Дебора никогда не испытывала такой боли и судорожно вцепилась в Мигеля с такой силой, что наверняка поранила его. Но он, казалось, ничего не замечал, только тяжело дышал, пытаясь войти в нее. Тут до Деборы донеслись звуки салюта, который привез для вечерних торжеств дон Франсиско, дядя Мигеля. Их заглушали тяжелое дыхание Мигеля и ее собственные крики. Звуки салюта становились все громче, и Дебора пожалела, что не видит этого прекрасного зрелища.

Дебора едва сдерживала рыдания, когда увидела, что Мигель смотрит на нее.

— Господи, — пробормотал он, — мне так жаль, что я причинил тебе боль.

Он ласково коснулся ее щеки. Она издала стон, заставивший его вздрогнуть.

Он открыл рот, но не издал ни звука и медленно осел на пол. Из его левого уха, заливая лицо, капала кровь.

— Мигель?

Снова донеслись звуки фейерверка, это был сокрушительный шквал огня, хлопки не затихали. Крики становились все громче, и Дебора наконец поняла, что произошло.

Это были не крики восторга, а ужаса и боли. Дебора припала к земле от страха. Она озябла в темном амбаре, из-под свадебного платья виднелась грудь. В этот момент она увидела темный силуэт, вырисовывавшийся на ярком фоне разгоравшегося пожара.

Дебора замерла, не в силах пошевелиться, когда раскрашенный полуобнаженный воин взглянул на нее. Воздух наполнился дымом, у нее защипало глаза, Дебора услышала торжествующие крики конных воинов, заглушавших предсмертные крики.

Ночному кошмару, казалось, не будет конца. Вместе с Деборой взяли в плен еще нескольких женщин и детей. Мужчин почти не было. Никто не кричал, не протестовал, радовались, что живы.

Джудит привязали к лошади.

— Они нас убьют, — сказала она, оглянувшись. — Или надругаются над нами, что еще хуже. Что же нам делать?

— Быть храбрыми и молиться. Не думаю, что слезы помогут, — пробормотала Дебора, с трудом шевеля губами.

Что теперь с ней будет, размышляла Дебора. Муж остался лежать мертвым в амбаре. Большинство мужчин, бывших на свадьбе, тоже погибли. Она видела мельком тела, распростертые на земле асиенды. Ужас, охвативший ее, заставил Дебору забыть обо всем, кроме необходимости выжить.

Каштановые пряди волос лезли в глаза, закрывая обзор. Один из пленников сказал, что их похитили команчи. Ее ноги были стерты и болели, тело покрылось синяками и ссадинами после нескольких падений. Оставалась лишь надежда, что солдаты пустятся в погоню за команчами. После той ночи кто-то наверняка остался в живых и должен подать армии сигнал тревоги.

Когда команчи въехали в долину, утыканную сосновыми кольями, Дебора испытала некоторое облегчение. Даже если в конце этой дороги их ожидает смерть, это лучше, чем, превозмогая боль, слышать угрожающие окрики на языке, которого не понимал никто из пленников.

Их стащили с лошадей и связали всех вместе в центре деревни, состоявшей из высоких замаскированных палаток. Пленники сбились в кучку. Возвратившихся воинов приветствовали радостные крики семей, шум стоял невообразимый. Дети команчей бегали и визжали, собаки лаяли, в то время, как бледнолицые пленники ждали своей участи, опустившись на колени прямо в грязь. Кто-то из пленников плакал, кто-то всхлипывал, некоторые дрожали от мрачных предчувствий.

Дебора стояла с высоко поднятой головой. У нее просто не осталось сил реагировать на происходящее. Кружевное подвенечное платье превратилось в лохмотья. Золотисто-каштановые волосы рассыпались по плечам. Выражение лица оставалось спокойным и сдержанным. Она единственная, стояла распрямив спину.

Именно такой ее увидел Ястреб.

Сидя рядом с вождем, он смотрел, как возвращаются с победой те, кто уходил, чтобы совершить набег. Они смеялись и хвастались своей доблестью, тем, как легко одержали победу. Мужчины были пьяны и сдались без сопротивления.

Ястреб обратил свой взор на пленников. У большинства женщин были темные волосы, и это его нисколько не удивило. Бледнолицые редко селились там, куда приходили военные отряды и воровали лошадей; целью набега на этот раз стала огромная испанская асиенда, располагавшаяся у границы.

Только у одной женщины локоны были цвета солнца. А у той, что спокойно стояла среди пленников, — цвета темного каштана. Это и привлекло внимание Ястреба. Он рассмотрел ее некогда элегантное платье из белого атласа, покрытое грязью, которое охватывало ее стройную фигуру. Юбка обвисла, Ястреб хорошо знал, как одеваются такие женщины, и заметил, что нижняя юбка отсутствует — по какой причине, оставалось лишь догадываться.

Ни единый мускул не дрогнул на его лице.

Оно оставалось бесстрастным. Ястреб не ощутил ни жалости, ни сочувствия. Таков порядок вещей. Жизнь и смерть сменяют друг друга в бесконечном цикле. Не важно, где жил человек, важно, как он жил. Счастье — чувство абстрактное, он никогда не думал о нем с тех пор, как из мальчика превратился в мужчину. А мужчина не должен думать о личном, только, о благе близких. Так говорил его отец, и Ястреб свято чтил эти слова.

И все же взгляд Ястреба то и дело возвращался к молодой женщине, привлекшей его внимание. Она не выказывала никаких признаков страха. Лицо ее оставалось непроницаемым. Казалось, она не реагирует на происходящее, в то время, как остальные женщины плакали, дрожа от страха.

Наступила ночь, но праздник в деревне продолжался. Огни взлетали высоко в небо, команчи танцевали и веселились, празднуя победу. У Деборы онемели руки в тех местах, где веревки слишком сильно стягивали запястья. Некоторые женщины уснули. Детей, захваченных в плен, забрали женщины команчей.

— Будьте храбрыми, малыши, — мягко проговорила Дебора, повернув голову.

От ее внимания не ускользнуло, что с детьми обращались ласково, женщины гладили их по головкам и пели им песни. Возможно, детей не убьют, может быть, даже усыновят. Ее и кузину вряд ли оставят в живых. Остальные женщины были мексиканками, одни — служанками, другие — гостьями, приехавшими на свадьбу.

Свадьба. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Дебора не думала, что с ней может произойти нечто подобное? Просто не верила в это. А ведь ее подруга Лу-Эмма предостерегала ее, рассказывая о военных действиях в Техасе. Прожив всю жизнь в Натчезе, Лу-Эмма считала все другие части света примитивными и нецивилизованными. Теперь Дебора была склонна согласиться с этим.

От долгого стояния нестерпимо болели ноги. И она переменила положение. Охваченная страхом, Дебора не могла уснуть. Лагерь команчей был освещен золотисто-красным пламенем, команчи плясали и неистовствовали. Зрелище было впечатляющим.

Ничего подобного Дебора не видела. Вдруг она заметила, что к пленникам приближается какой-то мужчина огромного роста. Он шел пружинящим шагом и смотрел прямо на нее. У Деборы от страха перехватило дыхание.

Длинные черные, как смоль волосы придавали ему свирепый вид. Над одним ухом покачивалось перо, закрепленное тонким шнурком, охватывающим голову. У него было лицо цвета меди. Как и на остальных, между ног висел большой квадратный кусок ткани, закрепленный на талии, широкая грудь оставалась совершенно открытой. Икры облегали мокасины высотой до колена, что-то вроде амулета висело на шее на ремне из сыромятной кожи. Команчи остановился всего в нескольких футах от Деборы, но она, не отвела взгляд и гордо вскинула подбородок — фамильный жест Гамильтонов.

Его глаза были ясными и холодными, а лицо — непроницаемым. Дебора с трудом преодолела страх, колени дрожали.

Дебора понимала, что нельзя показывать страх, ибо это лишь ускорит неизбежное. Несколько мгновений команчи молча смотрел на нее, словно оценивая, затем повернулся и ушел. Дебора почувствовала облегчение. Наверное, он оставит ее в покое, по крайней мере, на некоторое время.

Но она ошиблась: команчи вернулся с женщиной, одетой в оленью кожу, очень похожей на мексиканку.

Команчи что-то быстро сказал ей. Женщина кивнула и повернулась к Деборе.