- Неужели ничего нельзя сделать? - с отчаянием спросила Пиркко.

Они стояли на четвертом этаже клиники. Пиркко не решалась взглянуть на врача. Она смотрела в окно. Из окна открывался вид на Теле {Район Хельсинки.}. Врач скользнул взглядом по их рукам и заметил кольца магистров. Он, безусловно, понимал, что разговаривает с интеллигентными людьми, да это и так бросалось в глаза. Они вместе с врачом стояли как бы по одну сторону черты, которая называлась жизнь, а по другую сторону были лишь кладбище и умирающая мать. Все молчали, размышляя о бренности жизни.

- Он уже захватил печень, но дальше не пойдет, - заговорил врач. Смерть будет не очень мучительная. В этом смысле рак печени лучше других. Больная будет лишь постепенно слабеть. После операции на какое-то время она станет бодрой и жизнерадостной. Мы удалили все, что только можно было.

- Она знает об этом? - спросила Пиркко.

- Нет.

- Может быть, все-таки стоит сказать?

- Пожалуй, нет. Пациент не настаивает, да и в тех случаях, когда настаивает, не обязательно говорить правду. Незнание избавляет хотя бы от душевных мук.

- Сколько ей осталось жить? - срывающимся голосом спросила Пиркко и стала теребить свою сумочку.

- Трудно сказать, возраст преклонный. В лучшем случае протянет еще полгода, - промолвил врач.

Пиркко вынула из сумки тоненький носовой платочек и сжала его в руке. Замок сработал почти неслышно, будто раскрылись пересохшие губы. Пиркко быстро попрощалась с врачом и выбежала на улицу. Она не могла там больше оставаться, она боялась расплакаться. Только на стоянке машин Пиркко опомнилась. Машин было так много, что паркинг напоминал скорее двор современного автозавода. Пришлось проделать долгий путь, прежде чем она отыскала машину Юсси, хотя та и выделялась среди множества других. Пиркко казалось, она никогда не сможет дойти до нее. Юсси уже ждал Пиркко, он открыл заднюю дверцу, и Пиркко робко, несмело внесла себя, точно это была не обыкновенная машина, а церковь: овальное окошко напоминало арку, крестообразный руль - распятие, а щиток с приборами - алтарь. Пиркко сразу прислонилась лбом к спинке переднего сиденья и стала повторять про себя слова молитвы, чтобы успокоиться. Сумочка соскользнула вниз, но такое часто случалось и в церкви во время службы. Юсси замер.

- Так вот какова награда за все ее мучения, - наконец зло сказал он.

Пиркко разрыдалась.

- Вот она, правда, - более раздраженно произнес Юсси.

В Юсси было что-то сатанинское. Такие обычно говорят то, что думают, режут в глаза правду-матку. Сатана поступает так же, но злая его правда ничто по сравнению с добрыми делами создателя, так же как незаметен спичечный коробок рядом с высоким домом.

- Как ты можешь?! Мама ведь думает совсем иначе, - оборвала его Пиркко.

Юсси резко завел машину, но с места не сдвинулся.

- Поехали? - примирительно сказала Пиркко. - Только не к нам, я не хочу никого видеть.

Юсси медленно ехал по цементированной площадке с темными жирными разводами, величиной и очертаниями напоминающими человеческие фигуры.

- Пусть мама поживет у нас, когда выпишется из больницы, - предложила Пиркко. - Не увози ее сразу, пусть лучше побудет с нами.

- Она сама, наверное, захочет домой, в деревню.

- Только ты не напоминай ей, - попросила Пиркко.

- Она может и к нам поехать, - заметил Юсси.

- У нас все-таки места больше, чем у вас, - нашлась Пиркко. - И потом, для меня это была бы большая радость. Я ведь никогда не ухаживала за мамой. Всегда была в поле...

- Хорошо, пусть будет по-твоему, - согласился Юсси.

Он выехал на проселочную дорогу Вика, потом свернул в лес и наконец миновал усадьбу, от которой до города было рукой подать. У картофельного поля Юсси затормозил. Они вышли из машины, чтобы Пиркко успокоилась. По горе Хертониеми плыло огромное белое облако, оно напоминало каменный дом среди деревьев, но не совсем достроенный.

Облако, меняя очертания, постепенно поднималось все выше и выше и становилось все короче и короче. Когда оно наконец отделилось от горы, то оказалось совсем небольшим и круглым.

- Итак, мама оказалась первой, - вздохнул Юсси.

- Ты забыл о Тайсто, - напомнила Пиркко.

- Это другое дело. Тогда была война.

- Нам надо взять себя в руки к тому времени, как она выйдет из больницы, - сказала Пиркко. - Кстати, у меня краска не потекла?

- Нет, - ответил Юсси.

Возле машины Пиркко привела себя в порядок. Она нагнулась, заглянула в зеркальце и подкрасила губы.

- Как же мы не догадались маме цветы отправить, - с сожалением сказала она. - Поехали в центр, купим там.

- Цветы продавались у входа в клинику.

- Я не могу сейчас туда вернуться, понимаешь, не могу. Давай лучше найдем цветочный магазин с доставкой на дом.

- Главное, что в таких случаях, как мамин, трудно что-либо предсказать, - начал Юсси, когда они проезжали мимо гаражей Коскела по дороге в центр.

Он вспомнил, как мать рассказывала о своем детстве: школа была в четырех километрах от дома, нужно было бежать через лес по тропе, которую ей однажды показал отец. В метель приходилось самой протаптывать дорогу, рано утром, до того, как он проснется. Девочка во весь дух мчалась по лесу, боясь опоздать, потому что учитель у них был огромный страшный мужик с черной бородой. Ирония судьбы, но муж маме достался, похожий на учителя чернобородый и мрачный.

- Знаешь, в больнице у меня было такое чувство, будто она уже умерла, с усилием произнес Юсси. - Глупо, правда?

- От этого все равно никуда не денешься. Это неизбежно, - дрогнувшим голосом сказала Пиркко.

- Ты случайно не была в этом старинном городке, который мы сейчас проезжаем? - отвлек ее от грустных мыслей Юсси. - Мы с Сами часто бываем здесь. Один раз даже посчастливилось увидеть, как его жители встречали Паасикиви {Паасикиви - президент Финляндии. Впервые взял курс на мирные отношения с СССР, который затем продолжил Кекконен.} и шведского короля. Их сопровождал какой-то профессор-археолог. А шведский король, представь себе, прекрасно знал археологию. Вот он и спрашивает у Паасикиви: "Скажите, где мы сейчас находимся?" На скале была высечена карта местности, рельеф, кажется, называется. Паасикиви ткнул тростью в какую-то точку и сказал: "Вот здесь". Профессор вдруг отчаянно замахал руками, но, видя, что на него не обращают внимания, дернул Паасикиви за рукав, чтобы указать ошибку. "Господин президент, господин президент", - как заведенный твердил он. Паасикиви недовольно отмахнулся от него.