Ну так и сейчас не даю.

Я знал, что многие мне завидуют. Дочь Фралира, главы клана Кипящего Озера, была достойна того, чтобы обернуться ей вслед. Волосы цвета светлой бронзы, обычно спускающиеся на грудь двумя церемонными косами, сейчас были распущены и яростно развевались, подчеркивая каждое слово своей хозяйки. Большой мягкий нос мне всегда хотелось погладить – он был каким-то необыкновенно уютным, хотя и наводил на мысли о притворяющейся котенком пантере. Вернее, теперь наводил. После того как в одной из Фиониных книг я увидел этих удивительно грациозных животных. И котят, и пантер.

– Чинтах, ну чего ты от меня хочешь?! Чтобы я отрекся от Клятвы? Попросил Фиону меня от нее освободить? К кому ты ревнуешь? Она – человек, я – гном. Она – жена короля…

– Это ничему не мешает, – безапелляционно заявила Чинтах. – Вьорк уже стар, ты же сам говорил, что они не спят вместе!

Я и без того не раз успел пожалеть, что в свое время об этом заикнулся.

– Ну вот что. – Теперь, когда ее слезы высохли, я мог позволить себе быть жестким. – Хочешь уходить – уходи. Но я больше не намерен слушать о том, как часто я с ней встречаюсь и как много времени с ней провожу. В конце концов, она – моя королева. Чинтах, вдумайся, это же просто оскорбительно…

Хлопнула дверь. Запах терпких арахисовых духов задержался на пару минут, но вскоре покинул меня и он.

Похоже, и правда все кончено.

Проклиная всех женщин мира, я натянул легкую кольчугу, пристегнул меч и поспешил в Чертог. Король не станет меня ждать.

С тех пор как я стал Щитом, Чинтах просто взбесилась. Всего, что она наговорила о Фионе, хватило бы не на один смертный приговор. У людей, конечно, не то что у нас: сама мысль о том, что за слова можно казнить, сперва заставила меня расхохотаться. И только потом, узнав, сколько народу в Ольтании сложили голову на плахе за так называемое оскорбление величества (слова-то какие – важные, пузатые, надутые), я в очередной раз подумал, до чего же мы различаемся.

Вроде все так же: две руки, две ноги, одна голова. Мозгов тоже примерно одинаково, но это уж как кому Крондорн дал. Или им, значит, Меркар. Хотя я так толком и не разобрался, в кого Фиона больше верит: в Меркар или во всяких там других богов, которых у людей целая толпа, совсем как у нас – глав гильдий.

И тем не менее мы совсем разные.

Позавчера Фиона дала мне почитать книгу человеческих стихов. Ничего так стихи, есть даже забавные. И вдруг словно про нас: «Как Аспари[3] с Луной не слиться, не понять мне тебя вовек…» Вовек мне ее не понять: все, ну все не так. Она видит одно, я – другое. Помнится, я, когда впервые попал в Чертог, застыл на самом пороге. И не двинулся с места, пока не впитал в себя эту огромную величественную пещеру, равнодушную, прекрасную, прекрасную в своем равнодушии… А она сразу кинулась к гобеленам.

Почему для нее так важно, кого там изобразили наши мастера? Что зависит от того, что этот ювелир – Стромт, а не кто-нибудь другой? Да ясное дело, Стромт, кого ж еще на гобелен перетащить, как не его! Но ведь Чертога-то она за ним и не увидела…

Нет, не понять мне тебя вовек. Ты не гномиха, ты – человек.

Да, ссоры с Чинтах определенно размягчают мозги.

Я едва успел занять свое место за троном королевы, как Труба подал знак продолжать Ночь Роракса.

А вот Фиона опоздала.

И это даже хорошо: пока Гвальд и Тиро сопровождали ее к трону, я мог спокойно понаблюдать за лицами собравшихся.

Хийнм усмехнулся – не к добру. Терлест насупился – ну да он всегда такой «веселый». Про таких говорят: кобольд мимо люльки пробегал. Фралир мне даже подмигнул. Подмигнул в ответ и я: надеюсь, что моя размолвка с Чинтах нас не поссорит. А вот отец нахмурился – Трубу он часто не одобряет, и его идея дать королеве Щитов тоже сочувствия не вызвала. «Блажь это, чистая блажь» – единственное, чего мне удалось от него добиться. Был бы он Ведающим минувшее, мы бы до сих пор в доспехах из шкур тигланов ходили. А так подземные львы могут спать спокойно.

Фиона шла, высоко подняв голову. Маленькая, хрупкая, она словно бросала вызов и этому гигантскому залу, и всем в нем собравшимся.

Плохо, надо будет потом ей сказать. Может, в Ольтании королевы так себя и ведут, да только у нас тех, кто нос задирает, особо не любят.

Смешная она. Ребенок ребенком, а старается.

Слишком старается.

Стоило ей сесть, как Труба намекнул, что Хийнма лучше бы не злить. Я бы и сам ей это сказал: поссориться с кланом Алтаря проще простого, а вот помириться потом… Хийнм и так не упускает случая подчеркнуть, что Храм Дара стоит на землях его клана.

Можно подумать, это он его строил.

Да только после таких слов я не сомневался, что Фиона не смолчит. Вьорк плохо ее знает: надо было посоветовать ругаться с Хийнмом почаще, слова не давать ему вставить. Тогда бы она молчала, как заваленная.

Или не молчала бы? Вообще-то она хоть и человек, а шутки ценит. Не все, конечно, но многие.

У Хийнма с чувством юмора похуже. И когда Фиона его срезала, он чуть не взвился. И взвился бы, если бы не Труба.

Надо будет сказать остальным Щитам: первого врага она себе нажила. Если и дальше так дело пойдет, нас четверых может не хватить.

Впрочем, дед часто говорит, что я отношусь к жизни слишком серьезно. На его памяти королевам никогда никто не угрожал. С королями еще бывало, а вот до их жен у злопыхателей обычно руки не доходили. Да и смысла нет на королеву зубы точить. Даже когда Дхари осталась одна с малолетним сыном на руках, внешне все было как положено – она и правила, и глав кланов собирала, да только все знали, что нет в ней крови Роракса. А Фиона и вовсе человек…

У меня еще вот что никак не идет из головы – зачем Труба дал Фионе Щитов? Спросил у Крадира – тот и сам не знает, только посмеивается. Чинтах пару недель назад предположила, что все дело совсем даже не в Фионе, а в Кренне: если Сьеже все у нас полюбили, то Кренна как жила, стиснув зубы, так ее со стиснутыми зубами и похоронили. То ли не смогла она ни с кем толком у нас подружиться, то ли не захотела – разное рассказывают. Да только и Вьорку нелегко с ней было, и Фиона теперь расплачивается: Хийнм-то Кренну отлично помнит.

И все же Чинтах меня не убедила. Если Труба хотел, чтобы юную королеву окружали друзья, так и надо было побольше девочек ей в кранчеккайлы набрать. Хотя нет, тут уже другие разговоры могли пойти: мол, Фиона без помощи шагу ступить не может. Ну хорошо, не в кранчеккайлы… Придумал бы что-нибудь, создал бы ей свой двор – и традиций никаких менять бы не пришлось.

Спросить бы, конечно, Вьорка напрямую, да не те у нас отношения, чтобы в душу к нему лезть…

Тем временем Труба объявил перерыв. Я ожидал, что король поговорит с Фионой, но он вместо этого, похоже, предпочел прощупать, на самом ли деле королеве удалось переубедить Транда. А мы с Фионой отправились в небольшой трактир, который я полюбил еще в те годы, когда бывал в Брайгене лишь время от времени.

Она, конечно, на Трубу обиделась. А досталось мне.

Я был бы не против, если бы уму-разуму ее учил Шенни, а я – только охранял. Но Шенни на Ночь Роракса, само собой, не пустили. Гвальд с королевой ссориться не стал бы, он вообще на подобные вещи смотрит проще. Стради, по-моему, тайно в нее влюблен: такого болтуна еще поискать надо, а как Фиону увидит, хоть бы слово сказал. Остается Тиро, а Тиро самого бы кто жизни поучил.

Разговора, естественно, не получилось. Фиона еще не отошла от стычки с Хийнмом, гордилась своей маленькой победой и от моих нравоучений только плавники растопырила, как пещерный ерш.

И тут на пороге появился Гвальд.

– Фиона! – проорал он с порога. – Скорее! Вьорку плохо!

Дипломат, тиглан его за ногу!

Фиона вскрикнула и кинулась за ним. Я побежал следом.

Но… Гвальд примчался один, а если король при смерти… Тут и он, похоже, вспомнил про Хартию: резко остановился, повернулся и перегородил собой проход.