили. Небольшой эксперимент проводят над Ираком, но ни в какое сравнение с Россией это не идет, так как режим власти там сменить не удалось. Вопрос в том, может ли промышленно развитая страна, лишившись промышленности, одновременно не претерпеть других видов распада культурного, правового, демографического. То есть, уцелеть как цивилизованная страна со своим местом в истории. На основании всей совокупности данных, которыми я располагаю как научный работник именно в этой области, я ответственно заявляю, что нет. Деиндустриализация означает полное, по всем позициям, разрушение страны как цивилизованного общества.

И какими бы дефектами советского строя и личными удобствами при режиме Ельцина ни оправдывали свою позицию на выборах те, кто проголосовал за продолжение его программы, они должны осознать свою ответственность. Какие бантустаны нарежут из России в годы "пятилеток по инициативе США" после Ельцина — это второй вопрос. Пока что задача — содрать с России наросшее на нее за тысячелетие «мясо» цивилизации и разбудить гунна, который разрушит все ее белокаменные дворцы и заводы.

("Советская Россия". Октябрь 1996 г.)

Идут и идут письма в ответ на мою статью "Слепая воля". Люди расширяют тему, но больше всего звучит мысль: рабочие отказались от советского строя и даже сегодня поддержали его могильщика Ельцина потому, что в СССР была уравниловка и все считали, что им недоплачивают — по сравнению с соседом, который работает хуже и которому следовало бы платить меньше. КПСС не нашла решения этой проблемы, а теперь и от КПРФ нет ясного ответа. Вот и результат.

В эти же месяцы я побывал на разных "круглых столах", где рассуждали об итогах выборов, и там настойчиво звучала мысль (особенно в среде патриотов): народ всегда прав, а виновата оппозиция, которая "не сумела, не нашла и т. д.". Тут приходят к общности взглядов лидеры и люди, пищущие из "гущи жизни" — не отмахнешься. Задумаемся, верно ли в принципе и помогает ли просветить оппозицию само это незыблемое утверждение: народ всегда прав! Или, в чуть сокращенном варианте: рабочий класс всегда прав! Что отдельный человек нередко ошибается — все согласны. А народ?

Если взглянуть с точки зрения демократа, тезис "народ всегда прав" (или "народ — носитель правды") вообще не имеет смысла. Ибо для демократа народа как единого организма не существует. Есть лишь некоторое количество "человеческой пыли" — индивидуумов, неделимых атомов человечества. Они в своих решениях автономны и равны: один человек — один голос. Принимается то решение, за которое подано больше голосов. Ясно, что проблема правды при этом вообще не встает, ибо при сложении индивидуальных голосов никакого надличностного знания или прозрения не возникает. Все решает право. При демократии право обязывает меньшинство подчиниться выбору, сделанному большинством.

История как будто подтверждает это видение демократа. Когда народы бывали поставлены перед выбором, они неоднократно делали фатальные ошибки — даже с точки зрения своих собственных интересов, не говоря уж о «вечных» идеалах.

Предание гласит: народ Иерусалима демократическим путем, причем почти единогласно, решил послать на крест Христа и освободить разбойника. И это не было следствием манипуляции сознанием. НТВ и ОРТ тогда не было, а Понтий Пилат постарался внятно объяснить людям суть выбора. Народ не узнал мессию. Кое-кто скажет: ну, то евреи, русские бы не ошиблись. Это не меняет дела, но постулат теперь должен звучать менее фундаментально: "русский народ всегда прав". Ясно, что это — еще более сомнительное утверждение.

Второй пример: рассудительный немецкий народ в подавляющем большинстве поддержал Гитлера и весь его безумный проект. Сказать, что это был колоссальный обман, было бы большой натяжкой. Суть национал-социализма и план превратить Россию в "жизненное пространство" немцев были изложены вполне ясно. Речь идет о выборе народа. Этот выбор был ошибочным.

Третий пример: выбор умудренного веками армянского народа — расплеваться с Россией и начать безумную войну против Азербайджана. Пусть весь этот проект родился в воспаленном мозгу интеллигенции, нельзя отрицать, что он был с энтузиазмом воспринят большинством. Сегодня всем ясно, что выбор армянского народа был ошибочным — даже при том, что из политических соображений и Запад, и режим Ельцина оказывают Еревану большую поддержку, а не то совсем бы захирели.

Повторяю, что демократа очевидные ошибки, совершенные целыми народами, не смущают. Если народ — лишь сумма индивидуумов, а индивидуум вполне может ошибаться, то сумма ошибочных мнений без всяких проблем ведет к общей ошибке.

Я, как и многие, отвергаю это представление о человеке и обществе. Мы утверждаем, что человек — не индивидуум, а личность, связанная незримыми нитями со своими собратьями. Вместе мы — народ, общность надличностная, обладающая коллективным разумом и коллективным бессознательным, устойчивой исторической памятью и устойчивыми понятиями о Добре и зле. Многие из тех, кто это признает, выводят отсюда, что когда решения отдельных личностей, со всеми их слабостями и соблазнами, соединяются в "мнение народное", то возникает новое качество, действует мистика прозрения — и это мнение несет истину. Народ прав! А если народ расколот, то каждая часть имеет "свою правду", и нельзя говорить, что она просто ошибается — надо эту правду «понять».

Я лично признаю, что соединение личных мнений в «народное» создает новое качество, мудрость высшего порядка. Но я отрицаю мистическое могущество этого коллективного разума. Ему тоже свойственно ошибаться, нередко по нескольку раз подряд. И личность не имеет права безропотно склоняться и уничижаться перед мнением народным — при всем к нему уважении. В судьбе всех людей, и верующих, и атеистов, произвело поворот христианство, которое нагрузило нас свободой воли — и личной ответственностью. Ни коллективизм, ни государственность, ни соборность их не отменяют. В заблуждениях и слабостях не спрятаться за спину народа или класса. Потрясает фраза из Библии: "И у поколения было собачье лицо" — вот что бывает без свободы воли.

Вот я и предлагаю рассмотреть проблему, не считая заранее, что если рабочие мечтали жить по принципу "как потопаешь, так и полопаешь", а советский строй эту их мечту не осуществлял, то они были правы, позволив этот строй уничтожить. Правы только потому, что они — народ. Нисколько не считая, что советский строй был в этом хорошо устроен, я утверждаю, что здесь народ (вернее, его влиятельная часть — рабочие) ошибся, причем жестоко. Изложу свои доводы, над которыми мне пришлось думать более тридцати лет.

Пришлось даже не по моей воле. Одно время, давным-давно, моим соседом по коммуналке был шофер-дальнерейсовик. Сильный и дремучий, прямо зверь. После рейса бивал жену, и она скрывалась в нашей комнате (он уважал мою мать). Этот человек отличался тем, что подолгу задумывался над отвлеченными проблемами. Одной из них и была мера труда. Он приходил ко мне и начинал пытать: почему я, окончив МГУ, работая с утра до ночи в лаборатории, получал 105 руб, а он, тупой неуч и пьяница, почти 400. "Здесь что-то не так. Будет беда," — говорил он. Я не соглашался, указывая, что шоферов не хватает, а в МГУ конкурс 18 человек на место. И мы с ним пытались этот клубок распутать, перечисляли все тяготы и награды его и моей работы, искали денежную меру. Оказалось, дело очень сложное. Он рассуждал не так, как народ — и потому заставил и меня думать. Потом я читал, что мог, и выведывал на Западе.