На спуске, где узенькая тропинка выходила на проселочную дорогу, висело три почтовых ящика - синий, красный и желтый. Ограда вокруг них обрушилась уже несколько десятков лет назад, но государство сохраняло в порядке три столба, к которым они были прикреплены. Это были государственные столбы.
Лизе принадлежал желтый ящик. Когда-то на нем черными буквами было написано название маленького местечка в горах, но буквы уже давно стерлись. Впрочем, это не имело никакого значения. Почтальон знал хозяев всех почтовых ящиков в поселке. Он был так же стар, как они, как Лиза.
В жизни Лизы произошло три важных события: гибель "Титаника", смерть Йона на войне и выигрыш в лотерее. Известия о двух последних событиях она получила по почте. О гибели "Титаника" она узнала случайно: в ее дом зашел прохожий, у которого была газета, а в газете было сообщение. Лиза тогда еще не имела привычки читать газеты и жила одна-одинешенька, как и теперь. И вот она прочитала сообщение о том, что гигантский пароход наскочил на ледяную гору где-то в море; это событие произвело на нее ошеломляющее впечатление, оно уже никогда не могло изгладиться из ее памяти, оно стало определенной вехой в ее существовании.
Все ужасные мировые события, о которых Лиза узнавала позже, казались ей незначительными по сравнению с гибелью "Титаника".
Этот прохожий и стал отцом Йона. Он пришел из леса, как приходили многие, и остался ночевать, как это делали многие. Он встал рано утром, заплатил за кофе и ночлег, поблагодарил и распрощался. Лиза даже не узнала бы его, если бы встретила на следующий день.
Это было единственной ошибкой Лизы. Грех случился с ней, когда она была уже в летах, и она не придала случившемуся большого значения. Лиза родила Йона летом, на заре, никого возле нее не было, только в лесу куковала кукушка. Едва оправившись от родов, она пошла косить траву корове.
Йон подрос, начал ходить в школу. Мальчик оказался способным, хорошо учился, разбирался в механике, потом он стал помогать матери, иона смогла приобрести вторую корову. Когда пришли немцы, Йон спустился на проселочную дорогу и вместе с другими парнями захватил немецкий автомобиль. Его убили в поселке, недалеко от города. Когда оккупанты запретили держать радиоприемники, Лиза продала одну корову и купила приемник, а на оставшиеся деньги - лотерейный билет. И вот на этот билет однажды пал выигрыш. Она спрятала деньги в погребе. Ведь они пригодятся Йону: он будет учиться, поступит в вечернюю школу, а потом станет инженером. Каждый раз, пересчитывая их и пряча в железный ящик, стоявший в углу погреба, Лиза вспоминала, что Йон умер. Тогда она шла в комнату и, слушая по радио об ужасах, происходивших в мире, думала о "Титанике".
Раз в неделю Лиза спускалась в поселок к почтовому ящику, висевшему на столбе у проселочной дороги. Она ждала писем. Встречавшиеся ей люди заговаривали с ней. Им казалось, что они в чем-то перед ней виноваты; им хотелось чем-то помочь Лизе. Часто добрые люди говорили друг другу: "Нехорошо, что Лиза живет совсем одна. Подумать только, а вдруг с ней что случится!"
Им хотелось сделать для нее что-нибудь. Чаще всего они посылали за ней кого-нибудь из детей и приглашали ее зайти. И она заходила. Она брала маленькую детскую ручку в свои старые, жесткие руки, и так, крепко держась за руки, Лиза и ребенок входили в дом. Дети любили ее. Им казалось, что она принадлежит к какому-то иному миру, они наблюдали за игрой морщинок на ее лице, представлявшемся им как бы суммой многих лиц. Дети верили, что она знает все на свете.
И взрослые любили поговорить с Лизой. Им тоже казалось, что она знает больше других. Они не спрашивали прямо, есть ли у нее радио, но старались выведать, что делается в мире. Самое удивительное, что Лиза действительно знала все и могла рассказать об услышанном не в общих чертах, как обычно рассказывают старухи, нет, она знала все длинные и трудные названия городов и сел. И когда перед ней клали карту, она точно могла указать, где проходит линия фронта, она водила по карте скрюченным желтым пальцем, похожим на клюв птицы, хотя руки у нее были хорошей формы. В поселке лишь у немногих было радио и уже совсем мало кто решался передавать другим то, что слышал, ибо распространение сведений каралось смертной казнью. А кроме того, у каждого было много своих дел, своих забот, и люди часто забывали о том, что творится в мире.
У Лизы не было таких дел, о которых приходилось бы много думать. У нее была корова и маленькое поле, вспахивали его и боронили для нее добрые люди. Был у Лизы и луг, траву она косила сама и сушила сено. Зимой она протаптывала в снегу тропинку к колодцу и расчищала двор. Она колола дрова сильными, четкими движениями, а привозили ей их жители поселка.
Больше Лизе не о чем было думать, и поэтому она запоминала всякие трудные названия, которых другие не могли запомнить. Так Лиза, спускаясь в поселок верхом на своей старой, массивной палке от лыж, становилась вестницей, приносящей новости со всего широкого мира. И когда люди крестились, ужасаясь совершавшимся там безумствам - тысячи убитых, разоренные поля, сожженные леса, города, превращенные в прах и пепел, - Лиза думала о гибели "Титаника" и смотрела прямо перед собой неподвижным взглядом. У нее раз навсегда создалось свое мерило ужасов. Миллионы убитых это все равно не больше, чем те тысячи людей, которые затонули вместе с "Титаником". Когда-то давно она узнала об этом несчастье, и оно так глубоко поразило ее, что как бы срослось с ее сердцем и продолжало жить в нем. И с тех пор самые ужасные события как бы не касались ее лично, а просто происходили где-то там, в мире.
А по вечерам, когда ветер трепал березы и их листья ласкали стекла окна, Лиза, рискуя жизнью, слушала радио, и звуки оркестра наполняли ее комнатку: триста человек в Лондоне играли для нее. Потом Лиза передвигала рычажок, и звуки бетховенской музыки неслись лавиной, бурным водопадом лились между шкафом, украшенным фарфоровой собачкой, и подоконником, заставленным комнатными цветами в горшочках, и тогда она заново переживала всю трагедию на тонущем "Титанике", видела его накренившуюся палубу, слышала вопли объятых страхом смерти мужчин, женщин и детей. Эти крики прорезывали ночь и неслись в море. И казалось, ледяные морские волны прокатывались по ее комнатке, синие и высокие, наполняя ее сердце холодом бесконечности. А позже, когда музыка стихала, она долго сидела, склонясь над вязаньем... для Йона.
Нередко случалось, что из лесу появлялись люди и по старой привычке заходили к Лизе. Когда-то это было для нее источником дохода - она варила им кофе, оставляла ночевать. Тогда они приходили чаще, по нескольку раз в месяц, если позволяла погода.
Но даже теперь, во время войны, когда люди без особой нужды не бывали в лесу, все же к Лизе кое-кто заглядывал. Иногда до путников доносились звуки радио даже прежде, чем они видели домик Лизы. И в другой раз, в темноте, вечером или ночью, они с радостью устремлялись на мерцавший где-то вдалеке огонек. Вопреки приказу Лиза не затемняла своих окон и часто сидела до глубокой ночи, слушая симфонию мира, звучавшую в ее комнатке. Она слушала речи на иностранных языках, которых не понимала, и поэтому все те ужасы, которые творились в мире, казались ей еще более мрачными и таинственными. И заходившие к ней люди в страхе прислушивались к голосу мира, будучи вдали от него, и никогда никому не рассказывали о том, что слышали. Многие знали о гибели сына Лизы и считали, что старуха тронулась умом.
Однажды и он прошел мимо. Он слегка волочил одну ногу - и тут-то она вспомнила! Он сильно устал от долгой ходьбы, Лиза смотрела на густые волосы, падавшие ему на лоб, и думала - помнит ли он, узнает ли он ее? Она поставила перед ним кофе в кухне, и, пока он сидел за столом, покрытым старенькой клеенкой, а она стелила ему постель в комнате, они разговаривали через открытую дверь, совсем как в тот раз. Это было тридцать лет назад, в будущем году ей исполнится семьдесят. В поселке уже толковали о том, чтобы отправить ее в дом для престарелых. Но Лиза и слышать об этом не хотела.
