– Дорогой Андрей, у вас есть хоть одна знакомая сдобная булочка?
– Ну как… некогда нам знакомиться… развернул, чай себе налил, и… ой, простите…
…Сдобная Булочка была в ужасе, она все еще не верила, что ее жизнь кончена, что сейчас это чудовище сожрет ее, как пожирало всех до неё… а страшные лапищи уже тянулись к ней, и…
– Уйди от моей Булочки! – грянул голос.
– Ты чего? – злодей обернулся.
– Не смей ее трогать!
Сердечко Булочки затрепетало, она не сомневалась, это был его голос, ее возлюбленного, он был здесь, рядом…
– Уйди!
– Чего ты, Тимка, голодный такой, что ли… ну на, на, подавись… Во народ, чужую булочку хватанул, уже пыль столбом… От тебя не ожидал…
Любимый прижал к себе Сдобную Булочку, единственную любовь всей его жизни. Он чувствовал, что сейчас она избежала страшной смерти, чудовищной участи, он понял, как бесконечно дорога ему была его любимая…
– Вы, конечно, помните эту животрепещущую сцену, когда героине грозила смертельная опасность…
– Ой… боюсь, невнимательно читал… У меня это еще со школы, читаю, ничего не понимаю… потом спросят меня про Пугачева, я спрашиваю, муж Пугачевой, что ли…
– Ну… когда Антон хотел съесть Булочку, но Тимка ее спас… у вас бывало такое?
– Да… как-то из-за булочек не деремся… ну в детстве бывало с братом поцапаемся, мать завопит, не могу больше с вами… отец подойдет, а ну-ка, кто отгадает загадку, тому булочку… зимой и летом одним цветом… И так обидно, я же знал, что ёлка, а ляпнул – заяц… Ну как-то вот вырвалось…
– И что было дальше с той булочкой?
– Ну… как вам сказать…
– Неужели это правда? – спросила Сдобная Булочка, она все еще не верила своему счастью.
– Да… достаточно одного поцелуя, и ты станешь бессмертной, как мы…
Их губы слились в страстном поцелуе, самом совершенном за всю историю поцелуев, и…
– …ну, это фигня полная.
– Хотите сказать, булочка никогда не получит срок жизни человека?
– Ясное дело… ну одна лежала у нас как-то год… почерствела вся, потом в порошок рассыпалась…
– Может… выпьете кофе?
– Ага, не откажусь. С утра маковой росинки… ага, мне кофе пожалуйста с бу… м-м-м-м… с сыром там или с мяском…
…Марианна открыла окно, она знала, что сегодня Ангел Смерти снова посетит ее, осторожно опустится на подоконник. Марианна все еще не могла поверить себе, что злейший враг рода человеческого воспылал к ней нечеловеческой любовью. Полная луна освещала бледное лицо девушки, звезды отражались в слезинках…
– Мы попросили прокомментировать…
В Каракарельских горах
Четверо обходят справа и слева, еще двадцать гонятся сзади.
Ускоряюсь, как могу, врешь, не возьмешь. А ведь возьмут, подстрелят, как пить дать, подстрелят, там опытные охотники, там матерые псы, там быстрые кони, и ружья что надо, и вообще…
Спешу – во весь дух через лес, ап – через овраги, через коряги, в чащу, через ручей, в жизни бы не думал, что его перепрыгну, а вот пришлось.
Большие люди с большими деньгами едут поохотиться.
Забава такая, называется охота на дракона.
Лес расступается, нехотя, хлещет меня по лицу колючими ветками, жалит чертополохом, хватает за волосы, кидает вслед пригоршни репьев.
– Ату его, ату!
– Обходи-обходи-обходи!
А драконов осталось хрен да маленько, да и вообще не осталось, по официальным данным – нуль особей на начало года. По неофициальным – и того меньше.
– Ату-ату-ату!
Поет-заливается охотничий рожок.
Спешу в темную чащу, молюсь, как в старину, как тысячи лет назад – укрой меня, пресвятая матерь-земля…
А охота на драконов запрещена.
– Ну что… – толстомясый дядька смотрит на меня поверх щек, – учитесь?
– Ч-чему?
– Студент, в смысле?
– Не-а.
– А лет сколько?
– Тридцать.
– Это мы в тридцать лет на работу нормальную устроиться не можем?
Чуть не фыркаю, а тебе-то что за дело.
– Ох, молодежь… я в твои годы уже у принца служил. Знаем мы современных этих, учиться не хотим, работать не хотим, подавай нам сразу молочные реки, кисельные берега…
– Да пошел ты… – встаю сам, иду к выходу, дверь не открывается.
– Чш, чш, уж больно ты грозен, как я погляжу. Люблю смелых. Ты бы мне еще в морду дал… Ла-адно, парень, ты скажи, на лошади-то держаться умеем?
– Умеем.
– А ездить?
Из конного клуба не вылезаю.
Теперь понятно, почему работу нормальную найти не можем… ну-ну… ты смотри, а если через лес, по бездорожью, во весь опор…
Бывало.
Молодчина. Ой, молодца, люблю таких, а то иного хлыща денщик на лошадь подсадит, он сфоткается, вот, типа, крутой наездник… Ну вот… – толстомясый открывает шкаф, кидает мне что-то на колени, – видал?
Смотрю. Не верю себе. Такую вещь не то, что в руках держать, на неё дышать страшно…
– Ату-ату-ату!
Скачу во весь опор, через лес, в чашу, в вечерний туман, будь я проклят, если от них не уйду. Спасать свою шкуру, шкуру дракона, может, последнего на земле…
Гудит-заливается рожок охотника.
Расступается лес, укрывает меня от ловчих…
Требуются ростовые куклы.
Представляю себе какую-нибудь хрень в костюме Злой Птицы или Губки Боба, ходит по парку, развлекает ребятишек, хотя современных ребятишек уже ничем не развлечешь.
Набираю номер.
– Секретариат принца слушает.
Холодеет спина, нет, похоже, ошибся…
– Из-звините… не туда попал.
– Ничего, бывает.
Снова набираю номер, хорош буду, если ошибусь, правильно мать говорила, три цифры набрать не можешь…
– Секретариат принца слушает.
Это что, прикол такой, что ли…
– Э-э… я по объявлению. Вам тут… ростовые куклы…
– А-а, нужны, нужны, вы давайте подходите часикам к десяти в администрацию… скажите, по объявлению, пустят вас…
Звенит рожок охотника.
Несется по лесу от преследователей последний дракон…
– Ну… видали?
Никогда в руках не держал.
Смотрю на шкуру дракона, м-мать моя женщина, настоящая…
– Ну что, мил человек… прикол такой знаете, на драконов охотиться?
Вздрагиваю.
– Запрещено же.
– Пра-ально говорите, запрещено. Только тут другой прикол, всадник себе на спину шкуру цепляет, и в лес. И охотников по следу пускают…
Что-то вспоминаю:
– А кто шкуру сдернул, тот победил, ага?
– Правильно мыслите, мил человек… о-ох, с такими мозгами, да нормальную работу не найти, я в ваши-то годы…
Делаю вид, что снова хочу пойти к двери. Толстомясый поднимает руки в знак капитуляции.
– Ату-ату-ату!
Несется через лес последний дракон. Я знаю этот лес – как свои три пальца, здесь я родился под корнями старого дуба, здесь я учился летать, здесь я неумело хватал первые звезды с неба, здесь увидел дочь лесоруба, первую свою любовь…
Лай собак.
Охотничий рожок.
Цокот копыт, от которого трясется земля.
Спешу во весь дух, врешь, не возьмешь. Уже и не помню, что мне там нашептывал толстомясый, ты это, сначала приударь как следует, по лесу их погоняй, а потом скорость-то сбавь, чтобы принц подъехал. Какой принц, какое там все, они не возьмут меня, унесусь от них далеко-далеко в чащу леса, к подножьям высоких гор, где еще остались такие, как я, где примут своего потерянного брата…
– Ату-ату-ату!
Выстрел. Это новенькое что-то, выстрелов мне не обещали, холостыми, что ли… Ну ясное дело, холостыми, еще бы они не холостыми стреляли…
