Блаженствуя, он сделал еще глоток. Мысль эта приятно колыхалась в сознании, и, как много раз раньше, слова были готовы сорваться у него с языка. Но он сдержался. Насчет тайн у него уже был опыт. Раскроешь тайну, и нет уже потом от нее радости, нет сладостного бремени. Раскрывая тайны, обедняешь себя, словно счета в банке закрываешь. А как славно, когда у тебя много маленьких счетов в банке! Это подсказывал ему опыт, а уж опыта у Нуммермана хватало.
- Незабываемо! - сказал он об игре Винкеля в последнем акте. Он явственно почувствовал, как поэтическое чувство шевельнулось в груди. Он стал как бы больше, шире. В сущности, он мог понять людей, опьянявшихся духовными радостями. Кто его знает, будь и у него в молодые годы время да деньги... Но жизнь Нуммермана прошла в каторжном труде, подчиненная одному правилу: только вверх! Скачок от ручной тележки до последней модели "бьюика" (не считая вместительного пикапа и элегантной спортивной машины, на которой ездили дети), что там ни говори, был совершен всего за тридцать лет. За тридцать лет всего не наживешь, и уж конечно, поэтического чувства - во всяком случае, на каждый день.
- И подумать только, что пьеса горит, - неожиданно вздохнул он.
Фру Нуммерман тихо поставила бокал, покорно ожидая прозаических высказываний.
- Горит?
- Ты что, газет не читаешь, дорогуша? Театр этим артистам едва на зарплату наскребает. Бог его знает, сколько такой вот Винкель выгоняет в месяц.
- Но, Нуммер, милый, ведь это совсем не важно. Ты подумай только, какое духовное обогащение, какое раскрытие...
- Ну, ну, жить-то ему тоже надо! - с добродушной жестокостью воскликнул Нуммерман. - Что ты скажешь насчет кусочка бри 1 и крохотной рюмочки... - И он собрался сделать едва уловимое движение головой, на которое метрдотели всего мира стремглав летят к Нуммерманам, тогда как другие посетители могут дергаться, как гимнасты на трапеции, не привлекая к себе внимания самого последнего стажера-официанта...
1 Сорт сыра.
Но тут в поле его зрения оказалось нечто иное.
- Смотри-ка, да это же Винкель... - Он порывисто поднялся и, протянув руку, направился к худощавому, хорошо одетому человеку лет пятидесяти с лишком, который уже несколько раз прошел по залу, высматривая кого-то из своих друзей. Пока фру Алфхиль собиралась остановить мужа, она с изумлением стала свидетелем того, как оба господина поздоровались за руку и вернулись к ее столу, а подлетевший незаметно официант подставил стул под седалище знаменитого деятеля сцены. Пока все это происходило, Винкель успел наклониться над рукой фру Нуммерман и сообщить, что весьма польщен. Фру Нуммерман почувствовала себя словно дважды провалилась сквозь пол, но благополучно вернулась обратно. Когда она совсем оправилась, на столе стояло шампанское, а сама она, взвешивая каждое слово и заикаясь, что-то лепетала об игре в последнем действии.
Актер смущенно поднял бокал и сказал:
- К сожалению, сегодня спектакль прошел неважно. Мария была вдребезги простужена, но любовную сцену провела мужественно.
У фру Нуммерман перехватило дыхание, но директор Нуммерман добродушно заметил, что так он и думал: без гриппа столько слез не выдашь. Укоризненный взгляд жены не возымел на него в этот миг никакого действия.
- Вот сижу я и думаю, - произнес ее кошмарный супруг, - сколько такой, как вы, может выгонять в год. Работа тяжелая, да тут еще все эти репетиции; когда наизусть учишь, это, наверное, самое паскудное.
На сей раз фру Алфхиль показалось, что она не просто проваливается сквозь пол, а летит прямо в подвал, но по дороге туда она услышала поразительный ответ актера:
- Да, работа тяжелая, приятно слышать сочувственное слово от человека с вашим положением. Большинство и понятия не имеют о том, как...
Фру Нуммерман вновь поднялась на поверхность. Она чувствовала фигурально выражаясь, - словно вовсю работает ногами, чтобы подоспеть вовремя и спасти ситуацию. И тут она услышала слова Нуммермана:
- И всего каких-то несчастных тридцать тысяч! Неужели, по-вашему, дело только за ними и стало, чтобы в трубу не вылететь?
Винкель пожал плечами. Он прочитал в газете и больше ничего не знает. Тридцать тысяч, несмотря на успех, которым пользуется пьеса...
Не успела фру Алфхиль прийти в себя, как на столе появилось новое ведерко с шампанским, и над бокалами послышалось: китобои и танкеры. Затем: пари, капиталовложение, процент. Фру Нуммерман не верила своим ушам, но разговор был совсем такой, как во время мужских обедов, когда ей казалось, будто присутствующие беседуют по-китайски.
- Но, Нуммер! - лихорадочно шепнула она и попробовала зацепить ногой под столом ногу мужа. Но завладела она чужой ногой. Актер Винкель, на мгновение отвлекшись, поднял на нее глаза и дотронулся до ножки своего фужера, как бы тайком поднимая тост за нее - вежливости ради. Фру Нуммерман неудержимо залилась краской и рукой в длинной перчатке взялась за сумочку.
Винкель мгновенно отреагировал:
- Для вашей супруги уже поздний час. Весьма признателен, было очень интересно.
Но Нуммерман тотчас же ответил:
- Что вы, и речи быть не может, как по-твоему, Алфхиль? Было очень мило, а сейчас мы поедем к нам и поддадим как следует. - И, взглянув на актера, добавил: - Она, доложу я вам, привычная. Ни один мужик ее не перепьет.
Была прохладная ночь, высоко в небе сияли звезды, когда Винкель шел домой: он не стал брать такси. Он думал о последних словах фру Нуммерман при прощании: "Одинокая звезда движется домой под звездами". Да, каких только зверей нет в Ноевом ковчеге!
Винкель расчувствовался от виски и теплых слов. Сам он, может быть, когда-то вот так же любил искусство - произносил пышные фразы, витиеватые словеса. В прежние годы из мелких событий этой ночи получился бы славный анекдотик, который можно было бы на следующий день рассказать в перерыве между репетициями, - вечно юный анекдот про обывателя, разглагольствующего об искусстве в ночные часы. Но теперь не то. Винкель устал от славных анекдотов. Кроме того, похоже, что этот Нуммерман и впрямь собирается выручить театр в трудную минуту. Да, действительно, каких только зверей не бывает! Но в конце концов, если разобраться, стараешься ведь именно для такой публики, которая платит за билеты. А этот эпизод с ногой под столом наверняка недоразумение. Приятно думать, что люди порядочны.
Под бархатистым небом на балконе стояли супруги Нуммерманы, пребывавшие в поэтическом настроении. Вечер получился великолепный, незабываемый. Говорили об акциях, дефиците и условиях жизни деятелей искусства. С интересом заглядывали за кулисы. Фру Алфхиль, стоявшую на балконе и обнимавшую четверть солидной талии супруга, переполняли чувства, едва ли выразимые словами.
- Мириады миллиардов! - воскликнула она восторженно. Это относилось к звездам. У фру Алфхиль была слабость: к ночи она начинала изъясняться пифическим языком.
Но и супруга ее переполняло поэтическое чувство. Он уставился в звездное небо и сказал - взволнованно, словно принимая решение:
- Тридцать тысяч.
