Сорвав с носа очки и небрежно бросив их на пол, Хантер встал рядом с ней на колени.

— Кари! Кари, ты слышишь меня? — Его голос дрожал от тревоги. Господи, да что же он наделал? — Пожалуйста, очнись, — прошептал он и прикоснулся к ее щеке. Она была прохладной. Хантер погладил ее ладонью по щеке и начал растирать большим пальцем тонкие ключицы. — Прости меня, Кари. Прости за все. О боже, надо же было такому случиться…

Ее грудь едва поднималась. Только присмотревшись, можно было заметить, что в ней все еще теплится дыхание. Трясущимися пальцами он принялся расстегивать пуговицы ее жакетка. Справившись с этим делом, Хантер приподнял Кари. Она безжизненно привалилась к его груди, как большая тряпичная кукла.

Он быстро стащил с нее жакет и зачем-то отбросил далеко в сторону. Потом прижал ее к себе — крепко, изо всех сил, втайне желая, чтобы она принадлежала только ему, и никому больше. Он гладил ее спину, осторожно разминал ей мышцы, пытаясь привести женщину в чувство.

Ее волосы волной упали на плечи, и его пальцы запутались в них. Не удержавшись, он зарылся лицом в эту белокурую гриву и полной грудью вдохнул ее цветочный запах. Этот аромат оказался именно таким, каким Хантер представлял его себе с самого начала. Его рот оказался совсем рядом с ее ухом. От такой близости можно было сойти с ума. Медленно и бережно он опять уложил ее на потертые кожаные подушки.

Его глаза по-прежнему внимательно всматривались в это прекрасное лицо, пытаясь увидеть первые признаки возвращения сознания. Однако Кари лежала не шелохнувшись, словно мертвая. Ее дыхание было едва различимо.

Закусив нижнюю губу, он стал лихорадочно вспоминать, что полагается делать в подобных случаях. Может быть, для начала ослабить узел банта? От этой мысли его ладони мгновенно взмокли. Можно себе представить, какое светопреставление начнется, если Кари, очнувшись, обнаружит, что ее бант, ее блузка…

Однако пока ничто не указывало на то, что она может прийти в себя в ближайшее время. Робко взявшись за оба конца банта, он потянул их на себя. Узел развязался. Затем все с той же осторожностью Хантер освободил ее горло. Пульс на шее почти не прощупывался. Правда, небольшой треугольничек у основания шеи слабо подрагивал.

Его руки сами собой потянулись к блузке Кари и расстегнули верхнюю пуговицу. Маленькие перламутровые пуговки почти сами собой выскакивали из петель. И все же расстегивать их было не так легко, потому что руки его тряслись от волнения. Расстегнув три пуговицы, он полностью обнажил ее горло и ключицы, однако она даже не пошевелилась.

Собираясь в суд, Кари не намеревалась снимать в помещении свой жакет. Это он понял мгновенно, с профессиональной проницательностью. Иначе надела бы бюстгальтер, а не просто нижнюю рубашку с тонким, как паутина, кружевным верхом. Разве это одежда? Так, легкое облачко дыма.

Он попытался заставить собственный мозг не воспринимать ничего из того, что сейчас видели его глаза. Однако его сознание с фотографической быстротой и четкостью фиксировало все, на что натыкался возбужденный взгляд. Но он же живой человек, в конце концов! Такой же, как все. И к тому же мужчина. А какой мужчина, если он не гомик, сможет оторвать глаза от этих размытых очертаний сосков под двумя тонкими покровами ткани, легкой и мягкой, как дуновение ветерка?

Боже милостивый, до чего красива!

Хантер на секунду зажмурился, подавляя в себе мощный прилив желания, который грозил захлестнуть все его существо. Когда же он снова открыл глаза, ложбинка между ее ключицами больше не пульсировала. Или, может быть, ему просто не хотелось видеть этого подрагивания? Чтобы был повод ощутить под руками ее сердце…

Как бы то ни было, массаж сердца оставался в этой ситуации единственным выходом. И Хантер положил обе ладони на ее грудь. Первые его движения были предельно осторожны — вначале нужно было только примять одежду, чтобы ткань не скользила под руками, и ощутить ее плоть. Мягкую, нежную, теплую. Женскую плоть. Ее тело.

Она слабо застонала. Этот звук был подобен для него удару молнии. Хантер склонился над ней еще ниже.

— Тс-с-с, Кари, все в порядке. — Он погладил ее по волосам. — Я не хотел сделать тебе больно. Честное слово, не хотел. Прости меня.

Хантер снова приподнял ее голову и ткнулся лицом в ее шею.

— Тише, тише, все в порядке.

Теперь, когда сознание стало понемногу возвращаться к ней, Кари испытала удивительное чувство. Ей давно уже не было так хорошо. Кто-то сжимал ее в объятиях — крепких и нежных одновременно. Эти руки обещали ей надежную защиту. Чьи-то теплые губы заскользили по ее шее возле уха, потом спустились по щеке к уголку рта, оставив там сладкий поцелуй.

О господи, хорошо-то как. Она потерлась о пахнущую одеколоном и кремом для бритья щеку, на которой уже успела слегка проступить щетина. Ее губы отыскали мужественный рот и прильнули к нему.

Однако он почему-то напрягся и отстранился от нее. Неужели он снова покинет ее? «Нет!» — прозвучало в ее сознании. Она обвила руками его шею. Ей так хотелось прижаться к этому большому мускулистому телу. Его сила внушала уверенность, рядом с ним было спокойнее. «Ну прикоснись же ко мне, поцелуй меня!» — хотелось взмолиться ей. Однако ее язык отчего-то не повиновался мозгу.

В конце концов его губы все же вернулись к ней. Они снова заскользили по ее губам. Их шершавое прикосновение было очень необычным. Беспрестанно двигаясь, они шептали слова любви и успокоения. Застонав, Кари приоткрыла рот. Его бархатистый язык раздвинул ее губы еще шире и проник внутрь. Каждое его движение выдавало жадность.

Странно. Томас никогда еще не целовал ее так. В его поцелуях никогда не было такой жажды. От этого поцелуя горел не только рот — все ее тело. Ее груди ощутили сладкое покалывание, будто слабый ток исходил от того, кто снова крепко прижимал ее к себе. Душа ее погрузилась в теплый океан, где чувственные волны мягко накатывали на нее одна за другой. Казалось, она вот-вот взорвется от наслаждения. Или боли. Ей до боли хотелось оставаться в этих объятиях, быть любимой…

Запустив пальцы в его густые волосы, она притянула этого человека к себе и страстно ответила на его поцелуй, сомкнув горячие губы вокруг этого ненасытного языка. Но этого было мало. Хотелось большего. И она со стоном несколько раз произнесла имя того единственного, с кем ей всегда было хорошо:

— Люби меня, Томас, Томас, Томас…

Он резко отпрянул от нее, высвободившись из ее ищущих рук. Губы, только что дарившие ей невыразимую усладу, мгновенно исчезли — от них осталась только пряная влага. Она неохотно открыла глаза.

И помертвела. Вовсе не лицо любимого мужа было перед ее глазами. Перед ней было лицо Хантера Макки, внушавшее ей только одно чувство — ненависть.

Случившееся было столь ужасно, что разум отказывался верить в это. Она боялась шевельнуться. Пошевелиться означало бы для нее убедиться, что картина перед ее глазами — не сон. Но это не могло быть явью. Это наверняка была галлюцинация, ночной кошмар. Она не верила своим глазам, и все же они не лгали ей. То, что она видела, происходило на самом деле.

Он встал, не в силах отвести взгляда от ее расстегнутой блузки. Его виноватый вид достаточно красноречиво говорил о том, что тут произошло, тюка она была в бессознательном состоянии.

— Я расстегнул… это, чтобы вам было легче дышать, — с трудом откашлявшись, проговорил Макки.

Оглядев себя, Кари беспомощно пискнула и подняла на него разъяренный взгляд. Дыхание, только что бывшее таким ровным и легким, внезапно стало прерывистым. Поправив прическу и прошептав ругательство, она отвернулась, чтобы не видеть эту мерзкую рожу.

Кари опустила ноги с дивана на пол, но встать не смогла. Голова ее все еще кружилась.

— Вы… вы… — У нее не было слов, чтобы сказать, что она в эту минуту думает о нем. Непослушными пальцами она пыталась застегнуть перламутровые пуговки на груди.

Хантер Макки опять виновато заглянул ей в лицо.