Мойра взялась за лестницу, которую Джонсон – крупный мужчина, служивший дворецким у Октавии, – принес раньше, и начала украшать комнату омелой. Сегодня здесь не будет недостатка в поцелуях. Конечно, все будет в соответствии с правилами приличий и праздничным обычаем. Достойные молодые люди будут добиваться Минни как раз под этими ветвями. На виду у Мойры, конечно.

Взобравшись по ступенькам, чтобы прикрепить последнюю ветку, Мойра изо всех сил старалась дотянуться до нужного места. Она не смогла точно рассчитать, где прислонить лестницу к стене. Ей помешала висевшая рядом картина. Она поднялась на цыпочки, потянулась вправо, еще чуть-чуть… О-о-о!

Тут лестница наклонилась, резко качнулась назад. Мойра инстинктивно стала хватать руками воздух, тшетно пытаясь сохранить равновесие. Лестница упала, увлекая ее за собой на пол. Но вместо пола Мойра оказалась в объятиях. Ее крепко обхватили, чуть ли не расплющив грудь. Она не видела, кто это был, только ощущала чистое тепло сильного мужского тела.

– Держитесь, – проговорил Уинтроп Райленд. Ее колени были готовы подогнуться, ноги не держали. От пережитого испуга сердце чуть не выскочило из груди, а его голос лишь усилил волнение. Внутренне сжавшись, она попыталась отстраниться, чувство приличия заставило ее как можно дальше отодвинуться от него.

Он и не подумал отпустить ее, как это сделал бы любой благовоспитанный человек. Он просто стоял, обнимая ее совершенно недопустимым образом, и ждал, когда она посмотрит на него и встретит его неописуемый взгляд. Нет, она поступит по-другому. Она не позволит ему завлечь себя и потребует, чтобы он оставил ее в покое.

Ее решимость длилась секунды три. Голубые глаза, опушенные длинными, загнутыми вверх ресницами, смотрели на нее открыто из-под мягко изогнутых бровей. Ей казалось, что в его лице не было ни изъяна, все было правильным. Мелкие недостатки могли бы испортить и более впечатляющие лица, но только не его. Господи, как он красив! И он наверняка знает это. Такие мужчины обычно хорошо понимают, как они привлекательны.

Из своего небольшого опыта она знала, что красивые мужчины часто предпочитают особые компании себе подобных. Но Уинтропу Райленду явно нравилось общество женщин.

В то же время ей пришло в голову, что он и к ним совершенно равнодушен. По этой причине она сделала вывод, что больше всего он любит самого себя, хотя старательно скрывает это.

Его темные волосы были слегка напомажены, щеки порозовели, как у человека, пришедшего с холода. Глаза улыбались, собирая морщинки в уголках, на щеках обозначились ямочки. Может, он смеется над ней, сквозь тонкую ткань платья слыша, как бешено колотится ее сердце? И почему ей не пришло в голову надеть что-нибудь более изящное, а не этот бледно-голубой утренний капот? Она, должно быть, смотрится бесполой.

Тогда почему он глядит на нее так, словно она ему нравится такая, какая есть?

– Должен сказать, леди Осборн, мне частенько хотелось, чтобы женщины падали в мои объятия, но я и не представлял, что это произойдет.

Низкий, вкрадчивый, с богатыми модуляциями, это был голос джентльмена. Но в нем было столько откровенного лицемерия, что Мойра вздрогнула. В манере говорить звучала насмешка, словно он хотел, чтобы все знали, что он притворяется.

– В самом деле, мистер Райленд? Надо же, какие милые фантазии посещают вас. А вот я обычно думаю, что упаду, только когда падаю.

Его глаза посерьезнели. Отлично, ее тон подействовал. Обычно ей была чужда такая ядовитая вежливость, хотя она знала многих, которые довели умение общаться таким образом до совершенства. Жаль, что к ним, судя по всему, принадлежит и Уинтроп Райленд.

С сияющими глазами он продолжал удерживать ее, хотя теперь она твердо стояла на полу. Он должен бы знать, что поступает совершенно неприлично, что через ткань платья она чувствует, как он прижимает ее к себе, как их ноги соприкасаются по всей длине.

– Тогда до следующего раза, – пробормотал он.

Вот это был его настоящий голос. Она поняла это по дрожи, начавшейся в низу спины. Низкий, нежный и томный, он окутывал, словно горностаевое покрывало в холодную зимнюю ночь. Она почувствовала прилив сил даже не оттого, что он был рядом, а от его слов. И никакого извинения за невежливость, хотя он, конечно, спас ее от реального увечья.

– Благодарю вас. – Не поднимая глаз, Мойра коснулась ладонями его плеч и осторожно отодвинулась. – Можете меня отпустить.

– Не сейчас, миледи.

Не сейчас? Что он имеет в виду? Вздернув подбородок, она вознамерилась задать ему именно этот вопрос, но, взглянув на него, уже знала ответ.

Они стояли под ветками омелы, которые ей удалось закрепить, прежде чем лестница свалилась. Мойра испуганно глядела на него. Он ответил ей улыбкой, той самой – холодной, уверенной, чуть кривоватой.

– Вы поцелуете меня, леди Осборн? Или, может, я – вас?

Лишь поцелуй. Это все, чего хотел Уинтроп. Один раз коснуться ее губ, и он отпустит ее.

Он не понимал, почему ему так страстно захотелось испить аромат ее губ. Необъяснимо. Она была изящной, но не хрупкой, как ему показалось сначала. Огромные глаза, прямой, тонкий нос. Острый рисунок бровей, четкая линия подбородка. Мягкость прослеживалась только в очертаниях рта – верхняя более короткая вздернутая губка над пухлой нижней. А ее кожа была такой, как он и думал, – гладкой и чистой.

Она могла бы ударить его. Многие женщины отважились бы на это, но не виконтесса. Она легко приникла к нему, упираясь руками в его плечи, и не вырывалась. Просто стояла и дрожала.

Дрожала. Господи, когда в последний раз женщина трепетала от его прикосновения? И ведь она не была напугана. Он видел, как светились ее большие миндалевидные глаза. Она была настороже и, пожалуй, немного озадачена, но при этом не испытывала страха. Как, впрочем, и беспокойства оттого, что могла увидеть в нем благодаря своей проницательности. Он ощущал этот испытующий взгляд, который достигал самых укромных уголков его души.

Ее тонкие, длинные пальцы сжали шерстяную ткань его сюртука.

– Это очень неучтиво, мистер Райленд.

– Вот как? Вы считаете меня дикарем? – Неистовым, потому что его брюки вздулись от возбуждения? Оттого что ему отказано в обладании этим податливым телом?

– Разве не дикость мучить меня, как это делаете вы? – Ее низкий голос зазвучал еще глубже, и в нем появилась легкая хрипотца. – Не надо играть со мной в эти игры.

Итак, она считает себя мученицей. Да она просто не понимает смысла этого слова. Как, впрочем, и он до настоящего момента.

– Я считаю самым откровенным издевательством то, что вы, леди Осборн, не позволяете поцеловать вас, как бы мне этого ни хотелось.

Она посмотрела на него в упор. Возможно, вначале она подумала, что он дразнит ее. Наверное, она не сразу поняла, что он не просто флиртует с ней. Как женщина, тем более уже бывшая замужем, может быть настолько наивной, чтобы не распознать, когда мужчину по-настоящему тянет к ней? Его, в частности. После их стычки прошлой ночью он не мог думать ни о чем, кроме нее. Она заинтриговала его. И ему захотелось познать ее в библейском смысле этого слова.

– Это наказание? – спросила она, явно задетая. – Вы пытаетесь получить компенсацию за то, как я обошлась с вами прошлой ночью? Не беспокойтесь. Я уже достаточно отругала себя, уверяю вас.

Уинтроп нахмурился:

– Что за ерунда? Женщина, я хочу целовать тебя, а не наказывать. Или я настолько отвратителен, что мой поцелуй – наказание? – Теперь он сам не удержался от пошлой глупости. Он не был таким высоким, как Девлин, так хорошо сложен, как Норт, или так красив, как Брам. Но он совершенно точно знал, что большей части противоположного пола он не кажется отталкивающим.

И еще понимал, что если бы леди Осборн считала его настолько противным, она тут же ударила бы его и потребовала выпустить ее из объятий.