Партизан играл. Мы слушали его не дыша. Большая Медведица прятала хвост за Чатыр-Даг, и все ярче и ярче разгорались звезды…

После того как я улетел на Большую землю, началось самое крупное наступление на лес, которое, как узнали позже, готовилось еще в дни Севастопольского штурма. По разведданным, гитлеровское командование решило в пять-шесть дней закончить всю операцию и уничтожить партизан. На этот раз они не пожалели сил. Только против отрядов третьего района должны были выступить в полном составе с приданными средствами: первая горно-стрелковая румынская дивизия, восемнадцатая немецкая пехотная дивизия и, кроме этого, в качестве подсобной силы — охранные формирования в составе трех батальонов. Здесь еще не учитываются силы и средства, которые были брошены врагом на Зуйские леса, где действовали отряды второго партизанского района под командованием капитана Куракова, и на Центральный штаб.

В южных лесах Крыма — на территории Заповедника, вдоль речушки Пескур и поблизости от нее — расположились отряды бывшего третьего, четвертого и пятого районов. Партизан там было не более шестисот человек, из них сто пятьдесят больных, нуждавшихся в срочной эвакуации. Такая малочисленность, с одной стороны, давала возможность маневрировать, но, с другой стороны, нельзя было рассчитывать, в случае необходимости, на успешный бой с подавляющим своей численностью врагом.

Как поступить в данном случае?

Северский и Никаноров думали над решением этой задачи.

Может быть, перевести отряды в бывший четвертый район? Или в пятый? Разведчики по крупиночке собирали данные, которые ложились на карту командира, и по ним вырисовывалась картина грандиозного наступления фашистов на лес. Не только бывшие стоянки пятого и четвертого районов, но и каждый лесочек будет объектом нападения карателей. Значит, идти некуда, надо оставаться здесь и встречать врага.

Командование на специальном совещании выработало тактику действий в предстоящих боях. Сводилась она в основном к следующему: во-первых, ни в коем случае не покидая района стоянок, маневрировать, сделав упор на отличную дисциплину и разведку; во-вторых, учитывая, что такая огромная армия врага не может долго задерживаться в лесу (а об этом партизаны хорошо были информированы действовавшей в Симферополе разведчицей Ниной Усовой), — пропустить через себя наступающие войска.

Решение было дерзким, но единственно правильным в тех условиях.

Знал ли противник о местах расположения всех отрядов и штаба Северского? Да, знал. Последующие события это подтвердили.

Гитлеровцы ставили перед собой задачу: замкнуть партизанские отряды в кольцо на участке дороги Алушта — Бешуй — Симферополь. На склонах Чатыр-Дага была срочно создана усиленная огневая линия. Предполагалось, что с ней столкнутся партизанские отряды, вытесненные из лесов карателями.

Тем летом в Крыму стояла необычно жаркая и сухая погода. В горах высохли реки, исчезли родники. От сухости звенел лес.

Первая волна вражеского наступления показалась со стороны Севастополя. Отряды карателей шли плотной массой, фронтом в 25 километров. Интервал между батальонами 20 — 30 метров. Ни один человек не смог бы проскочить через цепь, не говоря уже об отряде.

Шли гитлеровские роты от яйлы до главной автомобильной трассы Симферополь — Бахчисарай, шли, ощупывая каждый метр земли, заглядывая во все ущелья, взрывая входы в пещеры.

За первой цепью, в двух километрах от нее, шла вторая, за ней третья.

В авангарде первой цепи с кошачьей осторожностью шагал специальный батальон. Он-то и должен был ударить по штабу Северского. Командир карательного батальона надеялся захватить самого Северского, комиссара Никанорова, радиостанцию и все штабные партизанские документы. Этот батальон вели опытные проводники, вели по самой крутой дороге, вели прямо в штаб.

Северский, высокий, подтянутый, в спортивном костюме, с автоматом, гранатами за поясом, собрал командиров и комиссаров отрядов, пригласил командира штабной группы Вихмана.

Люди сидят перед своим командиром, ждут приказа. Что скажет он? Какой шаг предпримет Северский — человек решительных действий?

— Вихман, далеко от нас специальный вражеский батальон? — вдруг спросил командир.

— Уже на Аппалахе, через три часа будут здесь.

Кругом тишина, наперебой заливаются птицы, шелестят кронами дубы.

Северский оставил командиров, сел на камень у речки и, бросая в сухое дно камешки, думал.

Прошло полчаса.

Командир вскочил на ноги, подошел к группе.

— Немедленный марш. Будем идти на Хероланский хребет.

— Там огневая линия, там ждут нас фашисты, — сказал Никаноров.

— Знаю… Мы будем тенью колонны карателей. Пойдет колонна — пойдем и мы. Остановится она — остановимся и мы… Я надеюсь, что у карателей не все пойдет по плану, где-то будет разрыв флангов, и мы пропустим через себя эту первую колонну.

— А может, ударим и прорвемся? — предложил кто-то.

— А куда? В лапы второй колонны! Нет! Мы должны видеть карателей, а они нас нет. В этом наше спасение. По отрядам! — приказал Северский. — Вихман, останься.

Командиры ушли, Северский подошел к боевому моряку, положил руку на его плечо.

— Мы пойдем, а ты останешься. Останешься тут. Сейчас минируют все тропы к лагерю, ты по ним не ходи… Маневрируй между тропами и принимай на себя удары специального батальона. Все, Леня.

Северский обнял лейтенанта и ушел к отрядам.

Шестнадцатое июля… В полной тишине идут партизаны… У них обмотаны тряпками обувь, котелки, гранаты, все, что могло стучать и греметь.

Они идут так, что не шелохнется ветка, не упадет из-под ног ни один камешек.

Зной. Люди обливаются потом, не смея глубоко вдохнуть воздух, кашлять, говорить, шагать за Северским и Никаноровым. Впереди, по бокам, сзади колонны самые опытные, самые смелые разведчики.

Тропа спускается к Аспорту. Там поляна, дорога, за ней подъем на Хероланский хребет, а там — огневая линия врага.

Северский остановился, остановилась и вся колонна.

Стало слышно, как сзади, по левой стороне осторожно перекликаются вражеские дозоры:

— Курт!

— Лерхе!

— Вернер!

В трехстах метрах позади партизанской колонны шагает немецкий батальон, слева румынская рота, справа две роты эсэсовцев, а впереди огневая линия.

Партизаны спустились на Аспорт.

Северский и Никаноров стали у дороги и шепотом, жестами, взглядами торопили людей.

За несколько минут отряды пересекли Аспорт, а еще через несколько минут сюда же стал спускаться вражеский батальон.

Его роты остановились на поляне, протрубили сигнал отдыха. За дорогой остановились и партизаны, не теряя из виду фашистский дозор.

Два часа отдыхали каратели, два часа лежали на тропе партизаны, а где-то на Пескуре, там, где был лагерь, трещали автоматы, рвались гранаты. Это действовал Вихман.

Вот донесся сильный взрыв.

— Клюнуло, комиссар! На наших минах рвутся, — усмехнулся Северский.

У немцев раздались команды, они начали движение, — пошли и партизаны.

Солнце уже свалилось на запад. Осталось два километра до огневой линии. Там смерть… Многие партизаны нервничали, просились в атаку.

— За каждое слово, за каждый шаг без моего разрешения — буду расстреливать на месте, — передал по цепи свой приказ Северский.

Фашисты замедлили ход. Они обшаривали все спуски к Аспорту. Временами их цепи проходили в 20—30 метрах от партизан. Те лежали в мертвом молчании.

Они стали впереди идущей тенью вражеских цепей. Как нельзя наступить на собственную тень, так нельзя было обнаружить партизан Северского.

Наступила ночь. Звездная, душная, напряженная…

Это была небывалая в лесу ночь. Весь лес был в кострах. Жгли их каратели от Чатыр-Дага до Бахчисарайских лесов. Тысячи ракет бороздили ночное небо, за Чучелью горели леса.

В море огня был один тихий остров, и на этом острове — Северский с партизанами.

В лабиринте костров Северский искал лазейку… Только к рассвету он нашел стометровый разрыв между двумя батальонами врага. Не медля ни одной минуты, он бросил отряды в этот разрыв. Партизаны, как тени, скользили между спящими врагами…