Нил дурашливо захлопал в ладоши.

– Красивый ход, Джейд. Я весь дрожу в предвкушении. И что же на этой кассете?

– Ламар.

Майраджейн испустила тихий, страдальческий возглас.

– Он сделал эту запись за несколько дней до смерти. По требованию Ламара его компаньон переслал ее мне после его смерти. Это саморазоблачение, но в то же время и раскаяние в том, что он, вместе с Хатчем и тобой, сделал со мной. Он признался в своем преступлении – твоем преступлении, Нил. Как умирающий, он просит меня простить его и ужасается за свою бессмертную душу. Он заявляет, что та ночь преследовала его, как привидение, всю оставшуюся жизнь. Это звучит исключительно сильно. Никто, увидев эту пленку, не усомнится, что этот человек говорит правду.

Джейд положила видеокассету на кофейный столик и обернулась к Майраджейн.

– То, что они с вами сделали сегодня, мерзко. Они использовали вас. Вам никогда не следовало знать об этом. Но даже несмотря на все, вы не можете предъявить никаких прав на Грэма, потому что вы никогда не любили своего сына, миссис Гриффит. Вы сделали Ламара слабым и робким. Им было легко манипулировать. Именно таким он был и в ту ночь, когда Нил предложил насиловать меня по очереди. Вот почему я не испытываю никаких угрызений совести за то, что купила ваше фамильное поместье для моей компании. Оно будет полностью отреставрировано и заселено, но не Коуэнами.

Высохшее лицо Майраджейн сморщилось, словно кисет, стянутый шнурком.

– Голос крови, – сказала она ядовито.

– Надеюсь, что нет, миссис Гриффит. Не у моего сына, во всяком случае, – мягко ответила Джейд.

Повернувшись к ней спиной, Джейд мельком взглянула на Айвена. Он тяжело, со свистом дышал, сидя в своем кресле-каталке. Его достоинство и сила были так же раздавлены, как и его тело. Она взглянула на него, как на нечто, не стоящее внимания, и этим нанесла ему самый сильный удар, какой только могла. Глядя в упор на Нила, Джейд сказала:

– Коснись только моего сына, Нил, и ты сядешь в тюрьму. Попробуй еще раз доставить мне неприятности, и я предъявлю тебе гражданский иск и за себя, и за Гэри. Твое преступление наконец-то выплывет наружу, и ты получишь по заслугам. Советую – постарайся не увеличивать своих потерь. Когда я вернулась в Пальметто, я намеревалась засадить тебя за решетку. Я могла это сделать, имея эту кассету, могла. Но потом поняла, что есть нечто большее, чем месть, нечто, приносящее большее удовлетворение. Я обрела новую жизнь, новую любовь, у меня есть мой сын. Они сейчас в центре моего мира. Отсюда я хочу смотреть вперед, а не назад. Пятнадцать лет моя жизнь была сфокусирована на тебе. – Джейд произнесла последние слова с презрительной усмешкой. – Но теперь ты не стоишь того, чтобы даже думать о тебе еще хоть секунду. С тобой покончено. И этого достаточно. Все.

– Ни черта! Я не боюсь твоих угроз. Тебе не запугать меня, сука.

– Я уже сделала это, Нил, – спокойно ответила Джейд. – Я теперь твой самый жуткий ночной кошмар. Я та, кто ни капельки не боится тебя.

Джейд в последний раз взглянула на них, затем повернулась и вышла из комнаты. Она шла длинным коридором по дому, на который уже лег неуловимый, но несомненный налет распада и запустения. Патчеттов ждали их проблемы. У Джейд были свои.

Выйдя из дома, она улыбнулась Диллону и Грэму, которые в нетерпении ждали ее возле пикапа. Грэм с явным любопытством кинулся к ней. Познание правды не отразилось на его любви к ней. Теперь, когда факты о его зачатии перестали быть секретом, с ее плеч свалился невыносимый груз.

– Мам, что произошло?

– Я сказала им, что если они еще раз побеспокоят тебя, им придется пожалеть об этом.

– И это все? – спросил он немного разочарованно.

– В основном.

Он с опаской взглянул на нее.

– Ты должна была рассказать мне обо всем.

– Возможно, Грэм.

– Или ты думала, что я не пойму?

– Вовсе нет. Я старалась уберечь тебя. Не хотела, чтобы ты думал плохо о себе из-за того, что сделал твой отец. Кто бы он ни был.

– Диллон говорит, что я личность уже сам по себе. Я не нуждаюсь в том, чтобы знать, кто из них мой отец.

– Ты Грэм Сперри, – сказала Джейд взволнованно, дотронувшись до его щеки. – Это единственная определенность, в которой я нуждаюсь.

– Я тоже.

– И вот еще, что ты должен знать… Я навестила Хатча незадолго до его смерти. Он не только не просил, чтобы ты стал его донором и пожертвовал свою почку. Он отказался даже обсуждать эту тему. Ты не должен чувствовать себя виноватым в чем-либо.

Грэм оглянулся на дом.

– Эти Патчетты… Жаль, что ты не позволила нам с Диллоном отлупить их.

Улыбнувшись, она обняла Грэма и взглянула через его плечо на Диллона.

– Я оценила идею…

Диллон наклонился и поцеловал ее в губы.

– Ты черт, а не женщина.

– Это из-за последней ночи… Благодаря тебе.

Его широкие усы раздвинулись в улыбке.

– А теперь домой.

Они ехали по ровной и узкой дороге, обсаженной замшелыми виргинскими дубами вперемежку с высокими, устремленными в небо соснами.

– Знаешь, Грэм, что говаривал мой отец?

– Дедушка Сперри?

– Ага… Он часто повторял: «Никогда ничего не бойся, Джейд». Я думала, что он говорил о смерти. Сегодня мне кажется, что он имел в виду другое. Он наставлял меня не бояться жить. Умереть, если сравнивать, подчас легче, чем жить. Моя мама не смогла выстоять и предпочла сбежать. Папа вообще не обладал мужеством жить. Я им обладаю.

С юношеской неспособностью надолго задерживать на чем-то свое внимание Грэм вращал ручку радиоприемника, не вникая глубоко в то, что говорила Джейд.

Диллон, однако, вникал в каждое слово. Он протянул руку и вытер слезу у нее со щеки. Это была первая слеза, которую она обронила за пятнадцать лет. Она поцеловала его ладонь и прижалась к ней.

Когда они подъехали к дому, Джейд сказала Грэму:

– Пойди, скажи Кэти, что все в порядке и что мы вернемся к обеду.

– А ты куда?

– Диллону и мне еще предстоит кое-куда съездить.

– Куда? Я хочу с вами.

– Тебя не приглашают.

– Вы просто хотите остаться вдвоем, чтобы нацеловаться всласть.

– Пошел!

Грэм выдал Диллону понимающий взгляд – как мужчина мужчине – и вылез из пикапа.

– Расставь шахматы, мы сыграем после обеда, – крикнул ему вдогонку Диллон. Грэм улыбнулся и направился к дому.

– Он прошел через это испытание молодцом, Джейд.

– Да, слава Богу, – прошептала она.

– Может быть. Но, в основном, благодаря тебе. Джейд выждала, когда Грэм скроется за входной дверью, и повернулась к Диллону.

– Я хочу, чтобы ты отвез меня туда. Ему не надо было спрашивать, куда она хотела направиться. Он не знал только, как туда проехать. Джейд указала ему дорогу.

Когда по обе стороны замелькал знакомый ландшафт, Джейд поняла, как мало в ней сходства с той наивной девочкой, которая ехала по этой самой дороге с лучшей подругой в тот холодный февральский вечер. Но она не была уже и целеустремленной женщиной, которая успешно прокладывала путь в мир бизнеса, словно футболист, стремительно вырвавшийся вперед. Она забила свой гол и больше не нуждалась в самоутверждении.

Две ипостаси Джейд Сперри слились в одну. Словно несколько сортов рыбы в кипящем бульоне, отдельные части ее сущности сварились вместе, образовав со временем странную смесь, необычную по составу и вкусу.

После многих лет продвижения к одной цели Джейд вернулась туда, откуда начинала. Жители Пальметто, помнившие Джейд, больше не видели в ней девушку, покинувшую городок после громкого скандала. Они относились к ней с уважением, соответствующим ее нынешнему положению. Те же, кто раньше не знал Джейд, почитали ее как героиню, делавшую великое дело для общества.

Джейд с изумлением обнаружила, что все, что ей должно было казаться ненавистным, на самом деле дорого: местная пища и уклад жизни маленького городка, летний воздух, такой плотный, что его было трудно вдыхать, и мягкий бриз, который благоухал одуряющим ароматом цветов и животворным запахом морской воды.