Великий Маг с трудом перевел дыхание. Для него это была непозволительно длинная речь. Но не для уст, для заплывшего жиром сердца. Глаза Ирмы как бы прожигали Великого Мага ненавистью, а он, Глан, и ненавидел, и сочувствовал, ведь перед ним стояло жалкое существо с черной душой. Отвратительное, но живое!

- Твоя взяла, чародей... - Он умышленно назвал Великого Мага запросто, а не его полным титулом, зная, что в том незамедлительно полыхнет ярость. Сейчас колдун был не страшен, это там, в Светлой стране, не будет пощады ни ему, ни Ирме, а до заветного камня еще можно жить.

- Ладно! - сорвался на визг Великий Маг. - Ты будешь делать, что я захочу... Взять ее!

Несколько чудовищ из свиты колдуна оторвали Ирму от Глана и повлекли куда-то во мрак, а шагнувший вслед за ними Великий Маг вдруг остановился и, не оборачиваясь, как будто боясь встретиться взглядом с горящими глазами Глана, уже более спокойным голосом произнес:

- Помни, о чем я предупредил тебя, Сказочник Глан!

Колесница отвратительно скрипела и колыхалась, как будто разваливалась на куски, и Глану едва удалось взять под контроль измученный мозг. Солнце жгло беспощадно, от окружающей человека нечисти поднимался невыносимый смрад, волнами раскатываясь в тяжелом, застоявшемся воздухе. Железную клетку, в которой его везли стоя, немилосердно трясло, и он чувствовал, как с каждым рывком полуразвалившейся колымаги шипы кандалов все глубже впиваются в кисти рук. Впереди, чтобы всегда была перед глазами, в такой же клетке везли Ирму. Великий Маг так и не понял, что это в ее страданиях Глан черпает свои силы, черпает ненависть. Он хотел унизить Глана, растоптать его, и оказался не в силах этого сделать, потому что только одно присутствие девушки воодушевляло Глана.

А вокруг спешило, торопилось выплеснуть всю свою мерзость на просторы Светлой страны войско Великого Мага. Плелись ожившие мертвецы, чья полуразложившаяся плоть слезала клочьями с костей, неспешно шествовали вурдалаки с противно вздернутыми верхними губами, не скрывающими желтоватых клыков, и алым пламенем в глазах, влачились синие утопленники. Это было то еще зрелище! Не проживи Глан несколько лет среди этих созданий, он не вынес бы их вида. Неправильная, изломанная страна, где вместо собак содержат плюющихся огнем дракончиков, где высшим благом считается зло, а ложь настолько привычна, что стала неотъемлемой частью существования.

Глан давно мог уйти, но его удерживало сознание, что есть и другие люди. Настоящие. Такие, как Ирма, как ее отец - молчаливый, добрый и безответный силач, деревенский кузнец, из рук которого с равным мастерством выходили и плуг для земледельца, и меч для воина. Плохо только, что воины эти - не доблестные рыцари, а прислужники Великого Мага.

Сейчас тревога волной поднималась в его душе: что ждет его там, у заветного камня, где открыта ограниченная зона перехода? Ведь если кто-то из этих упырей первым сунется в проход и увидит, что путь свободен, вся эта зловонная масса хлынет в мир, где никто не ждет ничего плохого. И тогда страшно подумать, что может произойти. Их нельзя пускать туда, но...

Ирма. Насколько все было бы проще, если бы ее не везли сейчас в такой же клетке, которая так и маячит перед глазами. Глан твердо знал одно: он не может, не имеет права допустить, чтобы с этой девушкой, с этим наивным и чистым ребенком хоть что-то случилось. И еще он не знал пока, как станет действовать там, у заветного камня. Ведь перед ним стоят две взаимоисключающие задачи - спасти Ирму и остановить Великого Мага. Остановить хотя бы ценой собственной жизни. Зеркальник мысленно готовил себя к гибели, но, думая о возвышенном, светлом, с горечью сознавал, что в противовес ему где-то в этом мире сейчас рождается зло. И все-таки это был его мир.

Разбитая проселочная дорога наконец приблизилась к роще. В этом сумрачном мире, сумрачном, несмотря даже на то, что все пространство вокруг было залито ярким солнечным светом, белые свечи берез казались чужеродным явлением.

"Привет из Светлой страны... - горько подумал Глан. - Эх, березки, березоньки... Если бы вы могли дать знать в тот, большой мир, какая опасность подкрадывается сейчас к нему, какая плесень готовится затянуть землю..."

Времени оставалось в обрез. И Глан вдруг перестал чувствовать себя Сказочником Гланом. Он вновь стал разведчиком и взвешивал свои способности и способности нечисти на трезвых весах разума. На его чаше весов было две гирьки, на чаше весов Великого Мага - одна. Нет, тоже две. Излучатель и, как ни горько осознавать это, Ирма Пока она в руках колдуна, Глан бессилен. Потому что не способен на действие, которое может хотя бы косвенным образом причинить Ирме вред. А на его чаше весов - удивительные доспехи и те самые скрытые силы человеческого организма, которые не принимает в расчет Великий Маг.

Опасное равновесие. Все решится у заветного камня, и выиграет тот, кто первым сумеет сбросить гирьку с чаши весов противника...

Повозка наконец остановилась, и Глан огляделся. Что ж, Вито оказался превосходным учеником и толково описал дорогу Великому Магу. При воспоминании о названом брате вновь защемило сердце. В голове не укладывалось, что Вито мог совершить такое. А вот поди ж ты, совершил. Сам заплатил жизнью за свою ошибку, да еще заставил расплачиваться за нее других.

Со скрежетом открылся заржавленный засов, и десятки грязных рук, отвратительных рук нечисти вцепились в Глана, сковывая не хуже кандалов каждое его движение. Он усмехнулся - рвануть бы сейчас, но нет, еще не время. Сказочник не видел ничего вокруг, он смотрел только в ту сторону, где такие же вурдалаки, живые мертвецы, утопленники вытаскивали из клетки Ирму. А рядом бурлила свита Великого Мага.

- Ну, что скажешь теперь, Сказочник Глан? - Колдун, казалось, лоснился от самодовольства и красовался собой перед всей своей гвардией. Мол, вот он я, владыка Зеркального мира, и этот пришелец сейчас будет делать все, что я захочу.

И тут наконец Глан увидел то, чего ожидал с таким нетерпением - кандалы Ирмы были откованы от массивных прутьев клетки. Волна радости захлестнула разведчика, и он почувствовал, как вместе с нею рождается в душе неодолимая сила, вливается в мышцы, наполняя их нечеловеческой упругостью. Легко, будто играючи, он развел руки в стороны, и звенья кованой цепи начали вытягиваться, истончаться и посыпались вдруг ржавым дождем к его ногам. Он не замечал этого, он уже рванулся вперед, и десятки рук, пытавшиеся удержать его, повисали бессмысленно, сжимая бесполезные клочья одежды или просто пустоту. А тело Глана уже летело над землей в немыслимом прыжке. Летело туда, где распахнулись ему навстречу удивленные глаза Ирмы.

Удар пришелся во что-то мягкое, визжащий клубок покатился из-под ног. Неплохо. Еще удар. И еще. И еще. Нечисть визжала, бросалась к нему, оскалив клыки, но вновь и вновь откатывалась, не в силах устоять перед градом ударов. А Глан, прикрывая Ирму спиной, медленно отступал. Три шага до заветного камня. Уже два...

Крепкой рукой он ухватил Ирму за плечо и швырнул ее прямо в проем открывшегося прохода. И тут нечисть волной хлынула на него.

Ему снился сон. Будто он, совсем еще маленький мальчишка, бежит по зеленому лугу вслед за ускользающей радугой, а навстречу несутся белые искры ромашек, голубые созвездия колокольчиков, и сверху вдруг обрушивается черное покрывало мрака, вязкое, липкое, настолько пропитанное ненавистью, что начинает в клочья рваться беззащитное сердце. И от этой боли Глан закричал и проснулся...

Он с удивлением рассматривал все, что его окружало. Это было как воспоминание. За открытым окном весело щебетали птицы, а он лежал не на ложе, покрытом шкурами, пусть и тщательно вычесанными и сдобренными ароматическими травами, а на настоящей кровати, настоящей простыне и настоящей подушке. Глан впервые испытал самое откровенное блаженство, попробовал потянуться и тут же охнул от боли. Тогда он вспомнил все и тревожно заворочался. Что же случилось там, у заветного камня? Где Ирма? Прорвались в этот мир или не прорвались гнусные полчища Великого Мага? Почему здесь все спокойно, когда на пороге встала такая опасность?