— Гриффин однажды уже говорил со мной… — После короткого колебания она продолжала: — Он рассказал мне о Париже и о том, что там произошло.

— Вот как? — пробормотал Джек. — А он чертовски предприимчив, наш старина Гриф.

— И еще немного о Джеймисоне. Я бы хотела узнать об этом больше.

Стало быть, ее интересовал Джеймисон. До сих пор Джек никогда и ни с кем не говорил о нем и вообще предпочитал не касаться в разговорах своего прошлого. Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что его скрытность порождает новые и новые слухи, однако он не придавал им никакого значения. Но теперь Энн сама обратилась к нему с просьбой, и это в корне меняло дело.

Джек отодвинул кресло от стола и, скрестив ноги, посмотрел прямо в ее испытующие, темные, как полуночное небо, глаза. Сейчас он был готов согласиться с любым ее требованием, и если она пожелает, чтобы его сердце вырвали из груди и подали ей зажаренным на блюде, что ж, на все ее воля.

Он никогда не думал, что Энн Уайлдер вызовет в нем такую глубокую нежность. Он не ожидал, что воровка разбудит в нем похоть. А то обстоятельство, что обе женщины оказались одним и тем же лицом, только еще больше усложняло положение. И, что хуже всего, если его догадка верна, то достаточно одного откровенного признания с его стороны, чтобы заставить Энн исчезнуть из его жизни навсегда. Поэтому ему приходилось действовать со всей осторожностью.

Джек печально улыбнулся. В конце концов, он не ждал от жизни чудес. Он мечтал встретить нечто гораздо более редкое — любовь.

— Я не знаю своих настоящих родителей, — начал Джек. В его голосе не было и следа волнения. — Джеймисон утверждает, что он, возможно, и есть мой отец, однако это зависит от его настроения и от того, что именно ему от меня нужно. — Он отпил глоток шерри и поставил рюмку на место. — Этот человек нашел меня в одном из работных домов Эдинбурга, где он разыскивал своего незаконнорожденного сына от какой-то служанки родом из Шотландии. Я сам вызвался на эту роль, и Джеймисон согласился. Он выдвинул условия, которые устраивали нас обоих.

«Ну вот. Все оказалось куда проще, чем я думал».

— И сколько тебе тогда было лет?

Джек пожал плечами.

— Предположительно около семи, но на самом деле восемь. Или девять.

На какой-то миг за маской безупречной вежливости на ее лице проступил ужас.

— Извини, — произнес он. — Записи в таких местах ведутся не слишком аккуратно, а сведения обо мне были утеряны, если только они вообще когда-нибудь существовали.

— А твоя мать? — осторожно осведомилась Энн.

— По-видимому, умерла родами. Впрочем, мне трудно об этом судить. Я не помню никаких других женщин, кроме тех, которых встречал в работном доме.

— Как, ни единой? — Вероятно, его простота все же была обманчивой, решила Энн. — Кто же заботился о тебе?

Джек уставился на нее с видом полной безнадежности. Неужели отец никогда не рассказывал ей о том, как живут нищие?

Ее лицо на миг исказилось мукой. Она отвернулась, словно ей было больно даже на него смотреть.

Энн выглядела подавленной, а ведь он, в сущности, еще ничего ей не рассказал. Или почти ничего. Не в силах этого вынести, Джек уже собирался встать и уйти, но тут она снова обернулась к нему, на этот раз вся внимание.

— Так, значит, Джеймисон и впрямь приходится тебе отцом?

— Нет. — Джек глубоко вздохнул. — Я так не думаю. Там, в работном доме, находился еще один малыш — несчастное слабоумное создание, носившее то самое имя, которое искал Джеймисон. По-видимому, он и был его настоящим сыном.

— Но почему же тогда Джеймисон не спас того мальчика, раз он был его родным сыном?

Джек жалобно скривил губы.

— Да потому, что Джеймисон не мог извлечь для себя никакой выгоды из умственно отсталого ребенка. Поэтому-то он собрал всех остальных детей и спросил, не хочет ли кто-нибудь из нас занять место его сына, если ему дадут такую возможность. Я ответил утвердительно.

Последнее признание прозвучало для него подобно погребальному колоколу. Энн невольно прикрыла рот рукой — она была в ужасе.

«Что ж, — подумал Джек, — разве я мог ожидать от нее чего-либо еще?» Он лишил другого мальчика прав, принадлежавших тому по рождению, быть может, даже самой жизни.

Все кончено. Сейчас она встанет и выйдет из комнаты. Независимо от того, позволит ему Энн и дальше быть рядом с ней или нет, она навсегда останется для него недосягаемой. Когда Джек снова потянулся к рюмке с вином, его рука заметно дрожала. У него пересохло в горле, и ему просто необходимо было чем-нибудь его промочить. Он закрыл глаза.

— Но ты не можешь быть уверен в том, что он действительно приходился сыном Джеймисону.

«Она все еще здесь? Но надолго ли?» У него не хватило духу ей солгать.

— Да, — признался он, — хотя это все равно не меняет дела. Как-то, несколько лет тому назад, я пытался найти этого мальчика, но безуспешно. Он исчез. Скорее всего умер.

— О нет! — проговорила она чуть слышно, словно обращаясь к самой себе. — Ты ведь и сейчас поступил бы точно так же, не правда ли?

Джек попытался прочесть хоть что-нибудь по ее лицу и не смог.

— Мы с Джеймисоном заключили сделку. В обмен на жизнь в семье, регулярное питание и образование он, в свою очередь, ожидал от меня полного послушания, а затем, когда я подрасту, оставлял за собой право распорядиться моей судьбой по собственному усмотрению.

— Как ты, должно быть, его ненавидишь! — Голос Энн был глухим от волнения и полным гнева.

— Ненавижу? — переспросил Джек с явным изумлением — Нет.

Ее негодование смутило его. Пожалуй, ему действительно есть за что ненавидеть Джеймисона.

— Но почему? — настаивала Энн. — Он никогда не питал к тебе родительской привязанности. Он взял тебя в свой дом лишь для того, чтобы с помощью шантажа вбить тебе в голову, будто бы…

— Энн! — перебил ее Джек мягко. — Джеймисон сделал мне предложение. Я его принял. Я один несу ответственность за то, кем я стал.

— Только не говори мне, что ты его любишь!

В порыве раздражения Джек откинул назад волосы с висков.

— Люблю? Да. То есть нет. Я… я не знаю.

Энн в замешательстве уставилась на него.

— Недаром говорят, что сердцу не прикажешь. Очень часто оно не придает никакого значения достоинствам людей, к которым питает склонность. Оно подсмеивается над любыми доводами разума, подчиняет себе здравый смысл и делает волю своей заложницей.

Говоря это, Джек имел в виду не только Джеймисона, но и саму Энн, однако ей, по-видимому, не придется об этом узнать.

— Ты права, — признался он. — Джеймисон никогда не проявлял ко мне привязанности. Он обращался со мной сурово, временами даже жестоко. Он использовал меня ради собственной выгоды. Но, Энн, кроме него, у меня больше никого не было! Пусть даже он и не питал ко мне родственных чувств, зато ценил меня, как никто другой. — Он протянул к ней руку, как бы умоляя о понимании. — Послушай, Энн, ведь до него никто не видел во мне человека, для всех я был жалким заморышем, уличным отребьем, которое едва ли имело смысл оставлять в живых, но которое почему-то упорно не желало отправляться на тот свет. — Он снова скривил губы. — Люблю ли я Джеймисона? Я ему не доверяю, ничего от него не жду, да, собственно, и не прошу. Я его побаиваюсь, не одобряю многих его поступков, и мне претит та дьявольская сделка, которую нам с ним пришлось заключить. И тем не менее он мне по-своему дорог. Можешь ли ты это понять?

Он посмотрел прямо в глаза Энн, все еще простирая к ней руку. Молодая женщина перевела взгляд сначала на руку Джека, потом на него самого.

— Нет.

Его рука сжалась в кулак, и он опустил ее. Кто вообще способен понять вещи, столь чуждые человеческой природе? И как он может объяснить ей то, что до сих пор оставалось непостижимым для него самого?

— И какие именно задания давал тебе Джеймисон?

Энн словно умоляла его пустить в ход весь свой врожденный такт и приукрасить то, чем ему приходилось заниматься по воле Джеймисона. Однако сейчас он был не готов идти на сделку с совестью. Он просто не предвидел, что она станет его женой и будет его допрашивать. Надежда встрепенулась в его сердце с новой силой.