Робин в задумчивости дожёвывал остатки бутерброда, машинально ловя кружившие около него крошки. Когда Джон закончил рассказ, Робин поднял на него свой взгляд и произнёс, задумчиво перебрасывая из руки в руку пустой термос:

– Интересно, что скажет по этому поводу капитан, и скажет ли вообще что-либо. А моя информация простая: твои парни с минуты на минуту должны взлететь, без всяких средств. Эту информацию дал капитан полчаса назад, и теперь мне понятно, почему мы с такой поспешностью сматывали удочки. Если собрать всё вместе, то получается, что Самора либо разлетится на куски, либо сойдёт с орбиты. Теперь осталось выяснить, какое отношение ко всему происходящему имеет Джейн. Я надеюсь, у неё не будет от нас секретов, как ты думаешь?

Джон молчал. Судя по его расширенным зрачкам, он ещё не разучился переживать. Его взгляд был обращён в сторону Саморы, которая спокойно жила свои последние минуты, не о чём не подозревая.

– Жалко парней. Мы сильно пострадаем? – голос Джона не предвещал ничего хорошего.

– Нам ничего не грозит. Машины защищены от электромагнитного импульса, а наш аппарат находится достаточно далеко от Саморы. Парень, мне не нравится твой внешний вид. Входи в норму, а то капитан этого не любит, ты сам знаешь.

– Я в норме. Просто не вылетает из головы та фраза.

Робин понял, что он всё-таки что-то упустил.

– Какая?

– Насчёт того, что мы – свои парни. Из их слов следует, что мы тоже участвовали каким-то образом в этом замаскированном спектакле. Идя от дедукции к индукции и наоборот, получается, что у нас были одни и те же цели. По крайней мере, тебе известно точное назначение всех тех корпусов, которые мы возводили больше года? Мне – неизвестно.

Воцарилось молчание. Парни думали о своём, потягивая из термосов крепкий чай, который принес им Джин во второй раз. Внезапно лица озарились ослепительным ярким светом. Робин молниеносным движением дотянулся до кнопки терминала и включил светофильтр. Но излучение было такое сильное, что оно жгло лицо даже через него. Не было никакой возможности смотреть на этот свет. Робин достал пару светозащитных очков, протянув одни Джону. Теперь можно было наблюдать за взрывом. Яркий шар, по размеру меньше самой Саморы раза в полтора, продолжал медленно расти, прилипнув, словно пиявка, к западному боку планеты. Вскоре его рост прекратился и, примерно через минуту, шар медленно, словно нехотя, отделился от поверхности, устремляясь вверх, в космос. За это время в рубке пять раз тухло освещение, срабатывали защиты, шесть раз пропадало изображение со всех трёх экранов терминалов. Но через секунды восстанавливалось. Чувствовалось, что Эпокап не на шутку встревожен происходящим. Натружено работали все системы охлаждения, забирая значительную часть электроэнергии, что было заметно по пониженному свечению ламп. Солнечные внешние электробатареи вышли из строя. Тем временем огненный шар, отделившись от Саморы, повис, перестав двигаться, на расстоянии примерно в полдиаметра Саморы от её поверхности, постепенно остывая. А на самой планете бушевал ад. Со всех сторон в направлении взрыва тянулись хорошо видимые мощные потоки хилой саморской атмосферы, перемешанные с пылью, кусками породы, камнями и булыжниками. В месте взрыва зияла огромная дыра, ведущая в недра планеты, а от неё, во все стороны, словно длинные лапы паука, тянулись частые изломы. Самора выдержала этот чудовищный удар, не разлетелась на куски. Но всё-таки треснула. Минуты через три, словно кровь, из трещин потекла красно-бурая раскаленная магма, встревоженная из потаённых недр планеты. Это наблюдение прервал оглушительный рев сирены, и секундой позже Эпокап произнёс, что на пути корабля находится препятствие в виде большого шара раскаленного вещества, и что надо менять траекторию. Так же он сообщил, что на раздумье даётся одна минута. По истечении этого срока Эпокап сам изменит траекторию корабля. Робин ответил, что разрешает менять траекторию немедленно. Изображение в иллюминаторе медленно поползло в бок. Исчезла лопнувшая Самора, осталось изображение шара, который теперь походил на самое настоящее солнце. Робин дал задание Эпокапу, чтоб тот оценил мощность взрыва и дал примерные данные на будущее. Через две минуты Эпокап ответил, что мощность взрыва составляет полтриллиона тонн эквивалента, а шар перейдёт на излучение в инфракрасном спектре через два часа, то есть через два часа он потухнет, но ещё долго будет греть, словно раскаленная печка.

– Н-да, слабо, – плоско пошутил Джон, – На Тенле можно шарахнуть раз в пять сильнее, мощности хватит. Вот был бы салют. За упокой души.

– Наша бедная матушка и такого взрыва не выдержала бы. Не забывай, что Самора в диаметре больше нашей планеты на тысячу километров, а это всё-таки существенно, – в задумчивости ответил Робин.

– Никогда в жизни не видел ядерного взрыва. Настоящего. Жутко.

– Думаешь, я видел? – усмехнулся Робин.

Они молча смотрели на ядерное облако, пораженные его силой. Их наблюдения из динамика связи прервал Дэнил:

– Эй, ребята, это что там за салют? Наверное, по случаю нашего отлёта? – как всегда, дядюшка Дэнил не унывал.

– Нет, наоборот. Это наш отлёт по случаю салюта, – парировал Джон, встрепенувшись и оживившись, услышав весёлый тон своего прямого начальника.

– Мы приносим свои извинения, что забыли Вас предупредить по случаю этого фейерверка, – начал было оправдываться Робин, но Дэнил его прервал:

– Ладно, я не много потерял. Вы лучше выкладывайте новости, а то я только что закончил проверки двигателя, которые не были сделаны в предстартовое время. Ведь его не было.

– Как вы определили?

– Робин, мальчик, не принимай меня за олуха. Я потому и числюсь главным механиком и электриком, что головой отвечаю за двигатель. Между прочим, этот охламон Джон отвечает тоже. Ты меня слышишь, разгильдяй?

– Конечно, дядюшка Дэнил. Но клянусь оторванным хвостом кометы, основную часть времени я провел около Джейн, пусть меня выбросят в открытый космос без скафандра, если я вру.

– Ладно, верю. Как она себя чувствует?

– Нормально. Кстати, мы приглашаем Вас на ужин.

– Хорошо, иду. Заодно всё и расскажете.

Пока Дэнил уплетал полагающийся ему ужин, Джон и Робин рассказали ему все, за исключением розового свечения ходулей Краба Джейн. Дэнил слушал, быстро работая челюстями и не пропуская ни одного слова.

Никто из них не знал, да и не мог знать, что с самого старта корабля, ни на секунду не отставая, за ними следовало прозрачное голубое облако, светящееся по краям еле заметным розовым свечением…

– Бешеный денёк сегодня выдался. Как Вам понравился сигнал первой категории? Мне – очень, – с явным сарказмом произнёс Робин, обращаясь к Дэнилу и Джону.

– Нам было проще, нас было двое, – коротко и сухо ответил Джон, не желая поддерживать разговор. Он о чём-то напряженно думал, уставившись туманным взглядом на командирский пульт.

Паузу прервал Робин:

– Пора по рабочим местам. Основной корабль изменил траекторию, уже произведён взаимозахват, мы идем на сближение и минут через десять будем состыковываться. Джон, займи штурманский пульт, а Вас, дядюшка Дэнил, попросим занять место в машинном отделении.

– Слушаюсь, начальничек.

Вскоре на левом экране появилось изображение основного корабля. Сейчас он казался каким-то фантастическим, освещённый с одной стороны ярким светом настоящего солнца, а с другой стороны – малиновым светом остывающего ядра. Тёмно-фиолетовые крылья солнечных батарей были собраны в гармошку. Это означало, что корабль скоро начнет делать маневр в поперечной плоскости. Вскоре заработали боковые сопла маневрирующих двигателей, выбрасывая в пространство языки синего пламени, и корабль медленно стал поворачиваться, оголяя своё брюхо с растопыренными штангами захвата спускаемого аппарата и раскрытыми чехлами переходных шлюзов.

Издали «Фаер» казался игрушечным космическим городком с ярко-оранжевым шпилем спускаемого аппарата. Сложенные крылья диафрагмового типа придавали спускаемому аппарату вид стрелы. Издали, на фоне громадного корпуса «Фаера», трудно было определить в нем десятиместный самолёт с плавной регулировкой геометрии крыла, с мощными двигателями, способными вывести его на орбиту практически с любого аэродрома. Этот самолёт хвостовой частью примыкал к Главной рубке, с которой фактически и начинался сам «Фаер». Четыре иллюминатора, каждый из которых в диаметре больше метра, давали хороший круговой обзор. Внутри рубки было три просторных кресла с командными пультами управления и контроля. Далее через капитанскую рубку можно было попасть в оранжерею, в которой хозяйничала Джейн, ухаживая за плантациями. Овощи и фрукты, которые не могли нормально развиваться, и расти в невесомости, выращивались в центрифугах. Виноград и киви после пятилетних опытов научились жить в «простом» космосе, и Джейн их развела на всем корабле, создавая теплый уют. Возиться с растениями было её хобби, и все свободное время Джейн пропадала в оранжерее вместе с Руной. Журналисты, которым два года назад разрешили посетить «Фаер», окрестили эту оранжерею Елисейскими садами, а Джейн – Лесной Феей. Это название так и осталось. По своей форме оранжерея представляла собой полусферу, вверху которой была капитанская рубка. В основании оранжерея была двадцать пять метров в диаметре и высотой десять метров. Елисейские сады купались в знойных космических лучах солнца, так как обшивка этого отсека состояла из кварцевого стекла со специальным защитным покрытием от смертельной радиации. Из капитанской рубки по центру корабля проходила шахта лифта, которая шла далее вниз, кончаясь в самом низу, в машинном отделении основного двигателя. Далее Елисейские сады переходили в корпус корабля, имеющий девять этажей, а точнее сказать, девять поперечных служебных отсеков. Двигатель, вместе с топливными баками и ядерным складом, по своим размерам равнялся всей остальной части корабля, занимая дополнительно ещё четыре этажа для мастерских, складских и специализированных подсобных помещений.