– Пошли.
Держа факел перед собой, он дошел до лестницы в четыре ступени и, поколебавшись недолго, спустился вниз, в темень. Оказавшись внизу, он увидел камеру таких же размеров, что и верхняя, только пыточных инструментов в ней не было. В дальнем углу стояло что-то вроде кузнечного горна, над ним – дымоход, а под стеной – верстак.
– Господи Иисусе! – Магистр неожиданно схватил Витуса за руку, да так, что тот даже скривился от боли.
– Вон там, посмотри! В левом углу!
То, что он увидел, походило на улыбающуюся Смерть.
Улыбка играла на тонких, как лезвие ножа, губах, а черты лица этой Смерти казались размытыми в неверном свете факела, хотя можно было догадаться, что это лицо Мадонны. Тело ее было застывшим, как у статуи. На ней накидка, длинная, до щиколотки. Казалось, накидку ей кто-то набросил на плечи, потому что фигура была безрукой. Ее, очевидно, отлили из металла, потому что в свете факела фигура отливала загадочной синевой.
– Это, скорее всего, и есть «Железная дева», – прошептал Магистр, едва придя в себя от испуга. – Посвети мне, я хочу осмотреть ее вблизи. – Он пошел наискосок через камеру, несколько раз споткнувшись о камни вроде тех, что применялись при «сухой растяжке» в верхней камере.
– Особенно близко не подходи. У меня недоброе предчувствие. Что-то с этой фигурой не так...
– Ну, тогда я осмотрю горн.
Ученый осмотрел печь с покрытой копотью трубой, но не обнаружил ничего примечательного.
– Прошло никак не меньше двух недель с тех пор, как здесь разжигали огонь, – объявил он. – Проверю, что это за верстак.
Он осмотрел его со всех сторон.
– Ничего... Нет, что-то есть! Смотри, тут какой-то ящик.
Он потянул его на себя и достал большую толстую книгу.
– Поглядим, как она называется. Иди сюда с факелом.
Витус посветил ему...
– «Liber dolorum Dosvaldensis» – прочел маленький ученый. – С ума сойти: «Книга болей Досвальдеса»!
Он открыл книгу и с интересом принялся листать ее.
– По-моему, это перечисление пыточных предметов в тюрьме – во всех ее камерах. Но я что-то плохо вижу, читать трудно. Попробуй-ка ты, – он отдал книгу Витусу и взял у него факел.
Витус подтвердил его предположение.
– Камеры пронумерованы и так и называются «Cella-I»[15], «Cella-II» и так далее. Что находится в первой камере, нам хорошо известно, насчет второй камеры тут вот что сказано: «Здесь находится „Железная дева“, названная также „матерью, боль приносящей“, или «Madre dolorosa».
– А как эта «дама» действует? Что сказано там об этом? – продолжал расспрашивать Магистр.
Витус прочел вслух:
...затем осужденный грешник должен выть подведен с завязанными глазами к женоподобному приспособлению, после чего тот раздвинется, как ноги похотливой женщины, втянет его в себя и затем уничтожит.
– Как это и каким образом эта дама раздвигается? – полюбопытствовал маленький ученый. Он медленно приблизился к металлической фигуре и хорошенько ее оглядел.
– Ты прав, в ней есть что-то запредельное. Она как бы воплощение зла.
– У нее на плаще есть две ручки – на боках, – заметил Витус.
– Точно. Потянуть за них? – Магистр сунул факел в держак на стене, чтобы освободить руки.
– Да, давай.
– Стой! – маленький ученый к чему-то прислушался. – Слышишь? Звук такой, будто по стене хлещет сильный дождь.
– Сейчас и я слышу. Звуки исходят из этой самой фигуры. Во всяком случае, она к ним причастна. Ладно, попытаемся открыть ее. Ты возьмешься за левую, а я за правую петлю.
– Порядок. Разденем, как говорится, эту «даму».
Они потянули раз-другой, и фигура с металлическим скрежетом раскрылась – это широко разошлись полы ее накидки. Внутри «Железная дева» была полой. А изнутри полы оказались усажены десятками игл и кинжальных лезвий.
– А что это значит? – спросил ошеломленный Магистр.
Они снова заглянули в книгу.
...еретику предоставляется возможность сказать свое последнее слово, прежде чем «Дева» закроется и тысячекратно пронзит его.
– Теперь мне ясно, почему осужденному завязывали глаза, – содрогнувшись, сказал Магистр.
...и перфорация подобного рода известна так же как поцелуй Девы.
– Да, в такое чрево по своей воле не встанешь, – продолжал рассуждать Магистр. – Нет, но ты слышишь? Что-то шумит, как водопад.
Витус закрыл книгу.
– По-моему, я знаю, в чем причина. Это Пахо, которая протекает под зданием тюрьмы. В этой самой книге сказано, что после закрытия «Девы» еретика разрезает на множество кусочков и его бренные останки сбрасываются в протекающий под зданием поток.
– Если это так, то где-то поблизости должен быть люк или ход в подземный канал. Может быть, вовсе не внутри этой «Девы», а где-то еще.
Магистр как бы ощупал стены комнаты глазами.
– Вон там! – Рядом с фигурой «Девы», чуть повыше и левее ее головы из стены выступал деревянный рычаг. – Я нажму!
С громким треском пол под ногами «Железной девы» разверзся. Шум воды усилился. Друзья подошли поближе и заглянули в устрашающую тьму. Все равно что черная стена была перед ними.
– На какую глубину падает то, что осталось от бедняги? – не ожидая ответа на свой вопрос, проговорил Магистр.
Оба подумали об одном и том же: если с такой высоты рухнуть в поток, то и от живого и здорового человека ничего не останется.
– Прощай, дорога, зовущая к побегу! – вздохнул Магистр.
– Пойдем обратно, – кивнул Витус.
ХВАСТУН ОЗО
Я видел Господа нашего Иисуса Христа несколько месяцев назад. По-моему, это было в марте у заливных лугов Пахо, где я всегда пасу наших овец. Он явился мне. Мне – и никому другому!
Озо поставил двухколесную повозку у городской стены, чтобы немного передохнуть. Повозка была нагружена с верхом. Толкать ее перед собой оказалось куда труднее, чем он себе представлял. Он нагрузил на нее все, что хоть как-то можно было превратить в деньги: три ящика ранних яблок, корзины с молодой чечевицей, травы, два окорока, бутыли с оливковым маслом, с дюжину больших мотков шерстяной пряжи и еще разные разности. Был среди всего этого даже визжащий поросенок.
В Порто-Мария был базарный день.
Как всегда, когда предстояло какое-нибудь непростое дело, выбор матери пал на него:
– Смотри, продай все это – не продешеви! – только и сказала она и, отвернувшись, продолжала судачить о чем-то с соседкой. В виде исключения сегодня материнское поручение настроения парню не испортило. Сегодня – нет. Потому что он был влюблен. И надеялся, что и на этот раз встретит на базаре Нину. Она была самой красивой девушкой из всех, кого ему доводилось видеть: волосы – чистый шелк, в карих глазах мерцал с трудом сдерживаемый внутренний огонь, фигура – хрупкая, но изящная, как у диковинной птицы. Он уже множество раз представлял себе, как обнимет и поцелует ее, как ощутит прикосновение ее груди... Он невольно посмотрел на левую часть стены, туда, где обычно выставлял товар для продажи отец Нины Карлос Орантес. Но сегодня Орантес и Нина что-то запаздывали.
Многие крестьяне и торговцы уже расставили и разложили свой товар на отведенной для базара части городской площади. Испытывая некоторое беспокойство, Озо начал разгружать свою повозку. Фрукты, травы, шерсть и окорока он расположил так, чтобы, когда солнце поднимется над городской стеной, они выглядели бы особенно привлекательно. Поросенка схватил за задние ноги, связал их и поставил его в большой ящик. Тот испуганно хрюкал. Сколько Озо ни оглядывался по сторонам, возлюбленной его нигде не было.
