Положив ладони на стол, она наклонилась и жалобно заглянула Пинки в глаза.

— Замолви за меня словечко, а? Ну что тебе стоит, Пинки! Расскажи им, что мне пришлось вытерпеть от этого человека…

— Нет.

Она отдернула руки от егй стола, словно от раскаленной плиты.

— Так ты не поможешь мне?

— На сей раз нет. Извини, девочка, не могу.

— Но почему?

С тяжелым вздохом Пинки закрыл лицо руками.

— Потому что знаю: тебе нужен отдых. Время, чтобы прийти в себя. Ты совсем не та, что была раньше, Кари. Давно уже не та.

Это было выше ее сил. Только что она получила выволочку на втором этаже, а теперь ей приходится выслушивать еще и нравоучения Пинки.

— Я справляюсь со своей работой! — запальчиво заявила Кари. — Наш рейтинг растет.

— Больше не растет. Помнишь, я говорил тебе, что уже устал от твоих наскоков на Макки? Так вот, я всего лишь немного опередил наших зрителей. Теперь устали и они. Наш рейтинг покатился вниз, и я не могу отделаться от ощущения, что в этом есть и твоя заслуга.

Кари была уязвлена, но знала: Пинки прав. Люди симпатизировали Хантеру. Свой пост он получил от жителей Денвера — за него проголосовало большинство горожан. И, беспрестанно атакуя его, она настраивала зрителей не столько против него, сколько против самой себя.

— Понимаю, мне нужно изменить направленность своих репортажей, — тихо признала она, теребя подол юбки.

— Тебе этого уже не удастся сделать, Кари. На городское правительство поставлен другой человек — таково распоряжение начальства.

Холодным острием кинжала смятение вошло в ее душу.

— Тогда верни мне новости культуры.

Пинки с сожалением покачал головой:

— Не могу. На этом месте уже утвердилась Салли.

— Переспав с одним из наших коммерсантов! — в ярости вскричала Кари.

— И доставив ему несказанное наслаждение! — проорал, не оставшись в долгу, Пинки. — Однако это не имеет прямого отношения к делу. Я и сам далеко не в восторге от ее сюсюканья перед телекамерой, но рейтинг говорит о том, что зрители о ней иного мнения. Не знаю, что им так в ней нравится — большие сиськи или еще что-то, — но они от нее тащатся, и этим все сказано. А ведь я и об этом тебя предупреждал. Помнишь, говорил тебе, чтобы ты все как следует обмозговала?..

— Хватит нотаций! Ты что, отец мне, чтобы учить меня жить?

— Нет, но мне всегда казалось, что я тебе друг. — Его лицо стало багровым, как свекла, и ему стоило немалых сил, чтобы не психануть на всю катушку. — Послушай, Кари, да будь на твоем месте какая-нибудь другая куколка, я бы давно уже показал ей, где раки зимуют, и была бы она у меня как шелковая. Ты же с этим Макки пенку за пенкой отмачиваешь, а я все молчу. Бернсе, молчал до сих пор. Если бы я не был твоим другом, тут бы давно и духу твоего не было!

— Значит, не поможешь мне?

— Значит, помогу. И помогу по-настоящему.

— Поговоришь с ними, чтобы меня не отстраняли?

Он устало вздохнул:

— Нет, позабочусь о том, чтобы их решение осталось в силе. Ты же это время используешь для того, чтобы собраться с мыслями. Подумаешь, как жить дальше. Макки стал для тебя навязчивой идеей, а это уже патология. Обвиняя его во всех своих несчастьях, ты явно перегибаешь палку.

— Боже милосердный! — вскочила она с места. — С кем я разговариваю? С руководителем аппарата окружного прокурора?

— Нет, — ответил Пинки, по-прежнему изо всех сил стараясь не сорваться. — Пойми одно: этот парень всего лишь делает свою работу. Только то, что требует от него служба, и ничего больше. А ты взъелась на него, стоило ему сказать о Томасе то, что тебе пришлось не по душе.

— Это была ложь! — не помня себя, вскричала Кари. — И ты хочешь, чтобы я молчала, когда поливают грязью моего покойного мужа?

Пинки горестно посмотрел на нее, потом опустил взгляд на заваленный бумагами стол и наконец снова поднял на нее глаза.

— А ты уверена, что это ложь? — тихо спросил он.

Она отшатнулась, словно получила от него оплеуху.

— Конечно, ложь, что же еще? Ведь ты… ты не думаешь, что Томас был казнокрадом?

— Насчет этого не знаю. Знаю лишь одно: он вовсе не был тем святым, каким ты его себе представляла. Он был всего лишь человеком. Со всеми человеческими слабостями. Только ты не замечала их.

— И ты веришь, что он развлекался со шлюхами, бывая в отъезде? Ты в это веришь?!

Он понимал, что причинит ей боль, однако рано или поздно нужно было открыть ей глаза.

— Я знал, что за Томасом водятся грешки. Да что я? Все знали.

Обхватив живот обеими руками, она скорчилась, словно от боли.

— Пинки, милый, скажи, что ты врешь. Ну пожалуйста.

Крупные слезы текли по ее щекам.

Он покачал головой:

— Конкретных фактов привести не могу. Но когда о таких вещах шушукаются на каждом углу, подобная болтовня бывает основана на фактах. Ты познакомилась с Томасом вскоре после смерти отца. Тогда ты остро ощущала собственную беззащитность, и Томас оказался именно тем, кто был тебе нужен в такой ситуации, — сильным, великодушным, надежным. И я был рад, что у тебя появился такой человек. Чертовски рад…

Кари снова медленно опустилась на стул.

— Жена всегда все узнает последней. Кажется, так об этом говорят? Я чувствую себя последней идиоткой.

— А вот и зря. Томас обожал тебя. Его похождения на стороне не имеют к вашей совместной жизни никакого отношения. Ты была блаженна в своей безоглядной любви к нему и, вероятно, так же счастливо любила бы его еще долгие годы, если бы не эта трагическая смерть. Но, увы, того, что произошло, уже не исправишь.

Выйдя из-за стола, Пинки приблизился к ней и взял ее за руку.

— Зря ты взъелась на Макки, Кари. У прокурора просто не было иного выбора, кроме как предать гласности «подвиги» Уинна. — Он задумался, подбирая правильные слова. — Не думаю, чтобы это доставило ему удовольствие.

Кари на секунду прижалась лбом к его руке, но тут же подняла голову. Глаза ее были сухими, но выглядела она по-прежнему подавленной.

— Может быть, мне и в самом деле нужно время, чтобы остановиться и оглядеться. Мне нужно о многом подумать, разобраться в своих чувствах. — Она встала и решительно направилась к двери.

— Что ты намерена делать?

Ничего не видя перед собой, Кари неопределенно пожала плечами.

— Не знаю еще.

И шагнула в полумрак редакции, превратившись в одну из загадочных теней пустого зала.

Открывая входную дверь, Бонни, зябко кутавшаяся в домашний халат, в последнюю очередь ожидала увидеть на пороге Пинки Льюиса.

— Выпить найдется? — спросил он вместо приветствия или объяснения причин визита.

Бонни резко затянула на себе поясок халата.

— Что стряслось? Бармены объявили забастовку?

— Выпить, спрашиваю, найдется или нет?

Молча сделав шаг в сторону, Бонни дала понять, что он может войти. Что и говорить, приглашение не самое радушное.

— Виски?

— Ага. Двойное.

Как только ее младшенький уехал из маминого гнездышка, чтобы продолжить учебу в колледже, Бонни первым делом обновила в доме обстановку. Она безжалостно выкинула всю рухлядь, боевые рубцы на которой напоминали о времени, когда главными здесь были дети. Новая мебель стала для Бонни наградой за те долгие годы, что ей приходилось воспитывать сыновей, отказывая себе практически во всем.

Швырнув пиджак на стул, Пинки уселся на диван и с наслаждением вытянул ноги. Стянув с шеи галстук, он небрежно бросил его на диванный валик. Затем с его ног один за другим слетели ботинки. Присутствие этого неряхи нарушало тот идеальный порядок, который был наведен немалыми усилиями, и все же Бонни с удивлением обнаружила, что рада этому. Слишком долго ее дом оставался сияюще чистым. Чересчур долго.

Подав гостю стакан с виски, она села с ним рядом, положив руку на спинку дивана и уютно поджав под себя босые ноги.

— Чему обязана столь неожиданным визитом? Нежные чувства пробудились или еще что?