Но это было несправедливо. Он должен положить этому конец. Ястреб поднялся на ноги и направился к типи, в котором ждала Дебора.

Послеполуденный свет струился через треугольное отверстие на утоптанный земляной пол. Дебора смотрела на пылинки, летавшие в солнечных лучах. Она расправила одеяла и шкуры, сняла с жердей одежду, осмотрела корзины, выстроившиеся вдоль стен, и подвязала волосы. Время текло мучительно медленно.

Подсолнух ушла — ей не разрешали праздно проводить время, и Дебора поняла, что рано или поздно их дружбе придет конец.

Она то и дело, мысленно возвращалась к надменному команчи. Он не вернулся после того памятного вечера. Она была благодарна за то, что мужчина оставил ее в покое, но очень хотела знать, куда он исчез. Есть все-таки в ней что-то порочное, с отвращением подумала Дебора, и в ее нынешнем положении это очень опасно.

Подсолнух, смущаясь, принесла ей новую одежду.

Широкая хлопковая юбка и свободная блузка были приняты с благодарностью, и Дебора знаками выразила девушке свою признательность.

Для Деборы было непривычно носить только юбку и блузку. Ничто не сковывало ее движений, и она с легким чувством вины наслаждалась свободой. И полным отдыхом. Большую часть времени она проводила в праздности.

Привыкшая к постоянным занятиям — шитью, штопанью, надзору над выполнением работы по дому, — Дебора поначалу обрадовалась неожиданной передышке. Но постепенно безделье стало ее тяготить. У нее появилось слишком много времени на размышления, и страх перед неизбежным усилился.

Он придет, станет снова домогаться ее, и она вынуждена будет уступить. То, что произошло, навсегда останется в памяти. Он больше не приближался к ней, решив остаться в другом типи. Эти дома назывались типи. У этих жилищ было и другое название, что-то вроде kahni, но ей было слишком трудно вспомнить это слово, как и несколько других названий, которые она не поняла. Если бы она понимала язык команчей, это было бы счастьем, но большинство слов пока оставалось для нее непонятным.

Какого-то человека Подсолнух называла Tosa Nakaai и пыталась знаками объяснить Деборе, что это значит. Дебора догадалась, что это как-то связано с небом и птицей, у нее было несколько вариантов ответа, но ни один ее не удовлетворял.

В тот вечер надменный голубоглазый команчи овладел не только ее телом, но и ее мыслями и постоянно вторгался в них, отвлекая ее, от главной проблемы — Дебора надеялась, что им с Джудит удастся сбежать.

Она видела Джудит всего раз, издалека, но не заметила, чтобы с кузиной плохо обращались. Хоть бы поговорить с Джудит, узнать, как у нее дела.

Дебора снова взглянула в открытое отверстие и увидела то, что уже привыкла видеть. Кто-то проходил мимо. Дети визжали и смеялись, собаки лаяли и рычали, она слышала приглушенный смех женщин, занятых какой-то работой. Казалось, женщины команчи работают постоянно: скребут шкуры, готовят, собирают хворост, нянчат детей. У женщин наверняка есть и другие обязанности. Мужчины хвастались новым оружием, рассказывали байки, замышляли новые набеги. Разумеется, они охотились; об этом свидетельствовало большое количество мяса, сушившегося на деревянных решетках. Казалось, общество команчей хорошо организовано для его членов. Для пленников же это общество таило опасность. Рабы должны были прислуживать и выполнять тяжелую работу. Вид кузины, низко склонившейся под огромной вязанкой хвороста, с грязным лицом и спутанными волосами, причинял боль. Но это не значило, что с ней плохо обращаются, просто у каждого в лагере были свои обязанности.

Она должна понять, что значит Tosa Nakaai.

Дебора содрогнулась. Она и представить себе не могла, какие у нее будут обязанности. В тот вечер его глаза горели, когда он смотрел на нее. В долгие ночные часы она вспоминала его, вспоминала, как он зажег в ней ответный огонь.

Воспоминания были такими же беспокойными, как и реальность. Ее тело жаждало чего-то неизведанного. Уж не сошла ли она с ума за эти несколько дней. Закрывая ночью глаза, она вспоминала его таким, каким видела последний раз. Великолепное тело, мужественное и сильное, необычайной красоты глаза за густой завесой ресниц. Дневной свет все еще освещал долину, поросшую деревьями, когда тень закрыла открытый проем типи. Она замерла в тот момент, когда пыталась переплести потершуюся корзину из тростника, руки ее слегка задрожали.

Tosa Nakaai наклонился и вошел в типи. Когда он выпрямился, показалось, что помещение стало меньше.

Дебора не отрывала взгляда от корзины, боясь поднять голову и посмотреть на него. От него веяло теплом, свежим воздухом и дымом от костра.

— Kima, — сказал он. Она по-прежнему не смотрела на него. Он осторожно коснулся ее головы. — Nu kwuhupi.

Дебора вдохнула и, наконец, подняла на него взгляд.

— Kima, — повторил он и потянул ее за плечо.

Она поднялась, зная, что сопротивляться бесполезно и даже опасно.

— Полагаю, вы хотите, чтобы я пошла с вами, — спокойно произнесла она.

— Kima, — снова сказал он, откинув полог.

Испуганная, но полная решимости, Дебора вышла из типи на солнечный свет. Она заморгала от солнца и почувствовала его руку у себя на спине.

— Mia ranu, — хрипло произнес он. Видимо, это означало, что ей следует идти. Она быстро взглянула на него.

— Куда?

Она повернулась к нему вполоборота, но он схватил ее за плечо, повернул спиной и подтолкнул. От злости она утратила осторожность.

— Идиот, — проворчала она и пошла, морщась от боли: камни кололи ее босые ноги. — И как я должна понимать твой язык? Ты издаешь те же звуки, что и коты во время драки… ой!

Он схватил ее за затылок.

— Keta tekwaaru, — прорычал он. Видимо, это означало, что она должна вести себя тихо.

Бунтарский гнев Деборы утих так же быстро, как и вспыхнул, и она не произнесла ни звука, пока они шли через лагерь. Высокие травы качались на ветру, она видела сверкающую ленту реки, к которой ее утром и вечером сопровождала Подсолнух. Команчи смотрели на них с любопытством. Дебора оставалась внешне спокойной, хотя внутри у нее бушевала буря.

Он хочет как-то обидеть ее? Вывести из лагеря и изнасиловать подальше от людских глаз? Впрочем, ему незачем это скрывать. Ведь она пленница, и он может поступать с ней, как ему заблагорассудится.

— Tobo-ihupiitu, — наконец произнес он, потянув ее сзади за блузку, давая таким образом понять, чтобы она остановилась.

Она остановилась, ее стала бить дрожь.

Они находились в рощице, далеко от лагеря. Вода плескалась и бурлила над грязными отмелями и гладкими камнями всего лишь в нескольких футах от них. Высокие сосны качались на ветру с громким свистом, напомнившим ей шуршание юбок из тафты в церкви. Дебора закрыла глаза, стараясь унять дрожь.

— Nakaru-karu, — тихо проговорил он, усаживая ее в густую траву. — Kahtu.

Tosa Nakaai опустился рядом с ней на колени, и она почувствовала на себе его пылающий взгляд. Дебора старалась не смотреть на него, но его взгляд завораживал, и она подняла голову. Его глаза были такими голубыми, такими холодными и в то же время такими теплыми — горевший в них огонь желания она почти ощущала. Дебора подавила страх.

— Пожалуйста, — прошептала она, когда он обвел пальцем ее губы, — не делай этого.

Она понимала, что просить просто смешно. Даже если бы он понял ее, все равно поступил бы так, как того требовала его природа. Он был команчи, а значит, дикарь. Она слышала много рассказов о них, но до последнего времени не верила в их правдивость. А сейчас… сейчас команчи, купивший ее, гладил ее лицо.

— Keta? nu kuya?a-ku-tu.

Когда его губы коснулись ее губ, скользнув по ним так же легко, как ветерок, Дебора закрыла глаза.

В этом поцелуе не было страсти, только нежность. Дебора немного успокоилась.

Она не пыталась избежать поцелуя, но и не отвечала на него. Скорее позволяла ему дразнить свой рот языком и губами. Если этот мужчина может быть таким нежным и добрым, ей не грозит опасность.