– Так сразу не получится, – медлил Богдан. И спохватился: ведь для того и собрались. Но как, как?

– Скажи первую мелькнувшую мысль, – попросил Виктор Иванович.

– Я читаю ваши сайты. Понял приоритеты. В вашей методологии всё сводится к теории управления. И всё! А где Бог?

– Сформулируй мысль.

– Без Божьей воли волос не упадёт. А вы всё свели к людскому произволу. Не может быть, чтобы так всё было просто.

– А если это «просто, как всё гениальное»? Что касается «Божьей воли», то это, Богдан, самое главное, ради чего мы пришли к вам на эту встречу. Обсудим обязательно. А пока сделаем небольшой перерыв, чтобы с новыми силами взяться за эту тему. Перерыв! – объявил Виктор Иванович, поднимаясь с кресла.

– Танцуем! – врубил музыку Танцор. Засидевшись, дал волю рванувшейся потребности движений и пошёл по залу танцем с вихрем движений рук и ног, изгибов тела, вращений головы и блеском глаз и зубов в торжествующей улыбке.

Его поддержала Вера-Не верящая, но дойдя танцем до двери, скрылась за ней. Танцор подтанцевал к Наташе, и так впился в неё умоляющим восторженным взглядом, что её строгая деловитость вдруг стала расплываться, переходя в удивление, а потом и в озорную улыбку. Спала строгая деловитость и, приняв вызов, она ответила каким-то немыслимым танцем вне ритма музыки и привычных па.

В зал вошёл хозяин дома и с радушием объявил:

– Поработали! Прошу на обед. Богдан, Василиса – ведите ребят. Виктор Иванович, прошу.

– Это не предусматривалось.

– Ну, это же само собой разумеется. Время обеденное. А вы потрудились изрядно. Наблюдали из кабинета, чтоб не смущать ребят. Не рано ли им знать такое?

– Будет обиднее, если узнают поздно.

– Потерянного, как и прожитого не вернуть. Это я хорошо усвоил с малых лет.

Олимпийцы восприняли приглашение обыденно. Продолжая споры, двинулись по хорошо известному направлению. Василиса подхватила Наташу и Олю под руки, зашептала.

– Девчонки, а почему вы против углеводов? Семён правду говорит, что они в спирт превращаются?

– Это же в школе проходили.

– Но от спирта же не толстеют алкаши. А я сто диет перепробовала. Вы на какой диете?

– Что дадут.

– Ну-да… У бабушки-то мы жили, как все. Потом уж, когда вернулся отец – отъелась. И никак вот не сброшу вес.

– Откуда вернулся?

– Из тюрьмы. Об этом много всего в Интернете.

Парни семинаристов заметно отставали, перешёптываясь:

– Платить не придётся, надеюсь?

– Ты чего? Это же дом их.

– Ничего себе, домик. Как институт!

– Ребята, а вы чего отстаёте, – подошёл к ним Богдан.

– В туалет надо бы…

– Сюда, – повёл их в мужскую комнату. – Лис, а ты на каком курсе?

– На последнем. Зови – Сергей. А тебя как?

– Богдан!

– Думал, логин. Не люблю эти форумские штучки. А ты где учишься?

– Финансовый. Мы все там.

– Понятно, – сказал Сергей, удерживая рвущийся поток вопросов.

– А я в Духовную академию хочу.

– В Духовную?!, – удивился Сергей и стиснул губы, чтобы не вырвалось лишних слов.

– А что? А почему ты изумился? Я верующий. А ты?

Виктора Ивановича подвели к гостям, представили. За стол посадили рядом с хозяйкой.

– И тут повезло мне, – ответил он на заботливое внимание Александры Михайловны. И пояснил:

– Дед мой говаривал: хочешь быть пьян – садись возле хозяина, хочешь быть сыт – возле хозяйки.

– Спасибо. Не обидим.

– И водочки нальём. «Нектарная»!, – поднял графинчик хозяин, нацеливая его на стаканчик Виктора Ивановича, но тот прикрыл его ладошкой.

– Извините, но… не употребляем. Табу!

– Понял. Приветствую. Тогда прошу угощаться. Что Бог послал.

Начался обед с переговорами, шутками.

– Вы говорили, – обратился Рябчинов к Виктору Ивановичу, – что меняется логика понимания жизни. Я воспротивился поначалу, а подумал… и согласился. К своему удивлению.

– Ого!., – изумилась Софья Фёдоровна. – Если сам Евгений Николаевич согласился. Это феноменально! Он у нас главный критик всех. Объясняй.

– Я по-своему, с вашего позволения.., – обратился Рябчинов к Виктору Ивановичу.

– На монополию не претендую.

– Смотри, Софьюшка. Тысячи лет бояре и князья воевали друг с другом, укрупняя владения. Один победил всех, и стал царём!

– Понятно. А при чём здесь цари?

– А они, – кивнул на молодых, – Царские знания изучают, чтобы по-царски бизнесом руководить.

– Так царей больше нет, – удивилась Софья Фёдоровна.

– Такими князьями-царями стали сейчас отраслевые министры. Они же – монополисты теперь. Все права у них!

– И бюджетные деньги.., – послышалось тихо с другого края стола, где разместилась молодёжь. Это могло быть случайным совпадением слов, и Рябчинов, увлечённый формулировкой мысли, не придал значения услышанному.

– И тот из них, кто сейчас возьмёт под себя больше всех ВВП, тот и станет…

– П-резидентом, – донеслась опять подсказка.

Рябчинов поискал взглядом дерзкого шалуна. Молодёжь индифферентно жевала, обсуждая что-то их веселившее и, успокоенный, он повернулся к Софье Фёдоровне, разъясняя:

– Тот и станет реальным Правителем страны! Не за счёт завоёванных земель, как было раньше, а за счёт концентрации капитала. Мы взяли под себя пищевую промышленность, другие – сельское хозяйство, третьи – третье и так далее. А он…

– Газ, нефть…

Теперь уже не только Рябчинов, но и все его слушатели заметили участие в разговоре молодёжной части стола. Пришлось реагировать.

– Да! Энергоносители сейчас главные деньги мира. Но я – о другом… Концентрация капитала создала новую систему управления – корпоративную. Я правильно понял?. – обратился он к Виктору Ивановичу.

– Есть такое суждение.

Удовлетворённый Рябчинов победно глянул на молодёжь, на дочь. Там что-то прошепталось, послышался смех, который можно было тоже отнести к ответу на его вопрос. Обидному, и требующему проверки.

– А вы что думаете, молодые люди?

– Мы о другом говорили, – ответил Сергей. – Но если по вашей теме, то это, извините, типично классовое олигархическое мнение. Распространяется от времён Кейса, начала двадцатого века.

– А это кто такой?

– Английский барон. Создатель Международного Валютного Банка и Международного Банка Реконструкции и Развития.

– Он-то причём здесь?

– Так во все смутные времена создавались новые формы сохранения власти. При капитализме перешли к партийной системе личной власти выдвинутого фюрера или п-резидента.

– Но сейчас-то нет такого, – заметила строго Софья Фёдоровна, недовольная независимым и самонадеянным тоном молодого человека, посмевшего так неучтиво говорить с ними.

– Проявятся, – добродушно улыбался Сергей. – Эта идея спонтанно возникает в головах даже не знающих Кейса. Его, кстати, очень любил Гитлер.

– Н-да!., – отвлёкся от своих переживаний Рябчинов. Ему не нравился тон разговора. Обратился к Виктору Ивановичу. – Вы этому их учите?

– Учим умению думать. А потом их не остановить. Сами всему научаются.

– У вас это согласовано где-то? Это же экстремизм, – допытывалась Софья Фёдоровна с заметной подозрительностью. – Могут быть конфликты с прокуратурой, с полицией?

– Спасибо за предупреждение. Признаюсь, стычки были. Пришлось объяснять некоторым чинам, что экстремист – это человек крайних взглядов. Взято слово из терминов математики: там определяет оно наибольшие и наименьшие значения функции на исследуемом участке, что есть – самое большое и самое малое. В политике это те крайности, за что идёт борьба. Например, хотим, чтобы в стране был порядок. Люди бы имели работу, хорошие заработки, квартиры, образование, здравоохранение и прочее. Это всё – максимальная крайность. А минимальная – сокращение преступности, казнокрадства, алкоголизма и так далее. Как видите, делаем всё то, что делает прокуратура, полиция и ФСБ. Только они за это получают деньги, а мы – бесплатно.