Грэм улыбнулся про себя. Если он не круглый дурак, то его мама и Диллон влюблены друг в друга.

– Я все еще никак не могу поверить. Каждый раз, как подумаю об этом, хочу себя ущипнуть, чтобы убедиться, что это действительно произошло. – Джейд повернулась к Диллону. Он сидел рядом с ней на недавно установленных у входа качелях. – Но ведь это была правда? Это не сон.

– Для Паркеров, безусловно, сон. А вот для Патчеттов – скорее кошмар. Они бежали в панике.

– Да, я уж могу напугать людей до смерти, – засмеялась Джейд.

– Ты можешь. У меня от страха во рту пересохло в тот вечер, когда ты вытащила меня из тюрьмы.

– Я? Это у тебя была густая борода и мрачный взгляд.

– Но хозяйкой положения была ты. После смерти Дебры я жил, как придется. Твое хладнокровие и знание дела напугали меня. Как ты думаешь, почему я вел себя грубо?

– Был уверен в своем неотразимом обаянии.

Криво улыбаясь, Диллон покачал головой.

– Это был страх в чистом виде.

Джейд окинула взглядом свой сад. Лунный свет отбрасывал на траву густые тени от деревьев. Звенели цикады. Легкий ветерок доносил запах моря.

– Жаль, что моя мать не знает того, что произошло сегодня. – В ее голосе не было горечи, лишь сожаление.

– Я никогда не слышал, чтобы ты говорила о своих родителях. Что с ними?

– Ты еще пожалеешь, что спросил. – Джейд рассказала ему о своих сложных отношениях с матерью, о самоубийстве отца, и как по-разному оно подействовало на них обеих. Диллон был потрясен, узнав, что Велта считала Джейд отчасти виноватой в насилии.

– Нет, я прав, что спросил, – сказал он, когда она закончила рассказ. – И рад, что все это узнал. Также рад, что не имел счастья познакомиться с твоей матерью.

– Всю жизнь мне хотелось, чтобы она меня любила. Но этого так и не произошло. Она была несчастлива, что я появилась на свет. И так продолжалось всю жизнь.

– Когда она обо всем узнает, то, наверное, будет завидовать тебе, Джейд. И даже если она никогда не признается, будет уважать тебя.

– Может быть. Можно завоевать уважение, когда тебе тридцать, но не в тринадцать лет. Или даже в восемнадцать. Я никогда не была такой, какой она хотела меня видеть.

– Какой?

– Жеманной красоткой с Юга, которая бы сделала удачную партию. В Пальметто это означало поймать на удочку Нила Патчетта.

Диллон выругался.

– Мои цели были настолько далеки от всего этого, что она не только не понимала, но даже и не видела их.

– Что бы она сейчас ни делала, она не может не понимать, что была не права. Возможно, и раскаивается в том, что сделала.

– Жаль, что я не могу повидать ее и поговорить. Не хочу, чтобы она извинялась передо мной. Мне хочется, чтобы она увидела, как мы с Грэмом живем. Интересно, нашла ли она что-то или кого-то, кто бы сделал ее счастливой.

– Ты говоришь так, будто простила ее.

Джейд задумалась над словом „простила“. Затем решила, что оно не очень подходит. Ее мать уже в какой-то другой жизни. У Велты нет ни сил, ни возможностей причинить зло.

– Мне бы только хотелось, чтобы она узнала, что я выполнила задуманное. Сожалеет ли она, простила ли ее я – это не имеет значения. Это уже в прошлом. После сегодняшнего дня я хочу смотреть вперед, а не назад.

Диллон сошел с качелей и встал около ограды, окружавшей веранду. Они не заметили, как стемнело. В доме было тихо. Кэти и Грэм уже легли. Казалось, Диллон не торопится уходить. Он положил руки на ограду и наклонился вперед.

– В последние дни я много думаю о прошлом.

– О чем-нибудь конкретном?

– Угу. Я пришел к тому же выводу, что и ты. Пора дать прошлому уйти. А самим идти вперед. Он повернул к ней лицо, все еще держась за ограду.

– Всю жизнь я считал, что если человек сам по себе хороший, если он работает на совесть, если не нарушает гармонии в природе, то он будет вознагражден. Все у него будет хорошо. И наоборот, если человек совершает ошибку, он дорого платит. С ним происходит беда. В последнее время я начал думать, что моя теория неверна.

Джейд не видела, а скорее чувствовала, как его глаза смотрели на нее в серебристой темноте.

– Ты говоришь о жене и сыне?

– Да.

– Когда происходят подобные несчастья, Диллон, человеку свойственно искать объяснение. И поскольку нужно найти виноватого, то мы виним себя. Это вполне естественно.

– Но я построил на этом целую философию. Это началось, когда мои родные погибли. Помню, как я не находил себе места, мучаясь вопросом, чем же так прогневил Бога» что он так жестоко обошелся со мной. Это было еще до того, как детские психологи начали объяснять детям, что если что-то не так, то их вины в этом нет.

Диллон поднес к лицу ладонь и стал рассматривать мозоли.

– Если начинаешь думать так еще в детстве, то эта мысль сопровождает тебя и в юности, и в зрелости. Я постоянно жонглировал, уравновешивая грехи хорошими поступками, чтобы судьба не отвернулась от меня. Если я делал что-то не так, то ждал, что на меня обрушится удар.

Он повернул голову, Джейд стал виден его профиль.

– Когда умерли Дебра и Чарли, я решил, что совершил что-то действительно ужасное. – Диллон невесело рассмеялся. – Наверное, это верх самоуверенности считать, что можешь влиять на судьбы людей, правда? Но все эти годы я считал себя виноватым в их смерти. Думал, что это возмездие за что-то, что я сделал или чего не сделал.

Джейд подошла к веранде и встала рядом с ним у ограды, однако не перебивала. Он грустно покачал головой.

– И в конце концов я пришел к выводу, что дерьма в жизни хватает. С хорошими людьми происходят трагедии, а счастье улыбается гнусным подонкам. – Его глаза встретились с ее взглядом. – Я даже не могу передать тебе, что я испытал, когда освободился от чувства вины.

– Дебра и Чарли были жертвами несчастного случая, Диллон. Так же, как и ты.

– Спасибо, что помогла мне понять это. – Он поднял руки к ее лицу, давая ей время привыкнуть к мысли, что хочет обнять ее. Затем осторожным движением отвел темные пряди волос с ее лица.

– Ты такая красивая, Джейд.

У нее внутри все замерло, как окаменело. Поскольку она не почувствовала того страха, который обычно охватывал ее, когда ее касался мужчина, то не решалась ни моргать, ни сглатывать, ни дышать, вообще не делать ничего, что могло бы опять спровоцировать чувство страха.

Она старалась сосредоточить внимание не на своей реакции, а на Диллоне. Что он видит, когда смотрит на нее своими внимательными серо-зелеными глазами? Кажутся ли ему шелковистыми ее волосы, когда он касается их кончиками пальцев? Есть ли у него это сжимающее сердце предчувствие, которое испытывает она?

«Предчувствие чего?» – подумала Джейд.

Но эта мысль так не вязалась с ее настроением, что она отбросила ее. Нет, надо дышать ровно, никаких сердечных перебоев, никакого волнения.

Диллон протянул вперед правую руку над ее плечом и оперся на колонну за ее спиной. Оказавшись между ним и колонной, Джейд почувствовала приступ панического ужаса. Но когда он назвал ее по имени, его тихий глубокий голос успокоил ее.

– Джейд?

– Гм-м?

– Я хочу сделать то, что ты мне не раз запрещала.

Внутри у нее что-то екнуло. Она почувствовала его теплое и влажное дыхание на своем лице. Ее глаза были открытыми до тех пор, пока она могла это делать. Усы Диллона щекотали ее губы. Он касался их самым кончиком языка так легко, что вначале она подумала, будто ей показалось.

– Я хочу узнать, какая ты, Джейд.

Диллон наклонил голову и коснулся своими губами ее губ. К удивлению Джейд, они с готовностью раскрылись. Он издал низкий звук и стал протискивать язык между ее зубами. Это было мягко и вполне приятно. Она почувствовала, как он вбирает в себя ее губы. Его язык проник внутрь, но это было очень деликатно.

Темная теплота ночи окутала ее вместе с волшебством его поцелуя. Чувствуя, как у нее кружится голова, Джейд инстинктивно стала искать опору, рукой обхватила руку Диллона, все еще упирающуюся в колонну.