9. Примечание к с. 126.
"Даже такая ерунда, как Хлестаков, способен к абсолютному творчеству, способен к созданию мирового поля мифа... Откуда что берется. Абсолютно творческая нация. Где даже полная бездарность - "созидает".
К с. 175.
"Русский народ очень сложный, нервный. Даже простой крестьянин, рабочий сложен, запутан. Непредсказуем".
Вот этот русский хаос, русское творческое начало и не дает нам часто сосредоточиться. Не хватает бездарной пунктуальности, неукоснительного исполнения, простого ремесленничества. Вот и потребовалась немецкая династия, чтобы придать форму русскому бриллианту. Потребовался грузин Сталин, чтобы упорядочить революционный хаос, ввести русский поток в державное русло. Сегодняшнюю апологетизацию Сталина уже ничем не остановить. Грязи было вылито столько, что добавить уже нечего и некому. А крушение государственности для всех таково, что в головах вчерашних антисталинистов возникает требование максимального порядка. Отменяя советскость по сути, в атмосфере безбрежной воли Дмитрий Галковский проповедует сталинизм. Что противопоставляет он беспределу разрешения? Пропитываясь мыслями Розанова, далее Галковский развивает его возможное утверждение. "Он мог бы и так сказать сейчас: какой год был самым счастливым за последние сто лет русской истории? Страшно вымолвить, но 1837-1887-1897-1907-1917-1927-1937 - это все вниз. А 1937-1947-1957-1967-1977 - вверх. 37-й - это год смерти революционного поколения. Свиньи упали в пропасть. 1947 - это уже частичное искупление позора русско-японской войны, это отказ от уничтожения русской церкви... 1967-1977 - это отказ от еврейской фронды при разрастании процесса демократизации вширь, в самую толщу народа..."
А что же, по Галковскому, делать с нашими писателями, с нашей интеллигенцией? Пусть служат государству. Как служили Сталину. "Русская государственная мысль прохлопала ушами нашу литературу. Она отнеслась к ней слишком серьезно, слишком благоговейно... А "цыпленки тоже хочут жить". И пошли на содержание к евреям, к масонам и иностранным разведчикам. А вызвали бы их в известный момент в известное учреждение: так, мол, и так, Лев Николаевич, мы вам, русскому дворянину и офицеру, хотим доверить выполнение важного и ответственного задания... И вышел бы "Хаджи Мурат" без "позорных страниц"... И этот же крик отчаяния у Толстого, ключ ко всему его поведению. И не только его, а и всех талантливых русских, не знающих, куда этот талант несчастный сдать... Их забыли. И в результате громадное историческое значение при полной неподготовленности к этому, полном отсутствии политического смысла и воспитания. И в результате - крах"...
Вот так и сегодня. Представьте, что полностью изменилась бы государственная политика, побежали бы талантливые русские в "Знамя", в "Октябрь", на радио "Свобода"? Если бы не Сорос, а государственный и национальный капитал подкармливал национально осмысленную литературу - всех остальных и запрещать не нужно. Сами разбегутся. Какое бы наверху ни было государство, но пока русский народ составляет большинство, пока на низовых уровнях сидит, пусть и колониальная, но русская же администрация, русская идея просочится во все уровни, и тут уже не так важна семантика, какими словами прикрывается эта идея, хоть и социалистическими. Галковский не признает русских националистов старшего поколения - и Бог с ним, пусть идет дальше, но, принимая русский народ, он же сам и убеждает принимать его целиком, по-розановски, "до социализма". "Любите русского до самого социализма, "вместе с ним", и любите его "до него", глубже него. Принимайте русского, какой он есть, целиком..."
Не случайно так проникновенно пишет Галковский о необходимости инквизиции для христианства. Значит, и нам для осуществления национальной идеи потребуется подобный институт. Как иначе разобраться с Курбскими и Чернышевскими, нигилистами и масонами? Даже заблуждения Галковского - на почве его государственничества. Вот таким странным образом независимый одиночка Галковский при внимательном рассмотрении становится сверхгосударственником. Впрочем, как и все русские - негосударственники вроде бы. С неизбежностью в русских бараках появляются дворяне, а далее, уже отвергая почву барака, они из бараков выстраивают новый Четвертый Рим. И здесь уже начинается нешуточная борьба "дворян из барака" с "левым народцем".
10. Примечание к с. 142.
"У всякого народа есть "левый народец". Таков закон природы. И где вы видели ученых без шарлатанов, писателей без порнографов и графоманов? В любой стране, в любой философской культуре есть свои левые... Но вот когда произведения второстепенного интеллектуального хулигана становятся краеугольным камнем культуры целого народа, и великого народа..."
К с. 282.
"Шекспиристы - это логическое развитие темы паясничания и хулиганства. То, что Набоков назвал тягой к кривой музычке и стишкам".
К с. 316.
"Блок и Маяковский... Собственно, и тот и другой погибли от неорганичного развития русского общества... в эпоху декаданса, уже абсолютной личностной свободы (и хаоса)..."
К с. 383.
"За них (евреев) напишут все русские - чего они хотят и что им нужно (В. Розанов)". "Это первая стадия литературного маразма. Вторая уже после революции началась. Русских убрали и стали писать сами. Это корень квадратный. Третья стадия (сейчас): евреизированные русские - ...шефы. А руссифицированные евреи (трифоновы, аксеновы) - писатели. Они за шефов пишут. Это корень кубический".
И на самом деле, кто сегодня пишет за шефов всей страны? За Лебедя Радзиховский, за Ельцина - Юмашев... Кто формулирует русскую государственную идеологию? Чубайс. Кто формирует русский Пен-клуб? Русские уже и писать как бы не умеют. Так постепенно левый народец занял несвойственное себе положение. Зачем? До каких пор будет продолжаться столь неорганичное развитие русского общества? Когда закончится тяга к кривой музычке? Кто-то обратит внимание на совпадение этих положений Галковского с "Русофобией" Шафаревича. С его мыслью о "малом народе". Но у Галковского интересно то, что его не столь интересует сам этот "левый народец" и не сама кривая музычка, а следование этим идеям русского общества. Любой народ, любая культура в "Бесконечном тупике" рассматриваются сквозь призму русской национальной идеи. Кто-то где-то живет, какие народы и зачем Галковского не интересует. Пусть живут. На земле всем места хватит. Но кто-то живет в русском обществе и оказывает влияние на него... Какое влияние? Это не ксенофобия, не шовинизм, не отрицание чужого - это форма национального самосохранения. Ко мне в квартиру зашел гость - как он себя ведет, не мешает ли хозяину? У любого гостеприимства есть своя мера. Как формы чисто русского национального искусства на протяжении всей книги Дмитрий Галковский внимательно разбирает, анализирует творчество Владимира Набокова, Антона Чехова и Василия Розанова. Это сами по себе интереснейшие исследования по поэтике и психологии их творчества. Но они еще и близки душе самого автора. Он как бы примеряет их на себя. Входит в их роль. Он видит в себе и Чехова, и Набокова, и Розанова. Гоголь и Пушкин - как вершины, помимо себя, здесь уже нет личного интереса. Достоевский - высшая ступень для Галковского. Это уже восхищение его подвигом. С Маяковским интереснейший спор. Из современников - обращение только к Солженицыну. Для пояснения развития русского сознания в ХХ веке.
11. Примечание к с. 322.
"Русские относятся к жизни слишком серьезно. И русские, и евреи - это трагические, эсхатологические народы. Евреи трагедию делают бытом, опошляют. А русские быт превращают в трагедию".
К с. 293.
"Пока евреи были евреями, им ничего не грозило. Но они "любили" чужое стадо и захотели стать его пастырями. Без знания народа, без знания искусства управления им".
К с. 243.
"Революцию делали не выродки, а действительно наиболее умные и талантливые представители еврейской нации".
К с. 186.
"Революция носила расовый характер. Периферийная местечковая культура внезапно оказалась в центре духовной жизни государства".