– Как скажешь.

Она подошла к стенному шкафчику босиком и твердой рукой смешала себе коктейль.

Я должен был признать, по крайней мере, что ее недостатки были самыми лучшими недостатками.

– Эй, – сказал я. – Послушай, ты богата?

– Не говори глупостей, – сказала она, – не смешно.

– Ты должна быть богатой, – сказал я. – Ведь ты не работаешь, а умудряешься платить за эту квартиру.

– Я думаю, что, став полицейским, ты стал и ищейкой, – холодно сказала она. – Тебе обязательно надо обнюхать руку, которая тебя гладит и чешет за ухом.

– Попробуй почесать меня за ухом, и я откушу твою руку, – предупредил я. – Чего ты разбушевалась? Мне просто любопытно.

– А ты не любопытствуй. – Она нахмурилась. – Это твое любопытство может все испортить.

Она подошла к кушетке с полными бокалами в руках, затем вновь удобно устроилась у меня на коленях.

– Знаешь что, Эл Крестьянин, – сказала она, – мы ведь знакомы только с сегодняшнего утра, так что не искушай судьбу, ладно?

Я отхлебнул виски и заставил себя вздохнуть.

– Договорились, – сказал я. – Давай тогда поговорим о чем-нибудь другом, о Париже, например?

– При чем здесь это? – спросила она ледяным тоном.

– Ну, – я пожал плечами, – ты там была, я тоже там бывал после войны. Я работал в армейской разведке и работал бы там до сих пор, если бы какой-то умник не придумал этого теста на определение умственных способностей. Ты где останавливалась в Париже?

– Забудем про Париж! – сказала она раздраженно. – Мне этот проклятый город никогда не нравился. Расскажи мне лучше о следствии. Что ты сегодня делал, когда от меня ушел?

– Путешествовал на своей машине, – сказал я. – Побывал там, где начинается пустыня, и даже дальше, и умудрился вернуться обратно, опоздав всего на полчаса. Ты должна гордиться своим мальчиком-крестьянином!

– Твои шутки, как всегда, не остроумны, – сказала она резко. – В них зубы вязнут, как в варенье из чернослива. И это самая несмешная шутка!

– Это не шутка, – сказал я. – Это правда. Городок под названием Окридж. Раньше был конечной остановкой для поездов, пока поезда не взбунтовались и не отказались там останавливаться. Сейчас там не осталось ничего, кроме кладбища, но зато какого кладбища!

– Я все-таки не поняла! – сказала Камилла. – правда, это была моя идея, сначала посидеть и выпить, но теперь я на этом не настаиваю. Допивай, Эл Крестьянин!

Я проглотил виски, и она понесла пустые бокалы через всю комнату и поставила их на стол. По дороге обратно она выключила свет.

Гибкое тело внезапно прижалось ко мне, руки обвили шею. Я обнял ее за талию, прижимая еще ближе, ее губы с жадностью искали мои. Свое экстравагантное платье она уже успела скинуть, выключая свет, и сейчас лежала на мне абсолютно голая. Она оторвала от меня свои губы и приглушенно прошептала:

– Крестьянин!

– Золушка! – ответил я вежливо, и, как всегда, это ее рассмешило. Приятно было чувствовать ее дрожащее тело.

Я легонько укусил ее за плечо, и она глубоко вздохнула, затем вновь изо всех сил поцеловала меня в губы.

Начиналось то самое время, когда третий – лишний.

И я явно не был подготовлен к встрече этого третьего.

"Невероятно!" – сказал я сам себе, когда услышал, как ключ поворачивается замке. Чудеса! Я постарался себя убедить, что это шутки моего не в меру расшалившегося воображения. Я даже услышал, как открывается дверь.., и тут зажегся свет. Камилла дико вскрикнула, изо всех сил зажмурила глаза и повисла на мне мертвым грузом.

Может быть, она решила, что если она не будет видеть, кто пришел, то он не обратит на нее никакого внимания.

Я ничего не мог поделать. На мне, как мешок с картошкой, лежало фунтов сто двадцать мертвого груза.

Я отчаянно забарахтался и умудрился чуть повернуть голову и взглянуть через плечо. Первое, что попалось в поле моего зрения, – голое женское тело от шеи до лодыжек. То, что им при данных обстоятельствах никак нельзя было воспользоваться, испортило мне настроение на целую минуту Я еще раз дернулся и продвинул свою голову на несколько дюймов дальше. Я ясно увидел угол комнаты, входную дверь и мужчину, стоявшего перед ней. Судя по выражению его лица, Камилла правильно сделала, что зажмурилась, ожидая, пока он уйдет.

Руди Равель стоял неподвижно. Ошарашенное выражение лица никак не вязалось со всем остальным его видом. Шелковый шарф был перекинут через плечо с необходимой степенью небрежности, а шелковая куртка и серые брюки поражали своей элегантностью. Легкий плащ был накинут на плечи, и рукава его болтались по сторонам.

– Уилер! – прорычал он. – Я убью вас за это!

Его появление на этот раз сопровождало грозное forte crescendo, хотя аранжировка, надо сказать, была примитивная.

Когда он сделал шаг по направлению ко мне, я, напрягшись, сделал последнюю попытку сбросить с себя Камиллу. Не тут-то было! Это была настоящая женщина – ни один мускул ее не дрогнул!

Руди внезапно остановился посреди комнаты. Музыка на заднем плане внезапно изменилась. Грозные нотки исчезли, ритм замедлился. В мелодии появилась гармония созерцания. Выражение, скуки появилось на лице героя, улыбка стала циничной, понимающей. Правой рукой он бережно поправил шарф.

– Черт побери! – сказал он громким голосом. – Будем вести себя как взрослые цивилизованные люди. Верная женщина или неверная – роли не играет, важно, что она создана на утеху мужчине.

Он медленно подошел к стенному шкафчику. Синкопические всплески пианино уступили место соло на скрипке.

– Я, пожалуй, выпью, – важно сказал Руди.

Камилла осторожно приоткрыла один глаз и взглянула на меня с расстояния в четыре дюйма.

– Что случилось? – прошептала она. – Кого-нибудь убили? Где я? У меня все цело?

– Дорогая, мы оба погибнем, если ты не слезешь, – прохрипел я. – Ты что, решила устроить чемпионат по вольной борьбе? Если так, считай, что я уже сдался.

Она осторожно соскользнула с кушетки, вернее с меня, на пол. Как раз в это время Руди повернулся к нам лицом с рюмкой в руке, и Камилла так и замерла в этой позе: нос почти касался пола, в который она упиралась руками, а зад возвышался где-то на уровне кушетки.

– Дорогая, – сказал Руди голосом, вибрировавшим на уровне "си" верхней октавы. – Ты очаровательна, как всегда.

Я попытался встать, осторожно перенеся ноги через спину Камиллы, опустил их на пол, а затем поднялся одним рывком. Я чуть было не упал, но удержался на ногах и с удовольствием посмотрел на Камиллу, наконец-то находившуюся не на мне.

Руди окинул меня долгим задумчивым взглядом, и уголки его губ угрюмо спустились вниз.

– Уилер! – сказал он. – Негодяй! Я…

К тому времени я уже окончательно пришел в себя.

– Руди! – заорал я на него. – Заткнитесь! Ну-ка, быстро налейте мне выпить, пока я не выбил вам зубы!

Его глаза внезапно расширились, и музыка резко оборвалась.

– Хорошо! – сказал он нервно. – Только не кричите так громко. Вам с водой или с содовой?

Я сказал ему и, повернувшись, уставился на Камиллу, которая не сдвинулась с места ни на дюйм.

– Ну-ка, – сказал я, – перестань вести себя как близорукий пудель! Иди накинь хоть что-нибудь!

Я слегка поддал ей, и она вскочила, подозрительно взвизгнув.

– Послушайте, старина, – сказал Руди нервно, – я уверен, что мы сможем договориться без всякого насилия. В конце концов, я не хочу, чтобы мне испортили лицо!

Камилла исчезла в спальне, запрев за собой дверь, а я закурил сигарету и забрал из дрожащей руки Руди свой бокал.

– Нет ничего лучше спокойной жизни, а? – слабо улыбнулся он.

– В особенности когда можно отдохнуть от семейных неприятностей, – согласился я. – Как поживает ваша жена?

Он вздрогнул:

– Уилер, вы ведь не скажете ей?

– Почему вы так боитесь, что она узнает о ваших маленьких ночных прогулках?

– Вы не знаете Джуди, – сказал он с горечью. – Иначе бы вы не спрашивали. Стоит мне на кого-нибудь взглянуть, и разговоров не оберешься.