– Где четвертый вагон остановится? – требовательно спросила женщина средних лет, навьюченная сумками, у скромно одетой молодой девушки, что пристально всматривалась в проплывавшие мимо окошки.

– Не знаю, – Галя пожала плечами.

– А у тебя какой? – бесцеремонно обратилась к ней женщина.

– У меня седьмой.

– У-у-у, – разочарованно промычала женщина и, покачиваясь из стороны в сторону под тяжестью своей ноши, поспешила за головой поезда.

Галя ещё раз взглянула на билет. Седьмой вагон застыл напротив, распахнулась тяжёлая зелёная дверца и из неё с тряпкой в руках выглянула проводница, принявшаяся старательно протирать поручни. Закончив, она легко спустилась вниз и встала возле ступенек. Галя подождала, пока все пассажиры выйдут из вагона, и протянула проездной документ женщине, взиравшей на окружавших её людей с невозмутимым холодным лицом, бесстрастным как у футбольного судьи, показавшего красную карточку.

– В третье купе проходите, – изучив билет, сказала проводница, взяла первый экземпляр себе, а второй – контрольный купон – вернула ей.

Галя вскарабкалась по ступенькам, миновала холодный неуютный тамбур и пошла по узкому коридорчику, утопая в мягкой ковровой дорожке. Она остановилась возле своего купе и потянула серебристую ручку вправо, дверца мягко откатилась. Перед нею у окна друг напротив друга сидели двое мужчин: худощавый лет под пятьдесят с ввалившимися щеками и примерно того же возраста военный в форме морского офицера с погонами капитана первого ранга.

Они одновременно повернулись на звук открываемой двери.

Худощавый спросил:

– Вы к нам?

– Да, – ответила Галя, – здравствуйте, – добавила она, и обратилась с вопросом: – а какое место у вас свободно?

– Здравствуйте, – поприветствовал её худощавый мужчина, а капитан первого ранга кивнул со словами. – Добрый вечер.

Худощавый заулыбался:

– Вам как представителю прекрасной половины человечества, мы предоставляем право выбора.

– Тогда я выбираю нижнее, – твёрдо сказала девушка.

– Пожалуйста, – худощавый посмотрел в сторону военного, – вы не возражаете?

Тот пожал плечами:

– Конечно, нет. Мне даже на верхней полке как-то привычнее.

Худощавый мужчина пустился в объяснения:

– Мы сами всего за два часа до вас сели, с местами не успели определиться, – он встал и приподнял нижнюю полку.

– Вещей много у вас?

– Да нет, всё с собой, – улыбнулась Галя.

Она опустила небольшую чёрную сумку в ящик, мужчина услужливо опустил крышку.

– Присаживайтесь.

Галя скинула пальто и повесила на вешалку у двери, сняла с головы вязаную шапочку, привычными движениями поправила перед зеркалом волосы. На ней были зеленая шерстяная кофточка и черная юбка чуть ниже колен.

– Далеко вам? – спросил худощавый.

– До Ростова.

– Значит, ехать вместе до конца. Мне и Леониду Ивановичу тоже до Ростова, – он кивнул в сторону капитана первого ранга.

Худощавый мужчина немного помолчал и представился:

– Меня зовут Георгий Петрович, можно просто Георгий, – он улыбнулся.

– Галя, – она взглянула на попутчика.

– Леонид, – приподнялся со своего места военный.

– Очень приятно, – кивнула девушка.

Вдруг дверца в купе резко распахнулась и на пороге появилась полная женщина в форменной одежде проводницы.

– Бельё брать будем? – обратилась она к девушке.

– Да, конечно.

– Тогда деньги давайте! – не терпящим возражений тоном бросила проводница.

– А сколько? – как провинившаяся школьница Галя виновато смотрела на женщину. – Я уже давно не ездила в поезде.

– Сорок пять рублей!

Проводница приняла деньги и, не пересчитывая, сунула в карман серо-зеленого пиджака.

– Чай приносить? – взявшись за ручку дверцы, спросила она уже более миролюбиво.

– Обязательно, как же без чая, – за всех подал голос Георгий Петрович.

– Вместе с бельем и чай принесу. Только раньше восьми не ждите! – опять по-хозяйски грубовато бросила проводница и захлопнула за собой дверцу.

– Наш Российский сервис, – констатировал Георгий Петрович, обращаясь то ли к самому себе, то ли к попутчикам.

Военный в ответ улыбнулся, а Галя словно соглашаясь, тяжело вздохнула. Но Георгий Петрович не унимался:

– Я вот, сколько ни езжу – не перестаю возмущаться, всё никак не привыкну, что ничего по – большому счету, у нас не меняется.

– Чтобы изменения были заметными – обязательно нужна революция, – с улыбкой ответил военный, – с другой стороны, может у женщины в семье нелады какие.

– Не знаю, что вам на это сказать, – нахмурившись, покачал головой Георгий Петрович, – нелады-то, нелады, а мы тут причем?

– Жизнь сама накажет тех, кто плохо поступает! – неожиданно громко произнесла Галя.

– Вы так думаете? – Георгий повернулся к ней и с усмешкой произнес: – Что-то не видно, чтобы она кого-то наказывала.

– А вы присмотритесь повнимательнее, – уже тише возразила девушка.

Поезд качнулся и медленно тронулся. Галя задумчивым взглядом провожала уплывавшие за окном привокзальные строения.

– Девушка отчасти права, – услышала она будто откуда-то издалека голос Георгия Петровича, обращенный к капитану первого ранга. – Существует закон отражения: то плохое, что ты делаешь кому-то, рано или поздно возвращается к тебе же. Я его называю законом равновесия: зло и добро на чашах весов. Они уравновешивают друг друга. Не могу вот только понять, почему на одного человека иногда наваливается столько беды, что хватило бы на десятерых?

– Видимо ваш закон отражения не так однозначно трактуется и им всё объяснить невозможно. Мне кажется, ваши мысли перекликается с верой древних славян в борьбу между миром духовным и миром явленным, добром и злом, правдой и ложью. В вечном противоборстве этих сил, где никто не может одержать верх. В результате сохраняется равновесие и формируется Правило. Вы ведь не можете отрицать, что зло играет и положительную роль, заставляет человека становится сильнее. С одним добром согласитесь жить скучновато, но конечно, когда на одного, как вы говорите, наваливается слишком много беды, тоже плохо. Мир может просто перестать существовать.

– Да-да. Сломается человек, – усмехнулся Георгий.

– Вот мы и подошли к тому, о чём вы спросили в начале: почему одному бед достается больше, чем другому? Наши несчастья мы переносим по-разному: кто-то большую беду переносит легче, чем кто-то маленькую. Сопротивляемость бедам разная – вот вам и действует закон равновесия, но уже с индивидуальной поправкой. Каждому достается по силе духа. Существует же такое понятие, как болевой порог.

– Извините, Леонид Иванович, вы человек военный…

– Не совсем, Георгий Петрович, я военный врач, нейрохирург, – поправил собеседника капитан первого ранга.

– Значит тем более, вам в какой-то степени близки мои рассуждения, – настаивал на своём Георгий Петрович.

– Если «в какой-то степени», – снова возразил Леонид Иванович. – Вы подразумеваете область духовную, связанную с роком, судьбой, а эта область для медицины так же загадочна, как и для остальных. Мы больше воздействуем на физиологические возможности человека. Правда, не стану отрицать, что это в определенной степени взаимосвязано.

– Все равно вы должны меня понять, – настаивал на своем Георгий Петрович. – Я сам бывший военный прокурор, мы с вами почти коллеги. Я тоже всегда считал, что, как и вы, лечу людей от болезней, хотя в отличие от вас, как вы сами сказали, не физических. Два года я уже на пенсии. Мне тут, по случаю, адресок один дали, вот еду то ли к знахарю, то ли к экстрасенсу, как теперь их и обзывают, не могу точно сказать.

– Может, к колдуну? – подмигнул Гале капитан первого ранга.

– Может, и так, – легко согласился бывший прокурор.

– Что же с вами произошло? – уже серьезно, с долей сочувствия прозвучавшей в голосе, спросил Леонид Иванович.

– Это долгая история, – выдерживая паузу, то ли для того чтобы подобрать нужные слова, то ли чтобы подогреть интерес слушателей, ответил Георгий Петрович и стал рассказывать: