- Ну-ну, - только и ответил на это Голицын.
Говорить вообще было трудно: слова мгновенно примерзали к губам, как монеты на морозе.
Минут пять ехали молча, потом Ксения запела негромко некую странную дорожную песню:
Ни огня, ни темной хаты,
Глушь да снег, навстречу мне
Только тигры полосаты
Попадаются одне.
Грустно, Дима, путь наш скучен,
Скучно, Дима, путь наш грустен,
Позвоночник перекручен,
Как не снилось и Прокрусту...
- Тигров не вижу, волков вижу, - сказал Голицын сквозь зубы.
Вначале они выглядели, как маленькие, прыгающие по снегу серые мячики. Но они приближались. Быстро, слишком быстро. Они бежали безмолвно, зловеще-косо загребая лапами, пустив хвосты по ветру. За ними стлался по воздуху инверсионный снежный след.
Чернота под Голицыным тревожно-зло заржал, обнажив чудовищные желтоватые зубы, вскинулся на дыбы, замолотил воздух копытами.
- Не балуй! - заорал Голицын, врезав коню по холке ребром ладони.
- Все равно по снегу не уйдем, - проговорила Ксения спокойно. - Давай спиной к спине...
Она выковала из морозного воздуха два меча, и Голицын подумал, что пора бы, черт возьми, и самому научиться этому нехитрому фокусу.
Странные это были волки. Вместо серебристо-узких волчьих морд у них светились мертвые детские лица. Да, лица детей лет пяти, желтые, словно наформалиненные.
Вожак стаи, спружинив, кинулся на Ксению, целясь в горло.
Шелест, сверкание, и детская голова покатилась по снегу, оставляя за собой парную брусничную дорожку.
Стая сразу стала. Постояли, потоптались, повыли со смертоносной тоской, запрокидывая к небу лица мертвых Агнцов. И исчезли. Именно исчезли, как это случается с поверженными персонажами компьютерных игр.
- Невозможно привыкнуть к тому, что ко всему можно привыкнуть, сказала Ксения, усмехнувшись странно.
Ближе к ночи, когда небесная промокашка стала набухать чернилами сумерек, всадники заметили на горизонте мерцание, словно бы подмигивание красного глаза с рыжими ресницами.
Посреди степи горел костер. Пламя танцевало само собой, играло и дурачилось, как пьяные лисы на снегу. Спрашивается, кто сей огонь возжёг?
- Спешиваемся? - спросила Ксения.
- Не ловушка ли? - усомнился Голицын.
- А не по хрену ли?
- И то верно...
Хорошо, хорошо после ужина полежать на снегу, положив рюкзак под голову и спиной ощущая десять метров вечной мерзлоты и миллионы лет мерзлой вечности. Костер горит сам по себе, кушать не просит и, стало быть, так и задумано.
- Давай поговорим, - предложила Ксения.
- О чем?
- О чем хочешь. Про бабочку Будды или ласточку Пилата. Про гнездо кукушки, свитое на земляничной поляне.
- Я перевариваю птичку.
- Вот про нее и расскажи. Жалко ли тебе птичку? Хорошо ли ей там, тепло ли, уютно ли?
- Лучше уж про зайку, - хмыкнул Голицын.
- Зайка моя, я твой хвостик?
- Нет, это другой зайка. Персонаж весьма трагический.
- Ну-ка, ну-ка.
- Изволь
Я - зайка, брошенный хозяйкой,
Передо мной исчезла ты,
И под дождем остался зайка,
Как гений чистой красоты.
В глуши, во мраке заточенья,
Он со скамейки встать не смог,
Без божества, без вдохновенья,
Без слез до ниточки промок!
Ксения рассмеялась, роняя кольца и колокольчики на снег.
- Ты, Голицын, сам на крышу подвинутый. Тоже все стишки, стишки, стишки... А меня еще подкалываешь.
- О, нет. Это все как ты говоришь "только на словах". Вообще же в литературу больше не играю
- Что так?
- Не нравится мне ее славный исторический путь. От критического реализма девятнадцатого века к реальному кретинизму двадцать первого.
- Жаль, - вздохнула Ксения
- Почему?
- Я думала, может, ты и мне посвятишь что-нибудь типа мадригала. Типа на память. Посвящение в альбом.
- Графиня, вам стоит только приказать...
Ксюшечка, душечка, кошечка, птичка!
Не испытать ли нам прочность дорог?
Ты поэтична, умна, симпатична,
Я же умею строчить между строк.
Будет идиллия дикая длиться,
Будут извечно петлять по земле
Юноша бледный с розой в петлице,
Девушка бедная с шеей в петле.
- О-па! Ну спасибо тебе за петлю...
- Шучу же. Это лишь образ...
- Не утешай. Я расстроена. Сердце мое грустит не по-детски, и я открываю чемпионат по бегу от действительности.
Снова у нее в руках эта проклятая коробка.
Голицын поморщился.
- Доиграешься. Смотри, действительность от тебя убежит.
- Солнце всю жизнь играет с огнем, - проговорила Ксения, ловко зарядила ноздри и закончила фразу: - А еще ни разу не обожглось. Да ты сам попробуй.
- Нет уж, спасибо.
- Зря. Мы все равно все сдохнем. Это единственная достоверная истина, доступная каждому. Во всем прочем следовать нужно Сократу. Сомневайся во всем. Сомневайся даже и в том, что ты во всем сомневаешься.
- Мне в принципе все равно. Просто жалко тебя. Пропадешь.
- Ой, добренький, блин... - усмехнулась Ксения саркастически и страдальчески одновременно. - Не переживай. Давно уже упала ниже дна... Нет, я все понимаю. Ты - мужик, стало быть, существо грубое. И озноб черной нежности не станет терзать твое сердце. Дай же мне хоть руку на прощание...
Это было уже слишком даже и для наркотического бреда.
Голицын вгляделся в ее глаза. Страшны были эти глаза на бледном, присыпанном лунным кокаином лице. Зрачки сделались похожими на яблочки в центре бесконечно далекой мишени.
- Насмотрелся? - спросила она насмешливо. - Руку-то дай. А то я уже слышу звук в конце тоннеля
Голицын протянул руку, ее пальцы коснулись его ладони, и он ощутил боль, столь ослепительно-нестерпимую, что мгновенно лишился сознания.
Часть первая после последней
Когда глава сценарного отдела студии "Сюр-Видео" Дмитрий Иванович Голицын вошел в свой кабинет, в кабинете уже присутствовал режиссер Владик.
Владик орал в телефонную трубку:
- Счастье свое надо выстрадать! Выстрадать, понял?! А ты его высрал!
Голицын уселся за стол и тупо уставился в монитор. Голова раскалывалась после вчерашнего, позавчерашнего и в предчувствии сегодняшнего, равно как и завтрашнего.
Владик базар завершил и плавно повернулся к Голицыну:
- Привет. Слушай, ты сценарный конкурс объявлял?
- Ну.
- Приходила тут с утра одна. Не знаю, какая она сценаристка, но пока она здесь попой крутила, я чуть не обкончался...Она тебе на столе материалы оставила.
- Ага. Я гляну.
Но только через полчаса, совершив над собой акт насилия с особой жестокостью, Голицын заставил себя взять в руки письмо от неведомой сценаристки с аппетитной попкой. Письмо было следующего содержания:
"Уважаемый Дмитрий Иванович!
Узнав об объявленном вами конкурсе сценариев короткометражных фильмов, я взяла на себя смелость представить на ваш суд некоторые материалы. Во-первых, это непосредственно сам сценарий, а во-вторых, некоторые мои промо-материалы в формате SONY MD.
Сценарий представляет собой попытку в одном фильме использовать все известные на сегодня жанры кинематографа.
1.Фильм-действие (экшен, боевик);
2.Приключения;
3. Анимация;
4. Комедия;
5. Детектив;
6. Драма;
7. Драмедия (трагикомедия);
8. Драма нравов (ансамблевое кино);
9. Фэнтези;
10. Черный фильм (фильм-нуар); (Стилизованная криминальная драма).
11. Фильм ужасов;
12. Инди (независимое кино); (Инди характеризуют низкие бюджеты и странные сюжеты);
13. Мюзикл;
14. Мистика;
15. Мелодрама;
16. Романтическая комедия;
17. Научная фантастика;
18. Триллер;
19. Военный фильм;
20. Вестерн.
Жанры обозначены в соответствии с текстом книги "Скип Пресс. Как пишут и продают сценарии в США для видео, кино и телевидения".
