– Ты уверен, что нам можно здесь находиться? Я не люблю нарываться на неприятности, которых можно было бы избежать.
– Успокойся, тебе ничего не грозит. К тому же поворачивать поздно, потому что мы почти пришли.
Как только он произнес эти слова, мы оказались на свежем воздухе. Во всяком случае, сначала мне так показалось. Зажмурившись в первый момент от непривычно яркого света, я прикрыл глаза рукой и принялся с любопытством осматриваться. Оказалось, что место, куда привел меня мой проводник, находилось под гигантским стеклянным куполом, через который можно было рассмотреть не только облака, медленно плывущие по осеннему небу, но и периодически пролетающих птиц. Площадка имела четкие границы и была окружена со всех сторон стенами, перебраться через которые даже при большом желании не представлялось никакой возможности. В отличие от помещения, в котором мы с Тоби познакомились, это пространство, предоставляющее определенную иллюзию свободы, было достаточно многолюдным – быстро окинув взглядом всю доступную мне площадь, я насчитал как минимум десять человек самых разных возрастов и, судя по одежде, относящихся к разным социальным классам. Я с некоторым стыдом посмотрел на свою жалкую больничную пижаму и пообещал себе разобраться с вопросом внешнего вида при первом же удобном случае. Тем временем Тоби откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание, и во всеуслышание заявил:
– Дамы и господа, позвольте представить вам Джулиана. Он считает, что попал сюда по ошибке и верит в то, что скоро выйдет на свободу. Что ж, давайте пожелаем ему удачи в этом нелегком деле.
– Ему? – почему-то насмешливым тоном спросила какая-то девушка.
– Конечно, ему, не мне же, – Тоби подошел к говорившей практически вплотную и многозначительно посмотрел ей в глаза. Меня удивило поведение молодого человека, но я решил, что это не то, чему стоит уделять внимание в этой ситуации.
– Хорошо, я все поняла, отвали, – девушка, нахмурившись, отвернулась и отошла в другой конец площадки, которая, как я теперь видел, имела форму какой-то геометрической фигуры типа правильного многоугольника.
– Ты, Софи, само очарование, – поклонился ей вслед Тоби. – И, как всегда, понимаешь меня с полуслова.
– Пошел к черту, – с очаровательной улыбкой ответила та.
Признаться, меня заинтересовала эта Софи, как ее называл мой знакомый. Прежде всего, потому, что она была редкой красавицей, причем ее красота была какой-то полудикой, она показалась мне существом из какого-то другого мира. Забыв о правилах приличия, я начал беззастенчиво разглядывать ее. Черные волосы, белая кожа, прекрасная осанка. Увидеть бы еще, какого цвета у нее глаза…
– Что? – вероятно, мое пристальное внимание не понравилось девушке, и она решила сразу расставить все точки над i. – Театр? Цирк? Мясная лавка? Чего уставился?
– Да так, – представив себе, насколько нелепо я выгляжу со стороны в своем шутовском наряде, я пожалел о том, что невозможно стереть из памяти первое впечатление, если оно оказалось негативным, чтобы заменить его на более удачное. – Простите.
Я уже смирился с тем, что мне придется еще некоторое время играть роль идиота, но в этот момент Тоби схватил меня за рукав и потянул за собой. Остановившись возле какого-то пожилого мужчины с простым и открытым лицом сельского жителя, он представил меня ему:
– Пауль, познакомься с Джулианом. Ему всего семнадцать, так что постарайся слишком не умничать. А ты, Джулиан, посмотри на этого человека и постарайся определить его профессию. Только не торопись.
– А это обязательно? – мне совершенно не хотелось гадать на кофейной гуще, особенно в окружении психически нездоровых людей.
– Считай это обрядом посвящения, – весело рассмеялся Тоби. – Ну же, не стесняйся.
Заметив, что все присутствующие с любопытством наблюдают за происходящим, я понял, что отвертеться мне не удастся, и посмотрел на Пауля еще раз – теперь более внимательно. Спустя несколько секунд мне уже было понятно, что первое впечатление, которое он производил, было обманчивым, и если сначала он показался мне каким-нибудь деревенским старостой, то теперь я сделал вывод, что передо мной скорее работник интеллектуального труда. Только взглянув на его ухоженные руки, я подтвердил эту свою догадку. Косматые брови, волевой подбородок, мощное телосложение, при этом высокий лоб и уверенный взгляд говорили о том, что мужчина легко мог оказаться профессором в университете. Эта мысль заинтересовала меня: что такого мог натворить ученый муж, что его не арестовали, а поместили в психлечебницу?
– Ну? Что скажешь? – Тоби нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Преподаватель в университете, – наконец, громко и уверенно, чтобы все меня слышали, заявил я.
– Браво! – буквально взвыл мой проводник, а тот, кого называли Паулем, с удивлением поднял свои внушительные брови, но тут же опустил их и расплылся в довольной улыбке.
– Вы, молодой человек, наблюдательны не по годам, – заметил он. – Могу лишь добавить незначительное уточнение: не преподаватель, а декан факультета медицины. Впрочем, это не так уж и важно в создавшейся ситуации. Тем не менее, мне приятно познакомиться с вами. Раздвоение личности, я полагаю? Какой диагноз вам поставил мой коллега герр Гросман?
– Что? То есть, нет, мне никаких диагнозов не ставили, – я закашлялся от неожиданности и поспешил добавить. – Со мной все в порядке, это ошибка.
– Ах, да, наш любимый Тоби сказал об этой, прошу прощения – память уже не та, что прежде.
Сказав это, Пауль погрузился в собственные мысли и будто выпал из реальности. Его глаза утратили прежнюю живость и стали тусклыми, все тело как-то обмякло.
– Что с ним? – шепотом спросил я у Тоби, но тот только пожал плечами:
– Профессор – едва ли не самый безобидный из всех пациентов, но здесь его уважают. Во-первых, потому, что он действительно выдающийся врач. Ну, а во-вторых, он во время припадков способен разбросать добрую половину местных, так что его лучше не сердить. Что с ним конкретно, я не знаю. Вернее, не могу назвать болезнь. Но если говорить в общих чертах, то он считает себя Нострадамусом.
– В каком смысле? – услышанное показалось мне абсолютным бредом, и я переспросил на всякий случай, подумав, что, возможно, понял что-то не правильно.
– В самом прямом. Он периодически предсказывает будущее, делает какие-то заметки на всем, что попадается под руку во время озарений, и так далее. Знаешь, он ведь давно уже болен – больше десяти лет, но, пока им не заинтересовался папаша, все считали его увлечение обычной причудой ученого мужа. Оказалось, что все гораздо серьезнее.
– И что он предсказывает?
– О, а вот это на самом деле интересно, – Тоби хитро прищурился и оттащил меня в сторону, чтобы Пауль ничего не услышал. – Видишь ли, многие его пророчества сбылись и продолжают сбываться до сих пор. Причем они строго ограничены территориально и касаются исключительно Австрии. Только между нами – я краем уха слышал, как Гросман рассказывал одному из своих коллег, будто читал его записи и обнаружил в них множество совпадений с реальными событиями. Причем записи эти были сделаны задолго до того, как эти события произошли. Что скажешь?
– А что ты хочешь, чтобы я сказал? – я всегда весьма скептически относился к всякого рода провидцам и искренне считал их шарлатанами. – КПД того же Нострадамуса, если можно так выразиться, был весьма скромным. Он строчил свои байки, не переставая. Поэтому нет ничего удивительного в том, что какие-то из его так называемых предсказаний сбылись. Доверь мартышке кисть и краски – и она рано или поздно создаст что-то, имеющее смысл. Не вижу в этом ничего сверхъестественного.
– Ого, да тебе палец в рот не клади, – восхищенно присвистнул мой собеседник. – А я вот не такой образованный, как ты, и верю в то, что у нас завелся свой собственный прорицатель. И многие верят в то же, кстати. Так что ты сильно не распространяйся по поводу своих убеждений. Не то чтобы это было опасно, но кое-кто может и обидеться. А обиженный псих, сам знаешь, существо непредсказуемое.