— Да, такое возможно, — согласилась Причарт. Несколько мгновений она отрешенно смотрела в никуда, а потом снова сосредоточила взгляд на собеседнике.

— Том, что именно ты пытаешься мне сказать? Вряд ли ты говорил всё это лишь для того, чтобы ещё раз себя послушать.

— Мне кажется, прежде всего мы должны сделать всё, что в человеческих силах, чтобы решить наши проблемы, обойдясь без войны. Но если её не избежать, нам придется использовать «Красный» сценарий, и он ничем не должен напоминать план «ДюКен». Наши дипломаты должны объяснить всей Галактике, что мы пошли на все мыслимые и немыслимые уступки, пытаясь достичь мирного разрешения проблемы. Чтобы «Красный» план сработал, нам придется передислоцировать флот и подготовиться к внезапному наступлению. Но мы не можем начать наступление, пока со стороны Звездного Королевства не прозвучит хотя бы один выстрел или, по крайней мере, оно не прервет переговоры. Не можем, Элоиза. Я не стану этого делать. Только не после того, как мы пролили столько крови, доказывая, что мы больше не Народная Республика.

— А разве я когда-нибудь предлагала тебе сделать что-то подобное? — сердито спросила она.

— Я… — начал было Тейсман, но закрыл рот, вздохнул и покачал головой. — Прошу прощения, — тихо сказал он. — Ты ничего такого не предлагала. Просто… — он ещё раз тяжело вздохнул. — Просто, Элоиза, мы далеко зашли и многого добились, а возобновив войну со Звездным Королевством, рискуем лишиться всего даже в случае победы. Наверное… я боюсь. Но не за себя, а за Республику.

— Я понимаю, — так же тихо сказала она, удерживая его взгляд. — Понимаю, но не могу снять с себя ответственность за решение всех лежащих на мне задач, потому что отказ от их решения может привести к войне. Особенно когда манти не позволяют мне положить конец войне прошлой. Поэтому мне нужно точно знать: если я ясно и недвусмысленно дам Декруа и Высокому Хребту понять, что мы настроены серьезно и готовы прервать переговоры — а в данной ситуации это равносильно отказу от перемирия, — поддержите ли меня ты и флот?

Несколько мгновений они — мужчина, сделавший возрождение Республики возможным, и женщина, осуществившая это возрождение, — смотрели друг на друга в напряженном молчании. Потом Томас Тейсман кивнул.

— Разумеется, госпожа президент, — сказал он печальным, но твердым тоном. — Для того у нас и есть Конституция.

Шэннон Форейкер опять стояла в причальной галерее «Властелина космоса», глядя, как катер Лестера Турвиля ложится на причальные опоры.

Томаса Тейсмана или Хавьера Жискара сегодня она не ждала. Тейсман находился на Новом Париже, а Жискар стоял рядом с ней, позади капитана Роймана и коммандера Ламперта. Взглянув искоса на человека, ставшего вторым по рангу флаг-офицером Республики, Шэннон ощутила укол сожаления — от вновь нахлынувшего осознания того, что на этой палубе она уже посторонняя. Катер завершил швартовку, замигал зеленый огонек, и из переходного туннеля появился Лестер Турвиль. Засвистели боцманские дудки, почетный караул вытянулся по стойке «смирно», и опустившийся в зону нормальной гравитации адмирал по форме обратился к лейтенанту, командовавшему почетным караулом.

— Разрешите взойти на борт.

— Разрешение дано, сэр, — ответил лейтенант и посторонился, пропуская вперед Роймана для традиционного рукопожатия.

Жискар тоже шагнул вперед, а вот Форейкер осталась на месте, ибо Ройман был уже не её флаг-капитаном.

— Добро пожаловать, Лестер, — тепло приветствовал Турвиля Жискар.

Назначенный, но еще не вступивший в должность командующий Вторым флотом улыбнулся ему в ответ.

— Спасибо, Хавьер, — сказал он, пожимая руку Жискару, и, взглянув на Форейкер, улыбнулся. — Привет, Шэннон.

— Сэр, — поздоровалась она так официально, что даже сама испугалась.

Её вины тут не было, как и вины Жискара. Никто не виноват, но, глядя на этих двоих, Шэннон чувствовала себя посторонней. Именно это чувство она испытала, узнав от Тейсмана, что «Властелин космоса» станет флагманом Жискара — не её.

Краткость ответа вызвала у Турвиля легкое удивление, но спустя мгновение недоумевающее выражение сменилось искоркой сочувствия. Конечно, он всё понял, подумала Форейкер. В конце концов, она долго служила под началом Турвиля, и он знал её слишком хорошо, чтобы не догадаться, какие чувства одолевают её в этот момент.

Встряхнувшись и мысленно укорив себя за несдержанность, Шэннон всё-таки улыбнулась. Улыбка вышла хоть и кривоватой, но искренней, и он принял её как извинение за суровую сдержанность.

— Ну что ж, — сказал Жискар подчеркнуто сердечным тоном, показавшим, что он тоже уловил эмоциональный подтекст происходящего, — нам есть о чем поговорить. Поэтому не будем тянуть время.

Он сделал приглашающий жест в сторону корабельного лифта, и все подчиненные последовали за ним.

— Таков, в общих чертах, план нашего развертывания на настоящий момент, — объявил капитан Гоцци добрых два с половиной часа спустя, завершая свое выступление. — С вашего позволения, адмирал, — он обернулся к Жискару, — мне бы хотелось, чтобы сейчас присутствующие задали мне вопросы общего характера, а после ответов на них можно будет перейти к конкретным деталям.

— Разумеется, Мариус, — ответил Жискар своему начальнику штаба и обратился к двум другим адмиралам, находившимся в конференц-зале «Властелина космоса». — Лестер? Шэннон?

— Судя по тому, что я услышал, — заметил Турвиль, глядя сквозь облачко ароматного сигарного дыма на висящую в воздухе голографическую схему системы Тревора, — речь идет уже не о гипотетическом развертывании.

Это не было вопросом, но Гоцци все равно кивнул.

— Так точно, сэр. Сегодня утром из Октагона поступил приказ о начале подготовительных перемещений.

— Похоже, становится всё горячее, — невесело заметила капитан Дилэни, и Турвиль, в знак согласия с начальником своего штаба, кивнул.

— Я думаю то же самое, — хмуро сказал он.

— Понимаю, никого из нас эта ситуация, мягко говоря, не радует, — произнес Турвиль, — но ты, Лестер, по крайней мере получишь то, что тебе больше всего по душе: отдельное, независимое командование.

— Отдельное! — фыркнул Турвиль. — Вот уж точно — отдельное от всех других. А кто, черт возьми, до всего этого додумался?

— Точно не знаю, — усмехнулся Жискар, — но, судя по стилю, здесь не обошлось без Линды Тренис.

— Оно и видно. Линда всегда была чересчур умной.

— Думаешь, не сработает? — спросил Жискар.

Турвиль в ответ выдохнул облако дыма и пожал плечами.

— Я думаю, сработает так, как и ожидается, — сказал адмирал. — А беспокоит меня вот что: отправка Второго флота в Силезию свидетельствует о том, что кое-кто всерьез подумывает снова открыть банку с червями, которую никому из нас открывать неохота.

— Мне тоже так показалось, — вставила Форейкер. — Потому-то этот план развертывания и внушает мне беспокойство.

Уже произнося эту фразу, Форейкер подумала, как опасно было бы для любого флаг-офицера вслух усомниться в приказах высшего руководства во времена Комитета общественного спасения. Но теперь она служила не Комитету, и в этом-то и было всё дело.

— Не думаю, что кто-то на Новом Париже беспечно относится к перспективе возобновления войны, — сказал Жискар. — Уж точно не министр Тейсман. Это, надеюсь, все понимают. — Дождавшись, пока Турвиль и Форейкер кивнут, он пожал плечами. — Так или иначе, его — да и наша — работа состоит в том, чтобы, надеясь на лучшее, быть готовыми к самому худшему. Есть какие-нибудь конкретные возражения, Лестер?

— Никаких, кроме тех, которые, по моему разумению, появились бы у любого из нас, когда впереди — перспектива помериться силами с кем-нибудь вроде Харрингтон в чертовой дали от наших баз и возможной поддержки. Что мне по душе, так это необходимость дожидаться четкого приказа из дома. Хотя бы не придется опасаться того, что я развяжу войну только потому, что никто вовремя мне не доставил отменяющего приказа!