Но что мог маленький котенок против дикой силы бурана? Вскоре Мурр так устал, что едва переставлял лапы. Его промокшая шубка обледенела и больше не согревала котенка. Перед глазами расплывались какие-то разноцветные круги, в ушах выл и ревел ветер.

Добравшись до очередного столба, Мурр почти без чувств рухнул под торчащий из снега куст боярышника и закрыл глаза: «Я только на минуточку, передохну, а потом пойду дальше…»

Котенок не знал, что замерзающему, будь то человек или зверь, ни в коем случае нельзя ложится. Холод скует промерзшее тело, заползет внутрь, но его ледяная хватка покажется милой и мягкой, приятной и теплой. Сон заволочет глаза, а следом за ним придет смерть…

Маленький рыжий комочек меха, до половины занесенный снегом, лежал у подножия старого боярышника. Холодный буранный ветер трепал кошачью шерстку, забавляясь с нею, как с игрушкой, а снег все сильнее засыпал котенка, укрывал его белым покрывалом, как саваном.

Мурру снился сон. Перед ним, вдруг ставшим легким и невесомым, открылась та самая, уже однажды виденная широкая, зеленая равнина, на которой там и сям росли кудрявые кусты. Ярко светило теплое, ласковое солнышко. Всюду радовали глаз пестрые цветы, над которыми вились бабочки, шмели и пчелы.

Котенок оттолкнулся лапами от земли и вдруг полетел, безо всяких крыльев, просто поплыл над этой чудесной равниной, и увидел вдалеке несколько полосатых пушистых кошек, отдыхавших на изумрудно-зеленой лужайке среди кустов. «Это же моя семья!», — понял Мурр, вновь оттолкнулся сильными лапами от земли и полетел туда, навстречу им — маме Мяфф, папе Марру, сестренкам Мухх и Мяхх и дедушке Урру…

А между тем холод уже почти добрался до кошачьего сердца. Еще немного, и Мурр бы никогда не проснулся, но, видимо, мама Мяфф родила его под счастливой кошачьей звездой. Мурру опять повезло…

Спасла котенка та самая невидимая «электрическая энергия», о которой говорил Боря, и которая текла внутри блестящих проводов. Буран слишком постарался, дунул так, что один из проводов не выдержал и лопнул. Ветер тут же закинул его на другие провода, вспыхнули ослепительные искры, столбы задрожали, запахло летом, грозой и свежестью, а потом раскаленный конец провода упал на куст боярышника, и тот вспыхнул, точно факел!

Мурр очнулся от странного запаха. Такой он уже однажды нюхал… Что-то очень знакомое… Похоже на… Да это же запах паленой шерсти! Точно, так пахло, когда живодер Резиновые ноги выпалил в котенка из ружья своего помощника Колюни!

«Интересно, если тогда пахло моей шерстью, то чьею пахнет теперь?», пробуждаясь от смертельного сна, вяло подумал Мурр, и тут вдруг кто-то очень больно впился ему в шею! А потом еще и еще!

— М-и-а-а-а-у-у!! — закричал Мурр от боли, вскочил на лапы, стряхивая с себя сонное оцепенение и снег, пошатнулся, сел и с трудом разлепил мокрые ресницы (у кошек, так же, как и у людей, тоже есть ресницы, просто они очень коротенькие).

Котенок открыл глаза и в ужасе снова зажмурился — прямо перед ним полыхало пламя! Порывы ветра набрасывались на него, и тогда огонь начинал метаться, сыпя искрами, и искры эти летели на Мурра, прожигали шерсть и больно кусали.

Все звери боятся огня. Так уж устроен мир. Огонь — он друг только человеку, который сумел приручить его, а для всего живого нет ничего страшнее пожара. Поэтому Мурр в страхе шарахнулся прочь, в снежную круговерть, и уже собрался бежать, но тут словно чей-то голос прозвучал в голове у котенка: «Огонь — это твоя единственная надежда, Мурр. У огня тепло, там ты не замерзнешь».

Превозмогая страх, щурясь и припадая на брюхо, Мурр подполз к полыхающему кусту боярышника и замер. И вправду, тут было тепло. От шубки котенка вскоре повалил пар, растаяли ледышки в ушах, распушился хвост, расправились слипшиеся ото льда усы. Мурр грелся, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком. Хорошо!

Ни что на свете не вечно, и вскоре буран начал стихать. Правда, и боярышниковый куст тоже догорел, остались лишь багровые угольки, но котенок уже согрелся настолько, чтобы продолжать путь.

Снег кончился, небо прояснилось. Вызвездило. Мурр посмотрел на холодные искорки в темной вышине, нашел Звездную кошку, а рядом — ее Звездного котенка, и улыбнулся им, как старым знакомым. Давным-давно мама Мяфф показывала Мурр эти созвездия и говорила: «Вот это я, а во-он, маленький — это ты, Мурр!»

Весь остаток ночи Мурр бежал вдоль столбов с проводами. Теперь они больше не гудели — как догадался котенок, в них после обрыва уже не было той самой загадочной энергии, которая спасла ему жизнь.

Днем Мурр немного поспал на снегу, а когда проснулся, обнаружил, что заболел. Приключение в ледяной буран не прошло для котенка бесследно — у Мурра поднялась температура, нос стал сухим и горячим, в горле запершило. То и дело котенок кашлял, высовывая язык, и тряс заболевшей головой, стараясь вытряхнуть боль на снег. Но она цепко сидела внутри, тукала в ушах, кололась, словно у нее были иголки, как у ежа, и тогда становилось совсем плохо.

К вечеру усталый и больной Мурр кое-как доковылял до большого красного дома на окраине Города. Теперь нужно было забраться в теплые и вонючие Грязнульские подземелья и как следует поспать. Сон, он ведь, как известно, лучший друг котят.

Мурр на заплетающихся лапах шагал по городским улицам, и в такт своим шагам повторял само собой придумавшееся стихотворение:

Мурру не суждено было добраться ни до своего ведерка на Светлой стороне, ни даже до Грязнульника. Когда котенок остановился на перекрестке передохнуть и привалился к стене дома, тяжело дыша, вдруг чьи-то руки подхватили его, подняли вверх, и детский голос над самым ухом прокричал:

— Мама, смотри! Это же тот самый рыжий котенок, который охотился за вороной! Мама, давай возьмем его, посмотри, какой он бедненький!..

Мурр крикнул, что он не бедненький и потребовал, чтобы его немедленно отпустили и поставили на землю, но люди не понимают звериных языков, и девочка Юля, прижимавшая Мурра к себе, услышала только мяуканье.

— Ой, мама, он мяукает! — восхитилась она: — Он, наверное, говорит, что хочет жить у нас. Давай возьмем Рыжика к себе, ну, мама!

Мурр, которого обозвали Рыжиком, увидел, как к девочке подошла большая ходилина в меховой шапке и шубе. На котенка сквозь очки внимательно посмотрели большие глаза, потом Юлина мама сказала:

— Да, действительно, тот самый. Юля, он по моему, больной. Смотри, у него шерсть подпалена, и нос горячий. Оставь его, еще подхватишь какую-нибудь заразу…

— Ну что ты, мамочка, он совсем не заразный, правда, Рыжик? — Юля умильно сложила губки бантиком и снова заканючила: — Ну, ма-а-ам, ну по-ожалуйста-а… Давай возьмем его! Мы его вылечим, а Петрович научит его разговаривать. Ну, мамочка!

— Хорошо. — строго сказала мама: — Только у меня условие — если этот котенок будет драть ковер или писать где не попадя, я тут же вышвырну его на помойку! Юля, дай мне честное слово, что будешь сама убирать и кормить его, а не взвалишь все на мои плечи, как всегда.

— Честное слово, мамочка, честное-причестное! — обрадовано затараторила Юля, потом тряхнула Мурра и сказала: — Вот видишь, Рыжик, теперь ты будешь жить у нас. Я сделаю тебе постельку и поставлю градусник. Ну, пошли домой…

«Да делайте вы, что хотите…», — вяло подумал обвисший на Юлиных руках Мурр, у которого голова прямо таки раскалывалась от боли: «Мне бы только отоспаться, а там я удеру в два счета!»

Но оказалось, что по поводу «удеру» котенок сильно ошибался…

И ни Мурр, ни Юля, ни ее мама совершенно не обратили внимание на то, что с крыши соседнего дома за ними внимательно наблюдала, поблескивая зеленоватыми, мудрыми и чуть печальными глазами, старая облезлая черная кошка.