Раздался шорох. Затем нечто мощно и грубо схватило мальчика за ногу и, в мгновение ока, выдернуло из хлипкого убежища. От неожиданности Векша завизжал и попытался пнуть врага свободной ногой. Удар пришелся во что-то жесткое и твердое.

Когда-то это нечто было человеком, хотя Векша и представить не мог, как Такое может существовать и топтать землю Удела. На жилистых, длинных и сильных ногах покоился худой-прехудой человечий торс с ввалившимся до позвоночника животом. Мужской, хотя природные члены, свидетельствовавшие о его мужественности, у него остутствовали. Бугристые, неимоверно раздувшиеся мускулы покрывали руки этого странного существа, делая и без того жуткую тварь еще более неправильной. Однако было нечто, что Векша отказывался понимать и во что не мог поверить его мозг. У существа не было головы. Узкие плечи, переходящие в могучие руки, сходились там, где должна была начинаться шея. Но и ее не было.

Вопя во всю глотку, Векша снова ударил безголового ногой. Существо же, не обращая внимания на удар, резкими и стремительными движениями оседлало мальчика, усевшись ему прямо на живот, и обхватило ладонями шею. Сдавила так, что Векша сразу потерял дар речи и возможность кричать дальше. Он почувствовал, как под давлением жестких пальцев ломается его кадык. Из глаз пошла кровь; рот Векши вновь раскрылся, но даже шипение не могло вырваться из скомканного горла. Воздух более не проникал в его легкие. Векшины руки безрезультатно пытались оторвать от шеи лапы безголового, однако проще было камень пальцами перетереть – ручища твари были твердыми, сильными и, вдобавок, скользкими. Голова Векши дернулась в последний раз. Взгляд юноши залило кровавое марево, и мгновение спустя он испустил дух.

И снова его сознание очутилось во мраке Межмирья. И вновь молча смотрели друг на друга мальчик и тишина. Все было почти, как в прошлый раз. Однако не совсем так. Тьма была зла, и то, что было Векшей, остро чувствовало это. И ощущало оно, что снова фигура во мраке не может провести его душу по сумеречной дороге. Из тьмы пристально вглядывались в мертвеца-неудачника черные, словно дно старого колодца, глаза. Затем Межмирье вздрогнуло, и Векша во второй раз вернулся к жизни.

Спало марево. Мальчик чуть приоткрыл глаза и сквозь ресницы посмотрел вверх. Он увидел над собой длинную, узкую ладонь. С конца изящного, ухоженного ногтя свисала огромная и тяжелая бурая капля. А над всем этим возвышалась фигура белого альва. «Снова жив» – подумал несчастный Векша. – «Эти колдуны проклятущие меня снова оживили!». Векша закрыл глаза, попытавшись притвориться мертвым. Вдруг произойдет чудо, и мучители примут его за труп. Должно же ему хоть раз повезти? «Светлые Боги, где вы? Заступитесь за меня» – начался молиться толстяк, пытаясь задержать дыхание и оставаться неподвижным. Однако, получив мощный пинок сапогом по ребрам, ойкнул и сжался. Затем перевалился на колени, держась за грудь, и, дрожа, выставил перед собой руки, пытаясь оградить себя от следующего удара. Вояка со шрамом вновь замахнулся. Векша бессвязно замычал и сел на корточки, прикрыв голову руками.

Он снова находился на холме. Вокруг сгущались сумерки. Шелестела листва дуба. Земля была сырой и мокрой после прошедшего недавно дождя. Краем глаза увидел Векша, что возле корней образовалась мерзко пахнущая темно-красная лужа, а по влажному воздуху разносился запах тухлятины. Где-то прокричала лесная птица и тут же испуганно смолкла.

Каменноликие собирались в путь. Они навьючили лошадей и теперь тихо переговаривались. Векша сидел под деревом, закрыв голову руками, и лихорадочно дышал. «Пожалуйста… пожалуйста… Не надо больше!» – снова и снова повторял мальчик про себя одну и ту же фразу. Ничего он так не хотел, как того, чтобы его больше не трогали.

Старший альв стоял у своего коня. Он вперился глазами в чащу, словно ждал кого-то. И точно: через несколько мгновений из леса показался силуэт безголового человека. Существо приближалось к холму с невероятной скоростью, слегка сгибаясь и размахивая своими огромными руками. Плечи монотонно двигались в такт длинным ногам, которые несли безголовое туловище с нечеловеской ловкостью. Когда безголовый приблизился к подножию, Белый связал ему руки, а потом набросил на него мешковину. Ткань ее стала темной после дождя. Было видно, что она насквозь пропиталась водой.

Альв удовлетворенно вздохнул. Так вздыхают люди после тяжелой и изнурительной работы. Он повернулся, посмотрел на дрожащего, словно лист осенний, Векшу, задумчиво погладил подбородок и что-то коротко произнес. Один из каменноликих, сидевший на коне, откликнулся. Привычным и молниеносным движением вытащил он из узорчатого чехла лук, вложил в него стрелу и, не целясь, выстрелил. Стрела свистнула, пронеслась по влажному воздуху и легко вошла в глаз не успевшего что-либо понять Векши. Толстяк даже ойкнуть не успел. Его отбросило спиной к дубу и распластало у подножья.

Через несколько мгновений холм и поляна перед ним были пусты. Не было ни альвов, ни их псов, ни прикрытого мешковиной безголового. Лишь издали донеслось лошадиное ржание, но и оно скоро растаяло во влажном воздухе. А на холме остался лежать мертвый Векша. Он валялся на боку, а по стреле, торчавшей из глазницы, пробежал куда-то по делам юркий муравей. Дуб молча смотрел на нелепую и неживую фигурку, недоуменно шелестя листьями. Вся эта возня была ему непонятна.

Опускались сумерки. Где-то закаркала ворона. Затем еще одна. Птицы слетались к старому дубу. Они были голодны, но знали, что теперь это поправимо.

Тьмы не было. И дороги во мраке Межмирья тоже. Ничего этого не было. Векша обнаружил себя посреди странного места – то ли лес, то ли болото. Тихо было вокруг: ни ветерка, ни шороха. Оглушающая тишина владела этим местом по только ей известному праву.

Голые мертвые деревья застыли в болотистой земле, покрытой коричневым мхом да отпавшими сучьями. Над всем этим нависало тяжелое осеннее небо – непроницаемо-серое и неживое. Впрочем, Векша чувствовал, что слово «живое» никогда не сочеталось с этим местом.

Векша устало огляделся по сторонам. Сил удивляться и бояться больше не было. Он знал, что мертв. Но знал, что смерть его может быть лишь краткой задержкой перед очередными муками. Страшиться было бесполезно. Он мрачно вздохнул и почесал живот сквозь прореху в рубахе. «Вот помер, а до сих пор в лохмотьях» – подумал он. – «А сказывали, что мертвецам одежда непотребна. Враки одни». Уселся на поваленное сухое дерево и стал ждать, когда его снова оживят. Уныло ему было и грустно. Да и земля здесь была такая тоскливая, что сердце, пусть и мертвое, слезами обливалось.

– Ну, давайте уже, – злобно проговорил Векша. – Пусть вас черви сожрут! Давайте, вражины остроухие, мучьте дальше. Отольются вам мои страдания.

Время шло, и ничего не происходило. Векша боялся и мысли допустить, что все кончено. «Неужто отпустили, гады?» – подумал он. Он сидел, сложив руки на коленях, и все ждал и ждал чего-то. Место было мрачное и тихое, но здесь было спокойно и не страшно.

– Ну, хватит, что ли, ждать, – сказал толстяк. Эха в здешних местах не было, а оттого прозвучал его голос глухо и пусто. Но Векшу это не волновало. Он яростно взлохматил и без того торчащие в разные стороны волосы и потянулся. Вот оно, оказывается, счастье – чтобы дали помереть и не трогали после! Если бы сказали ему об этом еще сутки назад, он бы ни в жизнь не поверил.

– И что дальше? – спросил Векша. Вслух, ибо угнетала его тишина этого места. Если это – смерть, то где тогда Та, что ею ведает?

– Ох, ты, – промямлил подросток. В ста шагах от него стояла изба. Крепкая, из цельных стволов сбитая. Мальчик готов был поклясться, что раньше ее здесь не было.

– Мне туда? – снова спросил он неизвестно у кого. Кивнул, вдохнул и пошлепал в сторону диковинной избы. Не век же ему между пеньками бродить? Болотная грязь чавкала под босыми ногами, облепляя их теплой жижей.