– Не в том дело, ребе! Я не хочу от нее жертвы, и она не желает жертв от меня. И я подумал – если мы с моей Баськой перейдем в ислам – каждый их нас отречется от веры отцов и никто не будет считать свою жертву исключительной!

В домике у раввина установилось тяжелое молчание, на кухне перестали греметь кастрюли и звякать ножи.

– Знаешь что, Янкель! А вы сразу станьте буддистами, у нас в Хелме так не хватает буддистов! И когда ваши души перевоплотятся, я точно знаю, что в будущей жизни ты станешь дубом. Но на твоей умственной деятельности это не отразится никак!

С плачем, размазывая слезы по щекам и наматывая сопли на кулак к ребе ввалился Хаим.

– Хаим, что за горе у тебя?! – страшно переживая, спросил ребе. – Кто-то умер, не приведи Б-г? Неужели Ципора, бедная твоя матушка?

Завывая в голос, захлебываясь и заикаясь, Хаим промычал:

– Я же-же-ню-ню-сь!

– Мазл тов! Так ты не любишь свою невесту?

– Люблю больше жизни!

– Она не любит тебя? Или не согласна выйти за тебя замуж?

– Любит! Согласна!

– Тебе не повезло с будущей тещей? Родители не хотят отдавать дочку за тебя?

– Малка – мать моей Леи-Двоси замечательная женщина! А какие хремзелах она печет – объедение. И меня она любит, как сына…

– Так что ж ты ревешь белухой, дурень! Умойся и расскажи по порядку.

Пока Хаим умывался, успокаивался и пил холодную воду, стакан которой ему принесла рабанит, раввин успел прочитать не менее пяти страниц из сочинения Рамбама.

– Ребе, мой старший брат Гирш женат уже 10 лет. Он так любил свою невесту, он любит свою жену до сих пор, и детишек любит. Но как он несчастен! Он закончил ешибот, целыми днями он изучает Талмуд. Его жена Ривка работает и прачкой, и уборщицей, она ходит по богатым домам перед праздниками, чтобы помочь еврейкам на кухне и заработать грошик или геллер… Мой средний брат Мендель женат 6 лет, он любит свою Цилю и Циля любит его. Мендель закончил ешибот, он изучает Талмуд и слушай, ребе – никто не знает Рамбама так, как его знает Мендель! А если бы не помощь тестя, в доме не было бы и крошки еды, а в субботу они не могли бы сделать лехаим. Они так переживают, мои братья, а жены пилят их каждый день, ругают ленивыми дурнями и желают им, чтоб они ослепли.

А я не хочу, чтобы моя Лея-Двося желала мне ослепнуть, не хочу, чтобы ее папа, чтоб ему прожить до ста двадцати, вынужден был кормить своих внуков. А я ведь в прошлом году закончил ешибот и очень люблю читать книги бен Маймона и ха-Наси! Несчастный я человек… – и Хаим снова заревел в голос, да так, что рабанит не удержалась, и тоже начала плакать…

***

– Ребе, скажите мне, пожалуйста, для чего все-таки евреи делают обрезание? Я понимаю, тысячу раз слышал «брит, брит», но все-таки! Я никак не могу для себя найти ответ на этот вопрос.

– Видишь ли, Моше, – ребе задумчиво теребил свою бороду, – ну, во-первых, это очень красиво…

***

Два друга встретились далеко от дома. Настоящие хелмцы, но родители решили, что они должны получить образование, «вытянулись в нитку» – и Гирш стал учителем, Меир – провизором. Пришлось уехать из родного Хелма, чтобы закончить гимназию, а потом училище, каждый по выбранной специальности. Чтобы отметить встречу, друзья зашли в кафе.

– Рассказывай, Меир, как ты и что? Почему грустный, что-то случилось?

– Получил место домашнего учителя у графа Эстерхази, три года назад женился… И надо же мне было подслушать, как граф объясняется в любви моей жене. А та, представляешь, отвечает на его признание поцелуями!

– Ой, беда! И что, ты скажешь ей «гет» – развод?!

– Как я могу сказать «гет» – она беременна, она ведь не сможет прожить – граф никогда не возьмет ее в жены, да и кто после скандала женится на ней! А моя Эстерка такая красавица И беременна не от меня, от графа – я высчитал, ребенок не мой. Но ничего, я отомстил обоим – Эстерхазиха тоже ждет от меня ребенка!

– Вейз мир, какой ты молодец! Но отчего такой грустный, отомстил и отомстил – «око за око»…хотя здесь, конечно, не совсем тот случай…

– Гирш, подумай сам, как я могу не печалиться?! Этот мерзавец Эстерхази сделал мне обыкновенного еврея, когда я сделал ему полноценного графинчика!

***

Конечно, женщины в Хелме любили своих мужчин, а как иначе – приходилось же стирать их подштанники и нательные рубахи, а сделать это без любви невозможно. И конечно же, мужчины Хелма любили своих жен, по пыльным улочкам городка бегало много разновозрастных доказательств их любви.

Однажды в Хелм заехала театральная труппа, говорят, проездом в Вену, а может быть и в Париж. Остановились на несколько дней, арендовали огромный пустующий сарай, повесили занавес и дали в нем несколько представлений при полном аншлаге. Пьеса называлась «Любовь и алая кровь» или «Грезы и горькие слезы», а может быть и как-то иначе, точного названия никто не помнит. Написал пьесу сам директор труппы, он же был постановщиком и играл главную роль.

Можно сказать, что спектакль посмотрел с замиранием сердца весь Хелм. Сначала на сцену вышел главный герой и долго говорил о своей любви. Потом вышла героиня и рассказала о своей любви к герою. Потом все остальные действующие лица мешали герою и героине остаться наедине и поговорить. Только Фернандо решит объяснить Элоизе, как он ее любит – тотчас он нужен своему другу. Элоиза решила признаться в любви – матушка отправляет ее ухаживать за больной теткой. Лишь в финале юный Фернандо, которого играл актер чуть не под пятьдесят лет, поцеловал хрупкую Элоизу весом около 110 кг и тут же все остальные герои пьесы начали бурно за них радоваться, обнимать и поздравлять. Финальная сцена пьесы вызывала особенное обильное слезотечение у женской части публики, носами шмыгали даже многие мужчины в зрительном зале.

Удивительно было то, что посмотревшие пьесу женщины Хелма дружно, как одна, отказали своим мужьям в том, в чем последние не знали отказа со дня свадьбы. Ну совсем как в «Лисистрате», о которой у евреек Хелма не было ни малейшего представления. Евреи города собрались в доме у раввина просить, чтобы тот нашел ответ «что делать?» в Талмуде. Не все евреи, конечно же – самые активные, помоложе, но Хаим, которому скоро должно было исполниться шестьдесят, тоже пришел.

Раввин полистал Талмуд, открыл и тут же закрыл Тору.

– Евреи, если бы вы отказались выполнять свою часть обязанностей, я бы знал. что вам ответить! Муж должен любить свою жену и любить ее он должен регулярно. Но что вам делать, когда ваши жены… не нахожу я ответа ни в Талмуде, ни в своем сердце! Надо будет спросить совета у цадика.

Ребецн, которая привычно возилась у себя на кухне, слышала весь разговор и была в курсе городских событий не стала входить в комнату, просто остановилась в дверном проеме из кухни в комнату.

– Старый ты дурень! А вы, молодые и глупые и ты, Хаим, немолодой, а тоже глупый! Ваши жены посмотрели пьесу про «Что-то-там про любовь» и всего лишь захотели не только стирать ваши портянки и чистить лапсердаки, готовить вам цимес и фаршировать рыбу! Они хотят всего лишь услышать от вас что-то ласковое, впервые в жизни получить хоть какой-то подарок, увидеть, что вы их по-прежнему любите! Когда в последний раз вы делали что-то подобное? А ведь в театре этот мишугинер Фернандо постоянно говорил и своей ненормальной и всем вокруг. как он ее любит!

Задумчивые, выходили евреи от раввина. чтобы передать соседям слова рабанит. Интересно, что такого количества цветов хелмские цветочницы не продавали ни в один вечер ни до, ни после этого вечера. А сколько раз в эту ночь в Хелме звучало «Их гоб дих либ!» просто не поддается никакому подсчету.