— На берегу, дедка, вот история, как ты бичевы-то не заметил. Ишь ведро, вон. тебя этим ведром и хватануло.

— А, — улыбнулся дед, — ну, это ничего, а я думал, не громом ли убило!

В ответ заулыбались все кругом, как солнечные зайчики в лужах выглянувшему из-за туч солнышку после дождя.

Пощупав шишку, Еграша после первой улыбки стал хмуреть. Ребята утешали старика, чем могли, — никак. Вдруг он зашарил рукой вокруг и еще больше насупился:

— Кисет выронил: закурить — полегчает.

— Постой, дедушка, вот, — и Мишка, забывая, что пионеры не курят, извлек из-за пазухи «Яву» и заправски постукал по донышку ногтем.

Старик просиял и затянулся на пол-папиросы.

Спасены, — скандалить не будет. Все как-то позабыли такое чудесное появление «Явы» из-за Мишкиной пазухи.

По реке донесся гул.

— По кустам шуруй, по кустам!

— Мыряй, зачепило!

— Ого! — Все насторожились и скоро высыпали навстречу валившему по берегам народу.

Все так увлеклись, что даже не заметили голышат-пионеров и самого Еграшу, — да он здорово изменился от шишки.

— Отдай крыло, осади!

— Шуруй, говорю, по кустам. Шуруй!

— Чево по кустам…

С ловцов градом катился пот, и народ налезал на воду, следя за движениями спасателей.

Дед Еграша тиснулся в толпу и, толкнув кума Астафья, спросил:

— Чего шукают?

— Чево, Еграша потонул!

— Как потонул? — еще не сообразив, переспросил Еграша.

— Да так, один шлепанец выплыл.

— Тьфу. А я его ищу!

Астафий вылупил глаза и признал в обезображенной физиономии кума Еграшу.

— Да ведь тебя ищут, окаянный. Наро-о-од! Жив Еграша, стой! Невод, сто-о-ой! — заорал Астафий во все горло.

— Как?

— Где?

— Еграша?

— Не потоп?!

Забунтовал народ, вавилонское столпотворение. Старухи на том берегу еще причитали, а Еграшу уже подняли на руки и показывали всем, кто близко знал, — угадывал.

— Тьфу, а мы-то.

— И кто это сбаламутил?

— Нечистый, штоль, тебя скосорылил.

— Не, — вон эти — ведеркой. Говорят, терпи, смычка, — указал Еграша на ребят.

Слыша такое превратное толкование о смычке, Симка не вытерпела.

— Граждане, товарищи, мы не виноваты. Дед шел, а ведро-то хлоп, ну он и это, тово, значит… посинел. Это не для смычки, товарищи, смычку рабочего с крестьянином завещал нам Ильич. Эту великую идею мы должны провести в жизнь, тогда только сумеем мы построить действительно коммунистическое общество. Пролетарская революция, товарищи…

Стоило начать, Симка разошлась, и скоро вся деревня знала, что такое пионеры, для чего смычка, для чего они приехали.

Председатель почувствовал себя, как дома, слушая оратора и позванивая звонком, который он всегда носил при себе, повторял:

— Тише, товарищи, тише.

— Мы для более тесной связи организуем для вас мастерскую, где будем чинить бесплатно домашнюю утварь беднейшему крестьянству… — разглагольствовала Симка.

Слова многим запали в душу, особенно Еграше.

— Отнесит-ка им ведро в починку, крепкие у них ведра дюжи, нам тоже крепко справят, — говорил он вечером старухе, кладя холодную тряпку на синяк.

— Уфф, — вздохнул Петька, когда разошлись мужики, — хорошо так обошлось. Вот ведь сроду и не думал, весь день на это ухлопали.

— Да, не по лагерному расписанию, — поддакнули выселкинские комсомольцы, осматривающие лагерь.

Бабка Фрося, не откладывая в долгий ящик по совету Еграши, отыскала худое помойное ведро, подоткнула юбку и зашлепала к перевозу.

На реке тишь, только надрывается, орет отбившийся теленок, да плескает, выкачивая черпаком воду, перевозчик, — к полдню баб возит за реку коров доить, заранее приводит в порядок свой транспорт.

Еще на горе заметил он старуху с ведром.

— Ну, спятила, до полдней еще полдня, а она уже доить.

— Глебыч, переправь. Туточко добежать надо…

— Рано-рано, со всеми вместе. Что я подрядился? — заворчал старик. Тут взгляд его упал на дырявое, грязное и смердящее чем-то ведро.

— Совсем рехнулась, старая карга.

— Да не на подойку, вот на гору, до этих самых, как их, прости господи… ну, ведерко им снесть в починку.

— Што? В починку, да такие ведра разве чинят, — его в воду бросить, ракам жить, скрозь дыра, ведь — не ведро!

Однако, после всяких рассуждений Глебыч перевез старуху и долго еще качал головой, глядя, как семенила бабка к лагерю.

Ребята только выкупались и, выстроившись на бережку, проделывали вольные движения.

— Раз-два-три-четыре… раз-два, — все сразу поворачивались, махали руками, приседали.

Старуха издали заметила. Щурит глаза.

— Господи боже, што за чудо. Корова не корова, а что-то вертится большущее, пестрое.

И будто ляжет и хвостом вильнет, встанет, опять вильнет… — бурчала она про себя.

— Ой, батюшки, да это они… — удивилась такому диву, — Ой, никак голые.

Тут старуха даже почувствовала себя оскорбленной: как же это, мимо народ, а они вон што.

Однако, назад не вернулась и, отчаянно размахивая ведром, решительно двинулась.

— К нам, — заметила Агита.

— К нам, — подтвердила Симка.

— Старуха.

— С ведром.

— С самым худым.

Скоро бабка понеслась обратно, а заведующий мастерской, Рубинчик, долго ковырял в бритом затылке, таща на шесте ведро мыть в речку: брать руками он его не решился. Мыл он его долго и тщательно — мочалой, тряпкой, усердствовал. Наконец, представил в мастерскую, и шестеро мастеров долго вертели ведро, отыскивая целенькое местечко.

— Ну, и штука для первого раза!

— По-моему, ржавчину сперва отбить.

— Ага, виднее будет.

Вдели ведро на шкив, и Рубинчик ударил молотком.

— Вжах, — посыпалась ржа.

— Вжах-х, — разъехалось и поползло в разные стороны ведро.

— О-о-о! — в ужасе воскликнули разом все мастера, а Рубинчик, не веря глазам, выпустил из рук молоток.

— Це-це-це… Что ж теперь?

— Что ж теперь? — повторили все.

Как надлежит во всяких подобных случаях, обратились к вожатому Пете.

Пришел Петя, пошевелил ногой бренные останки ведра и, удовлетворенный экспертизой, вздохнул.

— Дело за отрядной кассой.

— Как так?

— Очень просто— деньги на бочку и купить новое.

На следующий день заведующий мастерской ездил в командировку — и появилось новое, здоровенное ведро.

Старуха была аккуратная и явилась в срок.

Рубинчик демонстративно протянул ей ведро. Старуха так и села, протерла глаза, пощупала ведро, ущипнула себя даже и, наконец, убедилась, — новенькое ведро, будто что сейчас сделанное.

— Как же… как же, платить што?.. — залепетала бабушка, представляя себе, какую же плату заломят за такую работу.

— Нет, нет, бабушка, мастерская бесплатная — великодушно сообщил Рубинчик.

Старуха ухватила ведро, подоткнула подол и зашлепала к перевозу.

— Вот шельма, — искренно и тепло послал вдогонку Петька.

— Дорого за ведро-то платила? — полюбопытствовал Глебыч на перевозе, потягивая канат и поплевав на корявые руки.

— Зачем это мне за свое ведро платить?

— Как за свое, нешто это то самое?

— Самое-самое, а ты ракам… — передразнила старуха. Тут Глебыч выпучил глаза и сам стал похож на рака. Не прошло его удивление, как старуха уже катила по селу, размахивая ведром.

— Ну и ну, это пионеры, — мог только вымолвить перевозчик и полез шарить по парому, тщетно стараясь отыскать какую бы железную штуку отдать в починку.

Ничего не было на пароме, черпальный ковш и тот деревянный. Но Глебыч ползал на брюхе и все искал, искал…

А что делалось в селе?! Скрип, скрежет, грохот железа, хлопают двери, орут ворота, пыль на дворах и на улицах.

О, что это? Неужто бандиты ворвались в мирную деревню и подожгли ее с четырех концов, и жители бегут в ужасе со своим скарбом?!