В субботу утром Квиллер направился в книжный магазин – взять интервью у Лайзы Комптон. Путь его лежал через небольшой лесок, входящий в его владения, по Мейн-стрит и вокруг почтового двора. В Пикаксе, где большинство предпочитало ездить и летать, а не ходить пешком, его оранжевую бейсболку знали все от мала до велика. Она обеспечивала ему безопасность – не только на улицах и дорогах, но и в лесу, где какая-нибудь зловредная сова могла вдруг принять его густую шевелюру за мех ниспосланной ей добычи.

Книжный магазин выходил тыльной стороной к почтовому пакгаузу, а лицевой смотрел на Ореховую улицу – величественное здание в сероватой штукатурке, оно хорошо смотрелось рядом со столетними каменными постройками старого Пикакса. Двустворчатые двери вели в вестибюль с огромной циновкой на пороге, необходимой в городе, который называют «пряжкой снегового пояса». Носившая на себе следы от ног многочисленных посетителей, эта циновка приветствовала их отнюдь не радушным: «Добро пожаловать в "Сундук пирата"!» и не вежливым: «Пожалуйста, вытирайте ноги», а требовательным: «Внимание! Не выпустите на улицу кота!»

Из тех же соображений было решено при оформлении интерьера использовать не ярко-зелёные, а угольно-серые тона, оттенявшие магические глаза библиокота, а ярко-зелёные халаты персонала уравновесили цветовую гамму. В данный момент все в магазине занимались своим книжным делом, только Полли нигде не было видно. То ли она последовала его совету и отсыпалась дома, то ли, не вняв его совету, отдавала себя библиотеке.

Обе догадки оказались неверны.

– Миссис Дункан ушла в парикмахерскую, – сообщили ему. – Миссис Комптон ждёт вас внизу.

В книжном магазине Пикакса понятие «внизу» не несло в себе ничего унизительного. Напротив, неторопливо спускаясь по широкой удобной лестнице и любуясь закреплённым на стене сундуком пирата – подлинным сундуком, закопанным в этом самом месте в 1850-е, вы испытывали эмоциональный подъём.

Вправо удалялась анфилада залов для различных мероприятий; слева находился Центр Эдди Смита. Волонтёры в зелёных жилетах со значком ЦЭС возились у компьютера, лазали по стремянкам и занимались другими делами, вдохновляемые присутствием Данди. Представив Квиллеру своих помощников, Лайза увела его в один из залов, где он записал на диктофон следующее:

– Какая книга появилась в Мускаунти первой?

Твои предположения.

– По всей вероятности, молитвенник; принадлежавший пастору, который прибыл сюда вместе со своей паствой. Первые поселенцы были людьми мужественными и работящими, но мало кто владел грамотой. Даже во время строительного бума владелец всех лесопилок на побережье не умел ни читать, ни писать. В конце девятнадцатого века богатые семьи стали строить особняки, где одна из комнат отводилась под библиотеку – символ статуса в те дни. На полках теснились книги в кожаных переплётах с золотыми обрезами, только никто их не читал. Позднее, в двадцатом веке, появился средний класс и чтение вошло в моду.

– Что предпочитали читать?

– Классику, но также любовные романы, детективы, приключения. Покупали и книги по искусству, о поэзии и этикете. Отец Эддингтона Смита ходил с книгами по домам и продавал их буквально за медные гроши. Вот эти книги отдают сегодня в дар ЦЭС.

– Чем занимается ЦЭС?

– «Сундук пирата» предоставил ЦЭС половину цокольного этажа. Волонтёры и члены ЦЭС передают подаренные книги в магазин, а выручка от их продажи поступает в Литературный совет и идёт на ежегодные стипендии Эддингтона Смита.

– Достаточно ли книг поступает в ЦЭС?

– Как тебе сказать… Чтобы поддержать инициативу дарителей, мы рассказали в газете о том, что один наш именитый горожанин пожертвовал для ЦЭС сто книг. И хотя не только его имени, но даже инициалов мы не назвали, все догадались, что это ты, и захотели принять участие. Кроме того, волонтёры обратились к своим знакомым, насобирали что могли, каталогизировали. В память об Эддингтоне Смите… этом чудесном человеке! Все горят желанием продолжать его дело!

– Не слишком ли огромную ношу, Лайза, вы на себя взяли, проводя такую кампанию?

– Одна я, конечно, не справилась бы; но совет управляющих помогает мне принимать решения, справляться с проблемами и поддерживать энтузиазм волонтёров. Бёрджесс Кэмпбелл, Мэгги Спренкл, доктор Эбернети и Вайолет Хиббард. Я им бесконечно благодарна за поддержку.

На этом Квиллер выключил диктофон.

– Мне так и не довелось познакомиться с Вайолет Хиббард, – сказал он удручённым тоном. Как журналисту, ему полагалось бы знать всех и вся в своей округе.

– Она – замечательная женщина; оставила работу совсем недавно: она преподавала английскую литературу в колледжах восточных штатов.

– Сколько ей лет?

– Она нашего возраста. И рано ушла на пенсию, когда стала наследницей поместья Хиббардов. Она – последняя в роду Хиббардов, а тут как раз один шустряк захотел купить их поместье, снести дом и построить коттеджи. Меня от одной мысли об этом дрожь пробирает! Ты видел поместье Хиббардов, Квилл?

– Я знаю, где оно, но бывать не бывал. По-моему, снимок появлялся в журналах.

– Да-да. В округе, где сплошь каменные здания, стоит Хиббардов особняк, построенный только из дерева, – он чудом уцелел среди лесных пожаров, поджогов и случайных искр от печек и каминов, которые топят дровами. Вайолет решила сохранить его как высококлассный пансион… Чем не сюжет для тебя, Квилл? Вайолет будет рада с тобой встретиться. Она в восторге от твоей колонки!

Квиллер нежно любил читателей, которые были в восторге от его колонки. Пожав плечами, он с деланным безразличием сказал:

– Позвони мне, когда она соберётся в магазин. Я заскочу.

Добравшись до полянки перед амбаром, Квиллер увидел, что Коко совершает пируэты у кухонного окна. Это означало, что на автоответчике оставлено сообщение. Красная лампочка подтверждала это: звонил Уэзерби Гуд, метеоролог (настоящее имя – Джо Банкер).

Квиллер ответил «да». Интересно, что это за новость, о которой Полли ему ничего не сообщила?

Индейской Деревней назывался элитный жилой комплекс за пределами города: коттеджи сельского типа и несколько кондоминиумов в лесистой местности за городом; здесь был свой бар и бридж-клуб, где от случая к случаю читались лекции и проходили заседания Общества любителей птиц. Рядом протекала живописная река Иттибиттивасси, по берегам которой были проложены дорожки для прогулок.

Зимой, когда яблочный амбар было сложно протопить, Квиллер жил в кондо под номером четыре на участке, получившем название «Ивы». Его ближайшим соседом был Уэзерби Гуд вместе с котом по кличке Гольф Стрим. Полли обитала в номере первом со своими питомцами – Брутом и Каттой. Какое-то время номер второй занимал некий алурофоб-кошконенавистник, но он внезапно отбыл. «Из-за аллергии на кошачью шерсть», – подмигивая друг другу, говорили его соседи. Копать глубже им не захотелось.

Когда в половине четвёртого Уэзерби «заглянул» в яблочный амбар, они с Квиллером уселись за барной стойкой, и Квиллер, налив гостю пива, а себе имбирного эля, спросил:

– Ты был вчера вечером на премьере, Джо?

– Был, был! Классно сыграли! Могу себе представить, какой это для актёров крепкий орешек, но Кэрол – великий режиссёр.

– А ты слышал перепалку в зале в самом начале?

– А как же! Только у Эрни Кемпла и могло хватить духу как следует припечатать эту публику. Ну и голосище у него – прямо иерихонская труба.

– А ведь виновники скандала явно обиделись, – заметил Квиллер. – После антракта они не вернулись.

– Что тут скажешь, Квилл. Люди привыкли смотреть телевизор и разговаривать, вот и считают, что ничего такого, если так же вести себя и в театре. А ушли они потому, что Кемпл не позволил им комментировать всё и вся.