– Почему-то у меня такое ощущение, – сухо произнёс Комптон, – что этой катавасии не будет конца.

На сцену с целью объяснить причину неразберихи и призвать всех к порядку вышел председатель Торговой палаты. На него обрушились неодобрительные возгласы и кошачьи вопли. Он поднял руку и крикнул что-то в микрофон, стараясь привлечь внимание громогласной публики, но его призывы не дошли до адресата. Зато усиленный электроникой оглушительный гвалт толпы наводил на мысль об аде. Хозяйки участников и участниц конкурса грозно трясли кулаками на сцене. Матери кричали, что их детей задавили. Две чёрно-белые кошки сцепились друг с другом в кровавой схватке. В разгар суматохи огромный чёрно-белый кот вырвался от своей сопровождающей и, вскочив на сцену, бросился к кошачьим игрушкам. Молниеносно все кошки, сумевшие вырваться, последовали его примеру и, сиганув через седовласые головы пенсионеров, сидящих в первых рядах, оказались на судейском столе, который тут же превратился в поле битвы, о чём свидетельствовали полетевшие вверх клочки кошачьей шерсти. Судьи нырнули под стол, как раз когда со своими рупорами подоспела полиция и невесть почему сработала противопожарная система.

– Ради всего святого, – орал под столом Комптон, – выпустите меня отсюда!

Все трое на четвереньках стали отступать к заднему выходу. На какое-то мгновение они остановились, чтобы перевести дыхание. Первой обрела дар речи Милдред:

– Вот бы поскорее добраться до «Типси» и что-нибудь выпить.

– Я только «за», – поддержал её босс.

– Жаль, что у нас нет телевидения, – заметил Квиллер. – Телевизионщикам здесь было бы чем поживиться. Чего тут только нет: дети, кошки, старики и даже кровь!

Мейн-стрит вся сверкала красными и синими проблесковыми огнями полицейских машин и аварийных фургонов; представители службы шерифа и полиции штата пытались взять ситуацию под контроль. Рядом стояли машины «скорой помощи», пожарные грузовики были приведены в боевую готовность. Оставался единственный разумный способ попасть в ресторан – с тыльной стороны здания через кухню.

Добравшись до бара, трое судей без сил рухнули на стулья. Хикси в этот день они больше не видели и, как только обстановка разрядилась, решили поскорее убраться восвояси.

Квиллер отвёл Комптона в сторону и спросил:

– Что ещё ты хотел мне сказать о Ван Бруке? Ты говорил, что скажешь потом.

– Официально это ещё не объявлено, – конфиденциальным тоном произнёс Комптон, – и я ещё не сообщил даже школьному комитету. Адвокат Ван Брука передал мне, что покойный оставил всё своё состояние пикакской школе. Откровенно говоря, я считаю, что мы это заслужили.

Квиллер воспринял новость скептически.

– За чём же дело стало? Ты собираешься присвоить школе имя Ван Брука?

– Ничего подобного, хотя можно назвать в его честь библиотеку. Его коллекция насчитывает девяносто тысяч книг.

Позже вечером Квиллер позвонил Сьюзан Эксбридж:

– В котором часу мы завтра начнём разбирать книги?

– Скажем, в девять тебя устроит? Это большая работа и, вероятно, пыльная. Надевай какое-нибудь старье, – посоветовала она.

– Ты не против, если я возьму с собой Коко? У него на редкие книги нюх, как у ищейки.

– Дорогой… делай, как тебе нравится. Квиллер воспрянул духом, разоблачение Ван Брука компенсировало провал конкурса Типси.

– А не желаете ли вы, ребята, немного поразмяться? – обратился он к сиамской чете. – У меня есть для вас кое-что новенькое. – Он достал трубочки для мыльных пузырей и на кухне взбил в чашке мыльный раствор. Кошки не спускали с него глаз: содержимое чашки явно выглядело несъедобным, и это ставило их в тупик. – Оставайтесь здесь, – распорядился он и со всем снаряжением отправился на нижнюю лоджию.

Кошки последовали за ним.

Квиллер опустил трубочку в мыльный раствор, поднёс к губам и дунул, но не туда. Сработал выработанный после многолетнего курения трубки рефлекс, который в случае с мыльными пузырями сослужил ему дурную службу. Он сплюнул и сделал ещё одну попытку. На сей раз ему удалось выдуть красивый мыльный пузырь, отливающий всеми цветами радуги в насыщенном искусственном свете амбара, но он вдруг лопнул перед самым лицом. Квиллер вновь взялся за дело, постепенно совершенствуя технику.

– Ладно, спускайтесь вниз, – скомандовал он кошкам, подтолкнув их слегка под зад. – Вниз! Вниз!

Но сиамцам пора было спать, и они хотели подняться к себе наверх. В результате сдвинуть их с лоджии так и не удалось.

Чтобы как-то их раззадорить, Квиллер принялся пускать один пузырь за другим – одиночные, гроздьями и пузырь в пузыре, – и они лениво плыли и сами собой растворялись в воздухе. Однако на кошек это зрелище впечатления не произвело. До чего нелепое создание этот экземпляр Homo sapiens[5] , – казалось, думали они, – дует в какую-то трубку, размахивает рукой и зачем-то перегибается через перила! Скукотища, да и только! И они направились наверх в свои апартаменты.

– Кис-кис! – вдогонку им бросил Квиллер.

Вторник, двадцать второе сентября, для Квиллера был знаменательным днём: ровно четыре года назад он поселился в Пикаксе. Начался день довольно обыденно. С утра Квиллер накормил кошек, подогрел булочку себе на завтрак, надел на Коко шлейку и собрался отправиться на Гудвинтер-бульвар. Он также надел шлейку и на Юм-Юм – просто так, для практики: вдруг ей эта идея придётся по вкусу. На этот раз кошка не «упала в обморок», а продолжала стоять как стояла, неуклюже растопырив лапы. В отличие от неё, Коко важно расхаживал на своих тощих тёмных лапах и рвался в бой. Юм-Юм с видом великомученицы простояла враскорячку, как каменное изваяние, ровно две минуты и семь секунд, пока Квиллер не снял с неё ненавистный хомут. После этого, как подобает истинной леди, вышедшей из этой истории победительницей, она грациозной походкой удалилась.

Вскоре в своём фургоне подъехала Сьюзан Эксбридж, и Квиллер поставил корзинку с Коко на заднее сиденье. По дороге Квиллер спросил:

– Ты не была в доме Хилари?

– Раза два по утрам, – ответила она. – Днём, как ты знаешь, я всегда в магазине. Но я взглянула на его коллекцию, а вечером справилась о ней в книгах по искусству. Она действительно великолепна!

– Ты нашла что-нибудь ценное?

– Ещё бы! Одна японская ширма чего стоит! За неё помешанные на лошадях локмастерцы душу продадут дьяволу . И величественная ваза клуазонне, высотой в два фута. Такую я сама была бы не прочь иметь. В полированных шкафах полно маленьких нэцкэ и вееров. Все они чудо как хороши! У Хилари потрясающая коллекция вееров!

– Вееров? – переспросил Квиллер, сомневаясь, что не ослышался.

– Да, вееров, ну, таких, знаешь, с ручками из слоновой кости и декором ручной работы, большинство из них с автографами . Чтобы оценить их стоимость, я могла бы слетать в Чикаго… Поедешь со мной? – наигранно добавила она.

– А что интересного на втором этаже?

– О, один хлам . Я выкинула целую комнату погибших растений, но множество крохотных цветков всё же уцелело. Их можно было бы продать.

Должно быть, она выкинула на помойку двадцать тысяч долларов, которые так бережно взращивал Ван Брук, отметил про себя Квиллер.

– К книгам я не прикасалась, продолжала она. – Большинство из них в пачках, не распаковано, так что я прихватила для тебя специальный нож и блокнот, если вдруг понадобится делать записи или составлять списки, словом, на всякий случай. Я даже не знаю, по какому принципу их сортировать. Посмотришь – и решишь на месте.

– Интересно, у Хилари был каталог? По идее, должен быть.

– Если так, то он тебе, скорее всего, попадётся, когда ты будешь разбирать всё наверху. Я очень тебе благодарна, что ты взял это на себя, Квилл.

– Рад тебе помочь, – ответил он.

– Йау, – отозвался Коко с заднего сиденья.