От унижения Джессика едва не расплакалась. Ей хотелось бросить в лицо обидчику что-нибудь резкое, но она сдержалась и, стиснув зубы, просто спросила:

– У тебя есть мыло?

Порывшись в сумке, Джейк выудил кусок мыла, который использовал, чтобы развести пену для бритья, и, бросив его Джессике, демонстративно повернулся и зашагал прочь. Однако далеко отходить он не стал. Во-первых, потому, что в болоте могли водиться всякие твари, так что купаться в нем небезопасно, а он не затем терпел всякие лишения и подставлял голову опасности, чтобы вернуться к Дэниелу с пустыми руками. А во-вторых, не бывать тому, чтобы какая-то девчонка указывала ему, что можно делать, а что нельзя, на что можно смотреть, а на что нет, куда можно идти, а куда нет. Укрывшись за поросшим мхом камнем, Джейк развалился на земле в удобной позе и, сунув в рот травинку, принялся жевать, нежась на солнышке. Отсюда ему было отлично видно Джессику, тогда как она его видеть не могла.

Похоже, Джессика не очень-то поверила в то, что он не станет за ней подглядывать, поскольку рубашку снимать не стала, а зашла в воду прямо в ней. Тихонько хмыкнув, Джейк с наслаждением отдался приятному времяпрепровождению – созерцанию обряда купания прелестной дивы. Вот она вошла в воду, и рубашка, сразу намокнув, прилипла к ее лодыжкам, четко обрисовав их, потом к икрам, к бедрам. Когда вода дошла до талии, рубашка вздулась и заплясала на поверхности, словно толстая подушка. Скоро Джессика выйдет из воды и будет все равно что голая, с удовольствием подумал Джейк, переведя взгляд на желтую бабочку, порхавшую над лежавшим в воде прямо у берега толстенным бревном.

Но в этот момент в голову ему пришла весьма неприятная мысль, и настроение его упало. Не может же он везти Джессику в город в этой немыслимой ночной рубашке, а тем более сажать ее в таком виде на поезд! Придется раздобыть для нее какую-нибудь подходящую одежду. О Господи! Ну за что ему такие мучения! И угораздило же Дэниела связаться с этой особой!

Перед глазами Джейка встал образ Дэниела, такой, каким он видел его в последний раз. Бледный, немощный, лицо кривится от боли. После ранения его отнесли в мамину комнату и положили на кровать с пологом. Как умолял он тогда Джейка найти Джессику! С каким отчаянием вцепился ему в руку! Вспомнив про Дэниела, сраженного пулей отца собственной невесты, Джейк почувствовал, как его охватывает ярость, и недобро прищурился.

Прошлой ночью он слишком устал, чтобы предаваться размышлениям, а до того единственным желанием, которое он испытывал, было желание отомстить. Но теперь правда встала перед ним, суровая и неотвратимая, и о ней стоило поразмыслить. Итак, этот старый подонок, отец Джессики, погиб – мысль об этом привела Джейка в ярость, и он, стиснув кулаки, тихонько выругался, – так что мстить ему, Джейку, больше некому. Этот сукин сын пытался убить Дэниела, и Джейк бы его за это никогда не простил, но судьба распорядилась иначе. Мало того, еще приходится возиться с его дочерью.

Джейк мог бы отдать за брата жизнь, однако этого от него сейчас не требовалось. Требовалось совсем другое: разыскать жену Дэниела – что он и сделал – и привезти ее к нему. Однако здравый смысл подсказывал Джейку, что делать этого ни в коем случае нельзя. Как можно везти к брату женщину, которая – это Джейк знал наверняка – его погубит?

Но ведь, черт подери, он дал слово!

Джейк сердито чертыхнулся. Эти невеселые мысли грозили разрушить радужное настроение, с которого начался день. Только этого ему не хватало! Нахмурившись, Джейк перевел взгляд на Джессику. Запрокинув голову и выгнув высокую шею, она полоскала в воде волосы, при этом соблазнительная грудь ее выпрыгнула на поверхность. У Джейка перехватило дыхание, и он поспешно перевел взгляд на лежавшее в воде бревно.

Эта Джессика – самая настоящая дрянь. Но ведь Дэниел надеется на него. Значит, у него нет выбора. Он сдержит данное брату слово, привезет ему жену, но пока не узнает, что замыслила эта бойкая девица, не видать ей «Трех холмов» как своих ушей!

Приняв это решение, однако до конца не успокоившись, Джейк отбросил травинку, которую пожевывал, в сторону и поднялся. В этот момент на поверхность вынырнула крупная рыбина и тотчас же ушла под воду. В животе у Джейка заурчало. Последний раз он ел сто лет назад и сейчас явственно представил себе, как шипит на сковородке рыба, распространяя вокруг умопомрачительный запах. Джейк уже пытался, когда проснулся, найти дров, чтобы развести костер, но безрезультатно. Вокруг валялись только трухлявые поленья да зеленые ветви, которых не хватило бы даже на то, чтобы вскипятить немного воды для кофе. Впрочем, все это пустяки. К полудню они уже будут в городе, а к следующему утру – в Новом Орлеане, где и позавтракают. Да как позавтракают!

Горячие булочки и сосиски, щедро политая маслом овсяная каша, яичница из шести яиц с ветчиной и полный кофейник кофе! Рот Джейка наполнился слюной.

Но это все в ближайшем будущем. А пока придется довольствоваться несколькими сухарями и парочкой тоненьких кусочков бекона, которые он поджарил два дня назад. Вытащив из одной седельной сумки сухарь и кусок бекона, а из другой – штаны и рубашку, Джейк крикнул:

– Эй, мадам!

Джессика порывисто обернулась, хлестнув по воде мыльными волосами, и машинально прикрыла руками грудь. Глаза ее сделались огромными и испуганными. Джейк усмехнулся. Ну и видок у нее, обхохочешься!

Он потряс в воздухе добытыми вещами, недоумевая, что это на него нашло. Тоже мне благодетель выискался! Единственные чистые вещи, которые у него есть, а он вздумал, видите ли, их отдавать. А сам что наденет? Да ладно, ничего, перебьется как-нибудь, решил Джейк. Похоже, он все-таки испытывал угрызения совести оттого, что не предложил Джессике ночью одеяло, а может, хорошие манеры, которые Дэниел столько времени пытался ему привить, наконец-то усвоились.

– Можешь надеть эти вещи, когда вылезешь из воды, – проговорил он.

– С… спасибо, – пролепетала Джессика, по-прежнему с беспокойством глядя на Джейка.

Бросив одежду на ближайший куст, Джейк добавил:

– И давай побыстрее. Я не намерен торчать тут весь день.

Он отнес предназначавшуюся для завтрака еду на покрытый мхом камень и облокотился о него, удобно вытянув ноги. По правде говоря, если бы он не был так голоден, не хотел бы принять горячую ванну и поспать в нормальной постели, он был бы не прочь провести в этом чудесном уголке пару деньков. Пышная красота заболоченной реки притягивала к себе как магнитом, что вовсе не удивительно: слишком много дней и ночей Джейк провел в обществе отчаянно мычащего скота и своих помощников, особым умом не блиставших. И теперь ему было приятно просто посидеть на берегу, наслаждаясь созерцанием изумительной природы.

Быстро покончив с завтраком, Джейк принялся машинально бросать камушки в лежавшее у самой кромки воды бревно, прислушиваясь к приглушенному стрекоту насекомых и тихому плеску воды. Он не сомневался, что за поворотом болото кончится и начнется дорога. А оттуда до цивилизации рукой подать. Ему даже думать было противно о том, чтобы идти пешком – ни один уважающий себя хозяин ранчо не пойдет пешком, если можно на чем-нибудь ехать, – однако другого, похоже, ничего не остается. Впрочем, Джейк утешал себя тем, что скоро они с Джессикой доберутся до какой-нибудь фермы, где можно будет купить лошадь. Деньги у него есть, без них он еще никогда не отправлялся в путь.

Взгляд его неторопливо переместился на Джессику. И что это она так копается? Джейк хотел было крикнуть, чтобы она поскорее выходила, но передумал.

Джессика закончила споласкивать волосы. Вода ручьями стекала по ее лицу, по струившимся по спине блестящим локонам. Мокрая ночная рубашка плотно, словно кожа, облепила высокую грудь и тонкую талию. Отворачиваться Джейку как-то не хотелось.

У Джессики оказалась чертовски хорошая фигура. Хотя за последнее время она заметно похудела – живот, казалось, прилип к спине, ребра выпирают, ключицы торчат, – однако худоба ее нисколько не портила. Грудь у Джессики была округлая и полная, словно специально созданная, чтобы умещаться в мужской руке, по стройным бедрам так и хотелось пройтись руками. Джейка вдруг охватило желание. Если бы мужем ее был не Дэниел, а кто-то другой, Джейк обязательно выяснил бы, что тот в ней нашел. И если бы Джессика была не Джессикой, а какой-нибудь другой женщиной…