Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Глава шестая

Тритон, осунувшийся, с трясущимися еле заметно пальцами, словно постарел лет на десять. Словно два царя в голове поселились в нем после трехдневной давности землетрясения, и они не спорили, словно два состязающихся в глупости придворных шута каркидского двора, они бежали друг от друга и прятались в уголки разума, которым теперь не хотел пользоваться никто.

Страх за будущее и страх за настоящее – вот два колосса-держателя небес Атлантиды, что убегали от власти, и Тритон не знал, кому из них верить. С детства Тритон выделялся среди придворных чад смелостью и уверенностью в мыслях, а значит, и действиях, и виною тому было отнюдь не происхождение от рода Посейдонова, у коего и корней-то не было – лишь два колена. И эта смелость покоилась не на глупой браваде перед сверстниками в жонглировании мечом или вольной борьбе. Да, то было еще полуварварское государство…

Нет, словно гранитные плиты в основании переливающихся сполохами башен царского дворца, в основании его уверенности лежали простые правила, что поднимались с глубин сознания, словно огромные, величественно колышущиеся пузыри со дна бездонного моря.

«Позволь человеку верить в своих богов». «Поступай с собратьями твоими так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой». «Честь и верность слову – превыше материального блага». Эти столпы были насколько воздушны и подвергаемы сомнению мятущимися сердцами челяди и правителей мира сего, столь же и каменно-тверды для молодого Тритона.

Однажды пришел к отцу, небрежно восседающему на троне с ценными тогда еще изумрудами и наслаждающемуся игрой наложницы на арфе, и сказал, что ему кажется, что в прошлой жизни он был жрецом Гарантом, прослывшим святым из-за искушенности в науках и философии, а позже умершим с улыбкой на устах незадолго до рождения Тритона.

Отец посерьезнел, выпрямился, движением руки заставил наложницу замолкнуть.

– Хорошо… – произнес неторопливо. – Хорошо. Но помни, что честь и слава твоя не будет покоиться на столь зыбких песках, как известность и мудрость Гаранта, и не проистечет из них. Ты – здесь, ты мой сын Тритон, ты будешь славен этим.

Тритон хорошо это запомнил. Но сейчас смелость пала, слишком близка была возможность потери своего детища – Атлантиды. И столь непредсказуемо было ее будущее, что уверенность в настоящем превратилась в беспокойство, а вера в будущее – в страх.

Сейчас работа шла. Общины выделили от каждой по семи человек, и они отправились на срочное восстановление стены под руководством Монетида, Дедала и Мнемосиро – ее высота и крепость за полмесяца должны были воспрянуть до прежнего уровня. Тритон устало присел на трон и приказал единственному оставшемуся слуге принести горсть фиников. Полдня прошло в инспекциях наведения мостков. Никто не знал, когда исчезнет трещина, расколовшая остров напополам, и исчезнет ли вообще, поэтому в двух десятках мест было приказано навести капитальные мосты из железного проката и камня.

– Отец!

Тритон рывком поднял голову. В проходе, склонивши голову, стоял Колосок.

– Впервые за сколько лет ты напугал меня, Колосок, – Тритон кашлянул. – Проходи, поешь фиников. Как продвигаются дела по восстановлению юга?

– Монетид дело свое знает, отец, и я не беспокоюсь за результат. Оз воспрянет еще более могучей, чем была. – Колосок подошел к трону и присел у ног отца, взяв в руку финик, но так и не положив его в рот. – Но не это заботит мою голову, отец, и ты знаешь, что.

Тритон знал. До землетрясения он считал сыновьи облачные мечты просто юношеским вздором. Атлантида, ее мощь, покоилась на непоколебимости Острова и нерушимости Оз. А он… Отец не мешал мечтать, но никуда дальше Плеяд – группы островков, окружавших Атлантиду, – не пускал.

Но у царя, восседающего на троне, была своя дилемма, и отсутствие одного из сыновей могло нарушить его планы. Тор, впрочем, никуда не торопился из родных пределов. Дилемма состояла в том, что через год-другой Тритона должен будет сменить наследник.

Наступали времена, и Тритон направлял свои мысли в отношении Колоска. Паренек силен своими принципами, он приведет Атлантиду в ее золотой век. Любопытный, народ его уважает, нраву не воинственного… Вот в этом и загвоздка. Символ Оз – три линии, сходящиеся в одну, линию вечности. Одна из линий – линия силы. Вот в чем загвоздка. Тритон словно воочию видел, как Колосок сокращает численность вооруженных сил. Время тренировочных боев и стратегических искусств уменьшается, оно уходит на сельскохозяйственные дела и социальную работу. Тем временем под знаменем мира Колосок объедет полсвета и провозгласит Атлантиду первым государством мудрости, в котором древки копий используются для строительства заборов, а в жерлах грозных некогда медных пушек мирно растет герань. Через пять лет мудрость мирно упокоится под надгробным камнем с томагавком в черепе и вырезанным на талисман сердцем, и никто не вспомнит имен тех, кто некогда разгонял стальные неуклюжие летатели и поднимал их в воздух для орошения полей.

Но наступали времена, и Тритон вспоминал о старшем, Торе. Уж он-то не забудет, что нерушимая Оз и острота лезвий неистовых алебард атлантского войска – это сила, и это гарант того, что Оз не падет, а новый путь жизни будет прокладываться и дальше, пядь земли за пядью. Да вот беда – чуял отец, что сын может позабыть истинную цель марш-бросков и борьбы маленького народа, потерять истинное намерение, заложенное в шеренги полностью экипированных воинов, забыть о задачах судов класса четыре и пять. Истинный атлант, сын своего отца, Тор никогда не пойдет тропами едва умеющих говорить князьков восточных земель, что устраивают ночные облавы для того, чтобы провеси по лицам кровавые полосы чести. Нет. Но Тор в пылу патриотической страсти легко забудет, что воины-атланты обнажают мечи не для мира в Атлантиде, а для мира вокруг нее. Он и сейчас не уразумел, что мир для Атлантиды уже завоеван, и завоевывать больше нечего. А потому… Его завоевательные походы ради расширения пределов и вразумления варваров приведут Атлантиду к исчезновению ничуть не медленнее, чем пшеничные колосья Прометия.

Из этой ужасной дилеммы и вытекала проблема всей политической системы и уникальной экономики Атлантиды. Все звенья стояли прочно, и цепь могла разорваться лишь в одном – в личности правителя, знающего то, что трудно записать.

Теперь же все подходило к тому, что личность правителя Атлантиды могли представить лишь хищные катопулосы, что бороздили морское пространство в поисках акул, и более мелкие акулы, что искали свою жертву, не прекращая движение даже во сне.

И Тритону пришлось рвать в клочья собственный консерватизм, в который он врос всеми жилами, который питал собственной кровью.

Он поднял голову, устало вздохнул и сказал:

– Расскажи мне еще раз, Колосок.

Колосок пожал плечами.

– Отец, ты не услышишь ничего нового. И Тектон не скажет тебе ничего нового. То, что случилось, случилось не благодаря недобрым наветам злопыхателей или гневу несуществующих богов. Две плиты, на которых покоятся массы океана, расходятся, оставляя меж собой все более и более тонкую гранитную пленку, не успевающую затвердевать. Подземный хребет, стоящий с краю тонкой пленки, удаляясь, растаскивается по песчинкам, из-за силы трения теряет свое тело, размазываясь по новообразованному дну океана. Атлантида, живущая на вершине этого монстра-хребта, словно птичье гнездо на ветках подрубаемого постоянно дерева, родилась в страшном месте и в злое время. Землетрясения, от которых трясется на столах посуда селян, – отдача от ударов топора по стволу. Но, отец, дерево когда-нибудь упадет, его нельзя рубить бесконечно. Ты понимаешь меня?

15
{"b":"477283","o":1}