общему закону, закону настоящего и прошлого

И что убийцы, пьяницы и лжецы должны подчиниться закону

настоящего и прошлого,

Ибо, возмечтал я, закон этот сам по себе может быть хорош.

И понял я, что цель и основа зримой жизни - преходящи

И лишь формируют личность для жизни неизвестной и вечной.

Если все превратится в прах и навоз,

Если черви и крысы - вот наш конец, тогда бейте тревогу!

Мы преданы!

Тогда можно поверить в смерть.

Веришь ли ты в смерть? Если бы я верил в

смерть, я умер бы непременно,

Неужели ты думаешь, я мог бы, довольный и благополучный

идти навстречу полному уничтожению?

Довольный и благополучный, я иду,

Куда иду - не знаю, но чувствую, что это хорошо,

Вся вселенная говорит о том, что это хорошо,

Прошлое и настоящее говорит, что это - хорошо.

Как прекрасны и совершенны животные!

Как прекрасна земля и мельчайший предмет на ней!

То, что зовется добром, - совершенно, и то, что зовется злом,

совершенно.

Овощи и минералы - все прекрасно, и жидкости, ставшие

невесомыми, прекрасны,

Медленно и неизбежно они испарялись, медленно и неизбежно

они и уплывут.

Клянусь, я убежден, что каждый предмет, без исключения,

наделен бессмертной душой.

И деревья, вцепившиеся корнями в почву! И морские водоросли!

И животные!

Клянусь, я убежден, что нет ничего, кроме бессмертия!

Это тонкая и точная структура жизни придумана для него, что

туманные потоки существуют лишь для него и соединение

частей - все для него и что все приготовления для него,

что личность создана для бессмертия, что жизнь

и материя - все, все для бессмертия!

ИЗ ЦИКЛА "ШЕПОТ БОЖЕСТВЕННОЙ СМЕРТИ"

ШЕПОТ БОЖЕСТВЕННОЙ СМЕРТИ

Шепот смерти божественной, легким шорохам внемлю;

Ночь говорит - одними губами - шелестов зыбкий хорал;

Мягкие звуки шагов нисходящих - таинственных бризов

дыханье,

Рокот потока, бегущего вечно потока - плеск невидимых рек

(Иль это капают тихие слезы, неисчислимые слезы людские?).

Я вижу, явственно вижу в небе громады больших облаков;

Скорбно и медленно движутся вдаль, их формы безмолвно растут

и меняются;

Порой омраченная, полускрытая, в дали беспредельной звезда

Мелькнет и снова исчезнет.

(Чьи-то роды, вернее - бессмертное чье-то, торжественное

рожденье.

А там, за рубеж, недоступный для взора,

Уходит чья-то душа.)

ТОМУ, КТО СКОРО УМРЕТ

Из всех людей я выделяю тебя, ибо я принес тебе весть,

Ты скоро умрешь - пусть другие говорят, что хотят, я не стану

кривить душой,

Я прям и безжалостен, но я люблю тебя, - тебе спасения нет.

Нежно кладу на тебя мою правую руку, и ты ощущаешь ее,

Я не говорю ничего, молча приникаю головою к тебе,

Тихо сижу с тобой рядом, я верен тебе,

Я больше для тебя, чем сиделка, больше, чем отец или близкий,

Я отрешаю тебя от всего, оставляю лишь твою душу и тело, ты

бессмертен, ты сбросишь оковы,

Труп, который останется после тебя, - это не ты, а навоз.

Нечаянно солнце сверкнуло, где и не ждали его,

Уверенность и душевный покой наполняют тебя, и ты улыбнулся,

Ты забыл, что ты болен, я тоже забыл, что ты болен,

Что тебе аптечные склянки, что тебе рыдания друзей - я и ты,

мы с тобою вдвоем.

Остальные пусть уйдут от тебя, здесь не о чем скорбеть,

и сокрушаться,

Не сокрушаться я пришел, а поздравить тебя.

НА ПОМАНОКЕ

Две лодки с сетями отплыли от берега, стали недвижно,

Десять рыбаков в ожиданье; вот заметили мощный косяк

сельдей - невод падает в воду,

Лодки расходятся, каждая своим путем поворачивая по дуге

к берегу, загребают неводом рыбу;

Те, кто остался на берегу, невод вытягивают воротом.

А лодки носами уже на земле, в борта их стучатся волны,

Рыбаки, сложа руки, отдыхают в лодках, кое-кто стоит

по щиколотку в воде, пружиня на мускулистых ногах,

И на песке, от воды подальше, трепещут и бьются груды

поманокской сельди с зелеными пятнышками на спине.

ИЗ ЦИКЛА "ОТ ПОЛУДНЯ ДО ЗВЕЗДНОЙ НОЧИ"

ТАИНСТВЕННЫЙ ТРУБАЧ

1

Слушай! Странный трубач, небывалый трубач играет в ночи

прихотливые песни,

Незримо паря в воздушной стихии.

Трубач, я слушаю, чутко ловлю твой напев

То бурный, крутящийся вихрем вокруг меня, надо мною,

То робкий, неясный, гаснущий где-то в пространстве.

Ко мне, о бесплотный! Ты, может быть, дух музыканта

Усопшего, взлеты мечты и восторг озарений

Изведавший в том бытии, которое было

Волной, океаном, вселенною звуков.

Теперь, экстатический дух, ты звонкой трубою

Ничьей души не тревожишь - одну лишь мою,

Лишь для меня играешь ты песню,

Чтоб я передал ее миру.

3

Труби, трубач, и звонко и внятно, - и буду я слушать,

Пока не отступит и шумный день,

И город, и весь взбудораженный мир

Пред этим широким, свободным и светлым потоком мелодий.

Небесной росою священный покой пролился на меня.

Брожу, как в раю, освеженный прохладою ночи,

Вдыхаю запахи роз, и травы, и влажного ветра,

И песня твоя возносит поникший мой дух - дает мне свободу

и силу,

Нежась и плавая на ветровом океане.

4

Труби, трубач! Воскрешай пред моими очами

Старинные зрелища - мир феодалов.

О, магия музыки! Вот вереницей ожившей

Идут кавалеры и дамы, пируют бароны, поют трубадуры,

И, в искупленье греха, ищут рыцари чашу святого Грааля.

Я вижу турнир - соперники в тяжких доспехах, на статных

конях боевых,

Я слышу лязг булата - удары мечей о брони,

Я вижу, как полчищем буйным идут крестоносцы - чу!

грохот литавров.

Монахи бредут впереди, вздымая кресты к небесам.

Труби же, трубач! Говори о любви,

О том, что включает весь мир, - и мгновенье и вечность.

Любовь - это пульс бытия, наслажденье и мука,

И сердце мужчины и женщины сердце - во власти любви.

Все в мире связует любовь,

Объемлет и все поглощает любовь.

Я вижу, вокруг меня теснятся бессмертные тени,

Я чувствую пламя, которым согрет весь мир,

Румянец, и жар, и биенье влюбленных сердец,

И молнии счастья, и вдруг - безмолвие, мрак и желание смерти.