— Мы, безусловно, не исключаем из круга наших читательниц женщин, предпочитающих сидеть дома с детьми, — увлеченно продолжала Лилли, — но наш основной адресат — женщина, которая хочет преуспеть на работе, спланировать идеальный отпуск для всей семьи и закатить пир без предварительной подготовки.

— Разве такое возможно?

— Прочитай июльский номер, узнаешь.

Он тогда со смехом отсалютовал ей бутылкой минеральной воды. Солнце пригревало, разговор тек лениво и неспешно. Между ними возникла легкая, необременительная симпатия. Казалось, они без слов говорили друг другу: «Мне нравится на тебя смотреть и еще больше нравится тебя слушать». Им было весело спускаться по реке до обеда, Но стало грустно, когда гид объявил, что перерыв окончен и пора снова трогаться в путь.

Весь остаток дня они при любой возможности возобновляли разговор, хотя река заставляла их сосредоточиваться на преодолении порогов. Они поминутно ощущали присутствие друг друга, объяснялись улыбками и жестами. Они оба были в прекрасной спортивной форме, легко преодолевали препятствия, и это давало им повод добродушна подшучивать друг над другом, когда кто-то из них или оба оказывались в воде.

Он поделился с ней солнцезащитным кремом, когда она обнаружила, что не захватила свой. Впрочем, это ничего не значило. Столь же охотно он поделился кремом с двумя девицами из колледжа, которые бессовестно флиртовав ли с ним и всячески старались привлечь его внимание.

Они подошли к берегу в том месте, где утром оставили свои машины. Забросив снаряжение в свой «Чероки», он подбежал к ней.

— Ты где остановилась?

— В Клири. Летом я почти все выходные провожу там. У меня есть домик в горах.

— Неплохо!

— Да, там очень хорошо.

Девицы из колледжа в своем открытом джипе поравнялись с ними.

— Увидимся, Тирни! — кокетливо прокричала та, что сидела за рулем.

— Да-да, конечно.

— Адрес не забыл? — спросила ее подружка.

Он постучал себя по лбу.

— Надежно, как в банке.

Они заговорщически подмигнули ему и умчались, подняв клубы пыли. Лилли для них как будто не существовала.

Тирни помахал им вслед, но потом покачал головой.

— От таких только и жди беды. — Повернувшись к Лилли, он улыбнулся: — Моя мужская гордость уязвлена, но должен признать — ты ловко меня обставила на последнем пороге. Это было настоящее родео!

Лилли сделала шутливый книксен.

— Из уст такого специалиста, как ты, это настоящий комплимент.

— Самое меньшее, что я могу, это поставить тебе выпивку как явной победительнице. Мы можем где-нибудь пересечься?

Лилли кивком указала на еще не осевшую тучу пыли, поднятую джипом девушек.

— Я думала, у тебя есть планы.

— У меня есть планы. Я планирую встретиться с тобой.

Ее улыбка угасла. Лилли засуетилась в поисках ключей от машины.

— Спасибо, Тирни, но я вынуждена отказаться.

— Как насчет завтрашнего вечера?

— Извини, не могу. — Она взглянула ему прямо в глаза. — Мы с мужем приглашены на ужин.

Его улыбка не просто угасла — он был сражен.

— Ты замужем. — Это был не вопрос, а утверждение. Она кивнула.

Он взглянул на ее безымянный палец без кольца. Его выражение — смесь растерянности и разочарования — говорило само за себя. Молчание казалось бесконечным.

В конце концов Лилли первой протянула ему руку.

— Очень рада была познакомиться, Тирни.

Он пожал ее руку.

— Аналогично.

— Буду следить за твоими статьями, — сказала Лилли, садясь в машину.

— Лилли…

— Прощай! Береги себя. — Она торопливо захлопнула дверцу и сорвала машину с места, прежде чем он успел еще что-то сказать.

Больше они не виделись вплоть до вчерашнего дня, когда она заметила его на другой стороне Главной улицы в центре Клири. Датч невольно налетел на нее, когда она вдруг застыла на ходу.

— Что там такое?

Тирни как раз открывал дверцу своего «Чероки», когда случайно бросил взгляд в ее сторону. Он пригляделся внимательнее. Их взгляды встретились, они оба замерли.

— Бен Тирни, — рассеянно ответила Лилли на вопрос Датча. А может быть, просто произнесла вслух имя, не дававшее ей покоя последние восемь месяцев.

Датч проследил за ее взглядом. Тирни по-прежнему стоял на другой стороне улицы — одна нога в машине, другая на мостовой — и смотрел на Лилли, словно ожидая от нее некой команды насчет того, что ему делать.

— Ты знаешь этого парня? — удивленно спросил Датч.

— Я с ним познакомилась прошлым летом. Помнишь, я спускалась на байдарке по Французской Стерве? Он был в группе.

Датч толчком открыл дверь в адвокатскую контору, где им предстояло подписать документы о продаже коттеджа.

— Мы опаздываем, — сказал он и втащил ее внутрь.

Когда они вышли из конторы через полчаса, Лилли невольно окинула быстрым взглядом Главную улицу в поисках черного «Чероки». Ей хотелось хотя бы поздороваться, но ни Тирни, ни его джипа не было видно.

И вот теперь он сидел в четырех футах от нее, а ей трудно было встретиться с ним взглядом, и она не знала, что сказать. Ощутив на себе его упорный взгляд, она заставила себя поднять глаза.

— После того дня на реке я несколько раз звонил тебе в редакцию в Атланте.

— Твои статьи не подходят нам по профилю.

— Я звонил не для того, чтобы пристроить статью в журнал.

Лилли отвернулась и посмотрела на пустой камин. Этим утром она своими руками выгребла из него золу. Теперь ей казалось, что это было много лет назад.

— Я знала, зачем ты звонишь, — тихо призналась она. — Вот потому-то и не отвечала на звонки. По той же причине я не могла встретиться с тобой в тот день после экскурсии на байдарках. Я была замужем.

Тирни встал, обогнул кофейный столик и сел рядом с ней на диван. Сел так близко, что ей пришлось на него посмотреть.

— Но сейчас ты уже не замужем.

Уильям Ритт поднял голову и улыбнулся своей сестре, убиравшей со стола его пустую тарелку.

— Спасибо, Мэри-Ли. Рагу было отменное.

— Я рада, что тебе понравилось.

— Я тут подумал: а не ввести ли нам фирменное блюдо в обеденное меню в аптеке? Свое на каждый день недели. Субботний мясной рулет. Пятничные пирожки с крабами. Ты готова поделиться своими рецептами с Линдой?

— Это мамины рецепты.

— Ну, допустим. Но ведь ей уже все равно, поделишься ты ими или нет.

Любому другому такие слова показались бы бесчувственными и жестокими, но Мэри-Ли знала, почему Уильям так говорит, и не могла его винить. Их родители умерли, но дети по ним не горевали. Отец их отличался феноменальным равнодушием, мать — безудержным эгоизмом.

Отец был человеком суровым и замкнутым. Каждое утро он вставал до рассвета и спускался с горы в городскую автомастерскую, где работал механиком, домой возвращался к ужину, который методично поглощал. Он ворчливо и скупо отвечал на прямые вопросы, но помимо этого ему нечего было сказать членам своей семьи, разве что попрекнуть или выбранить. После ужина он принимал ванну, уходил в свою спальню и закрывал за собой дверь, наглухо отгораживаясь от близких.

Ничто на свете не доставляло ему удовольствия, кроме овощей на огороде, которые он сажал и выращивал каждое лето. Это была его единственная радость и гордость. Мэри-Ли было семь лет, когда отец увидел, как ее любимый домашний кролик объедает листья с кочана капусты. Он свернул шею кролику прямо у нее на глазах и заставил жену зажарить его на ужин. Когда он в один прекрасный день умер от инфаркта, рыхлив мотыгой грядку, Мэри-Ли сочла это своего рода возмездием.

Их мать страдала ипохондрией и вечно жаловалась. Своего мужа она за глаза называла неотесанным мужланом. Сорок лет она старалась довести до сведения каждого, кто хотел слушать, что вышла замуж за неровню, человека много ниже себя по положению. Собственное несчастье стало смыслом ее жизни, и ни для чего другого места не осталось.

Когда слабое здоровье вынудило ее слечь в постель, Мэри-Ли на целое полугодие ушла из школы, чтобы ухаживать за ней. Однажды утром, пытаясь ее разбудить, Мэри-Ли обнаружила, что мать умерла во сне. Позже, когда священник бормотал ей свои банальные утешения, Мэри-Ли подумала, что такая озлобленная и поглощенная собой женщина, как ее мать, не заслужила столь легкого конца.