— Хантер, — испуганно выдохнула она.
— Еще раз.
— Хантер, — повторила она. Его глаза внимательно следили за шевелящимися губами испуганной женщины. Казалось, он и не собирался отпускать ее подбородок. Однако пальцы внезапно разжались, и Хантер Макки на шаг отступил от нее.
Голова у Кари шла кругом. Она презирала и ненавидела себя за то, что подчинилась его грубой силе, но в то же время не хотела показать, что ему удалось сломить ее.
— Ну вот, я произнесла твое имя. Это все, что ты хотел?
— Нет, еще больше я хотел отшлепать тебя по заднице. — Он упер руки в бока. — Хорошенький репорта-жик ты передала сегодня вечером. Ну что, горда собой?
— Еще как! В особенности после финта, который ты разыграл со мной.
— Финта? Какого еще финта?
От этой неуклюжей попытки изобразить из себя невинного агнца кровь бросилась ей в голову.
— Но ты же заставил меня поверить в то, что, если я умерю тон своих репортажей, телеоператоры не будут удалены из зала! Или я разговаривала с кем-то другим?
— Моя просьба очистить от них зал никак не связана с нашим вчерашним разговором.
— Неужто? Значит, вовсе не из-за меня ты попросил судью вытолкать их взашей?
— Вообще-то из-за тебя. Но совсем не по той причине, о которой ты думаешь.
— А разве может быть другая причина?
«Может! — подмывало его завопить во всю глотку. — Из-за тебя я становлюсь похотливой скотиной!» Однако он предпочел более тонкий ход, переложив вину с больной головы на здоровую.
— Давай-ка разберемся в этом деле до конца, чтобы больше не было никаких неясностей. И определим, кто кому и сколько должен. Вот уже несколько месяцев ты травишь меня за то, что я застукал твоего муженька, запустившего лапу в общественную кассу. Но не моя вина, что именно я застукал его.
— Он не был виновен!
— Его вины хватит на всех грешников в аду. Кстати, у него на счету не одно это дельце.
Прищурившись, она набрала полные легкие воздуха.
— Я знаю, почему ты дискредитировал его заодно с другими.
— Он сам себя дискредитировал.
— Потому что он возражал против твоего назначения!
Это неожиданное откровение застало его врасплох. Он открыл рот, но не смог вымолвить ни слова. Наконец прокурор пробормотал:
— Кто тебе это сказал?
— Сайлас Варне, — торжествующе поведала Кари.
— Ты разговаривала обо мне с бывшим окружным прокурором? Когда?
— Я позвонила ему сразу после нашей первой встречи. Мне показались невероятными твои обвинения против Томаса. К тому же у меня сложилось впечатление, что за этими обвинениями стоят совсем не те мотивы, которые ты мне назвал. Ты сам признал, что приехал в наш город из Сент-Луиса, потому что не мог там достаточно быстро продвинуться вверх по служебной лестнице. Я и подумала, что тебе не терпится скакнуть вверх, а громкое дело Томаса использовать в качестве трамплина. Поэтому я и позвонила мистеру Барн-су, чтобы узнать его мнение о тебе.
— И что же он тебе наплел?
— О, можешь быть спокоен. Для него ты пай-мальчик с шелковыми кудряшками. Старик заявил, что, даже если бы на него работала целая армия молодых блестящих юристов, он все равно остановил бы выбор на тебе как на своем преемнике. Но! — воздела она руку, когда Хантер попытался перебить ее. — Но он сказал также, что именно Томас выступил против твоей кандидатуры. Конечно, это было сказано конфиденциально, однако Томас не стал делать секрета из своей позиции, и вскоре весь городской совет знал о том, что, по его мнению, ты опасно честолюбив.
Хантер обескураженно затряс головой и запустил пальцы в шевелюру.
— Если ты думаешь, что я решил отомстить Уинну за то, что пришелся ему не по вкусу, знай: ты глубоко заблуждаешься. Я ни сном ни духом не ведал, что он имеет что-то против меня.
Она презрительно фыркнула:
— И ты думаешь, я тебе поверю?
— Нет, не думаю, — зло выпалил он. — Ты сотворила из Томаса Уинна кумира и надела на глаза шоры, лишь бы не знать о нем правды. А спросила ли ты Барнса, что он думает о моих обвинениях в адрес Уинна?
В ответ Кари высокомерно вскинула голову.
— Естественно, он оказался с тобой заодно.
— Боже правый! — хлопнул он себя в отчаянии по бедрам. — Истина лежит перед тобой как на ладони, а ты отказываешься замечать ее. А ведь как все просто: преступник — именно твой муж, а не я.
Ее передернуло от острой ненависти.
— Господи, до чего я презираю тебя! Ты проныра…
— Я всего лишь проницателен.
— И ловкач.
— Я просто не зеваю по сторонам.
— И еще честолюбив без меры.
— Честолюбие — не порок.
— Ты — кровожадный гонитель!
— А ты — мстительная сучка.
— Я выполняю свой долг!
— А я — свой!
Хантер даже не заметил, как сжал ее в объятиях. Он опомнился, лишь когда почувствовал жаркое прикосновение ее тела. Опустив взгляд, он сквозь красную пелену бешенства увидел собственные руки, вцепившиеся в хрупкие женские плечи.
И внезапно ощутил ее всю, целиком. Ее груди прижимались к его ребрам, живот мягко уступал напору возбужденного столба, бедра соприкасались с бедрами.
Разозленная, она выглядела особенно красивой. В полумраке комнаты ее глаза казались невероятно большими и темно-зелеными. Кари шумно дышала, ее влажные губы были приоткрыты.
Не раздумывая ни секунды, он склонился и приник к ее губам. Сильные руки обвили Кари и неумолимо прижали к сильному, мускулистому телу.
Его ищущий рот раздвинул губы женщины, и язык пробежал по ровному ряду ее зубов, вызвав у нее возмущенный стон. Тем не менее Хантер продолжал целовать ее яростно и страстно, пока она, задыхаясь, не открыла рот. И тогда его язык проник внутрь.
Это было неприкрытое насилие. Оно переходило всякие границы. И это было прекрасно. Его язык между тем продолжал действовать с прежней яростью, пока тело ее не расслабилось, став совсем податливым.
Поначалу Кари была слишком ошарашена, чтобы пошевелить даже пальцем. Однако затем, попытавшись сопротивляться, поняла, что не сможет противостоять его силе. Каким же подлецом надо быть, чтобы обходиться с ней так грубо и нагло! Она ненавидела его, но еще сильнее она ненавидела саму себя.
Потому что этот поцелуй начинал ей нравиться.
Да и могла ли она обвинить его в жестокости теперь, когда этот язык ласкал ее? Его губы по-прежнему были словно приклеены к ее рту, но язык больше не был грубым и жестким. Напротив, он стал бархатисто-нежным, и движения его были не злобными и беспорядочными, а осторожными и убеждающими. Перед этой сладкой агрессией вот-вот должен был пасть последний бастион.
Самисобой руки Кари обвились вокруг того, кто столь бесцеремонно пленил ее. Почувствовав жесткий холм, упиравшийся вершиной в ее живот, она внезапно осознала, что ее воля к сопротивлению окончательно сломлена. Ее увлажнившаяся плоть сладко ныла, набрякшие груди пылали от жажды любви. Ею овладело сумасбродное желание почувствовать прикосновение его губ к своим затвердевшим соскам.
Хантер поцеловал молодую женщину еще раз, дразняще лаская ее язык. Низ ее живота еще раз ощутил прикосновение твердого бедра. Потом он постепенно отстранился. Его рот долго не хотел расставаться с ней, оставляя на ее распухших губах последние нежные, легкие поцелуи. Однако потом и они исчезли. Хантер Макки отступил на шаг, на сей раз окончательно.
Теперь он стоял не шевелясь, глядя на нее сверху вниз. Ей же хотелось провалиться сквозь землю. «Я не ответила ему, — пыталась убедить себя Кари. — Не ответила! А если все-таки ответила? В таком случае лучше не жить». Пересилив себя, она подняла на него глаза.
— Так в чем же моя вина? Скажи, Кари. В том, что я дискредитировал Томаса? Или в том, что ты потеряла ребенка? В том, что хочу тебя? Или возбуждаю в тебе ответное желание?
Хантер взял с дивана свой пиджак. В дверях он обернулся.
— Очень скоро ты разберешься, почему не выносишь меня.
Он ушел.