– Ты, оказывается, такая быстрая и ловкая. А обычно так плавно двигаешься, как королева. А тут – раз! Как вихрь! Я даже не очень поняла, что ты сделала. Ножом по шее, ага?

– Ага.

– Ужас, как он хрипел! И сколько кровищи! Слушай, мне одной плохо, можно, я посплю с тобой?

– Конечно, малыш.

С тех пор Вита спала с Надеждой – все то недолгое время, что они жили вместе.

Через несколько дней в миссию пришло уведомление о том, что Надежда лишена гражданства и возвращение на родину ей запрещено. Иванов, передав его Надежде, официально подтвердил, что контракт ее остается в силе.

Вскоре Вита нашла в Москве несколько мест тусовки сексменьшинств, где она чувствовала себя своей, и почти все вечера стала проводить там. За ней начал ухаживать один крупный бизнесмен, человек взрослый, незаурядный и умный. И Вита не устояла – поехала, бросив работу, отдыхать с ним в Испанию. А вернувшись, стала его постоянной любовницей. Желая Вите добра, он сделал примерно то же, что когда-то советовала Катя: устроил ее в университет и на работу в одну из компаний своего холдинга.

В августе Вита еще пару раз заехала к Надежде и иногда звонила. А в сентября, начав учиться, пропала совсем.

Окружающее уже не казалось Надежде таким чужим, и она стала находить некоторый вкус в чтении литературы аборигенов – в основном, фантастики, там зачастую не нужно было вообще знать никаких реалий.

Однако все-таки ей было очень плохо. Она тосковала по Вите, по родной планете, по своему настоящему телу. Жизнь становилась все более серой и тягостной…

Как-то вечером ей позвонил Иванов и попросил разрешения заехать в гости.

– Какой-то срочный вопрос? – спросила Надежда, пригласив его в гостиную. Недавно она переехала в квартиру поменьше – в той, которую они когда-то занимали с Витой, было пустынно и слишком много воспоминаний.

Иванов задумчиво потер лоб:

– Даже не знаю, как ответить на ваш вопрос. Раз у вас теперь есть чувство юмора, позволю себе рассказать …э-э… анекдот. Вернее, кусочек из одной детской книжки аборигенов. Почтенная дама заявляет, что на каждый вопрос можно ответить «да» или «нет». А ее собеседник спрашивает: «Хорошо, тогда скажите, вы уже перестали пить коньяк по утрам?»

Катерина рассмеялась:

– Как раз такие шутки, связанные с логикой, мое чувство юмора понимает неплохо. Но ваш анекдот напомнил мне, что я негостеприимна. Хотите коньяка? Я к нему пристрастилась последнее время. Или чаю?

– С удовольствием выпью немного коньяка.

Надежда достала бокалы, и Иванов налил коньяка Надежде и себе. И сказал, приподняв бокал:

– У меня на родине есть обычай, похожий на произношение тостов. Один из таких как бы тостов звучит примерно так: пусть каждый из нас сможет сделать в жизни то, что он может.

– Кажется, догадываюсь, зачем вы пришли, – сказала Надежда, пригубив.

Иванов покачал головой.

– Это было бы довольно странно, потому что я, честно говоря, сам толком не знаю, зачем конкретно я пришел. Впрочем, могу, по крайней мере, объяснить повод: вы отказались от резервирования своей личности.

– Вот тут бдительность службы безопасности оказалась на высоте, – усмехнулась Надежда. – И что? Попытаетесь уговорить меня изменить решение?

– Нет, я считаю, что разумное существо имеет право распоряжаться своей жизнью и смертью.

– А чего же вы тогда хотите? – удивилась Надежда.

– Я только знаю, что не хочу, чтобы вы умерли. Но не знаю, как этого добиться…

И Иванов убрал свой эмпатический экран. Надежда поразилась силе и остроте обращенных на нее сочувствия, страха ее потерять, боли от предчувствия потери… Как завороженная, она встала, подошла к нему, погладила по щеке. Иванов осторожно встал и неуверенно обнял ее за талию. Он был немного ниже, и она чуть наклонилась, чтобы поцеловать его. И сказала:

– Как уполномоченный представитель своего человеческого компонента должна сообщить, что он очень заинтересовался вашим человеческим компонентом…

– Ужасно давно мне не было хорошо, – сказала Надежда, пристраиваясь у Иванова на плече.

– То есть я могу робко надеяться отвлечь тебя от мыслей о смерти?

– И зачем тебе возиться с асексуальной особью из профессиональной касты общественных насекомых?

– Видимо, случившиеся у тебя только что два оргазма – особо яркие проявления твоей асексуальности? А способна ли асексуальная особь покончить самоубийством из-за несчастной любви?

– Но это же человеческий компонент!

– Надь, я тебе уже говорил, что мне очень нравится твой человеческий компонент. А с остальным кусочком тебя я надеюсь договориться, чтобы он не мешал.

– Может, ты и прав, – пробормотала Надежда. – Что там от меня осталось, кроме человеческого компонента…

На рассвете Надежда почему-то проснулась. Почувствовав это, Иванов проснулся тоже. Осторожно обнял ее сзади, поцеловал в шею.

– Ты такая красивая, человеческий компонент Надя.

Надежда рассмеялась.

– Может, мы оба сошли с ума? Ты восхищаешься моей андроидной оболочкой, по сути, скафандром. А мне ужасно приятно, что он тебе нравится.

– Ну, – грустновато усмехнулся Иванов, – вольно цитируя одного драматурга с этой планеты, я бы сказал, что в этом безумии все-таки есть некоторая система…

Проезжая как-то по центру мимо Люсиного дома, Григорий зацепился взглядом за недавно открывшийся немецкий ресторанчик. И кризис им нипочем, подумал он с непонятным самому себе раздражением про неизвестных хозяев заведения, – и вдруг, неожиданно для самого себя, припарковался.

Заведение оказалось довольно большим. И меню, и интерьер производили неплохое впечатление. Григорий выпил приличного кофе у барной стойки. Потом заглянул в подвал. И там, в самом конце полупустого зала, за отгороженным деревянной решеткой столиком вдруг обнаружил Люсю.

Вначале совершенно по-детски дернулся смыться. Но, блин, подумал Григорий, что за детский сад – штаны на лямках. Взрослые ведь люди. Хоть погляжу на девушку, сколько уже не видел – месяц? Подошел.

– Привет.

– Привет. Присаживайся. Правда, через пятнадцать минут у меня встреча.

– Да я так… Чисто случайно сюда забрел.

– Какой-то ты странно неуверенный, Гриша. Садись-садись, я тоже бы на тебя посмотрела.

– А ты какая-то странно приветливая. Во время последней встречи вещала надменно, как британская королева: «Точка поставлена! И если ты ожидаешь эмоций – ты их не дождешься!».

Люся рассмеялась.

– Ну, на тот момент у меня было ощущение, что ты мне вымотал всю мою бессмертную душу. А теперь – время, как говорится, лечит.

– Так ты мне тогда толком ничего и не сказала, просто пошел на фиг – и все.

Люся закурила, задумчиво выпустила длинную струю дыма – и резко наклонившись к Григорию, с неожиданной страстью, но почти шепотом ответила:

– Какой же ты все-таки непробиваемый танк, Гриша!

Григорий аж покрутил головой, вздохнул. И спросил тускло:

– Может, скажешь все-таки, чем я тебя достал?

Помолчав, Люся ответила:

– Не в том проблема, что ты меня чем-то конкретным достал. Просто надоело ощущение своей… как сказать… вторичности и необязательности, что ли. Ну, помнишь, например, как ты меня известил, что не придешь на свидание месяц назад? Я после этого, кстати, как раз окончательно и решила свернуть наши отношения.

Григорий пожал плечами.

– Помню только, что дочке надо было что-то купить.

– Но не помнишь, как ты в стиле британского короля надменно сообщил мне, что должен огорчить свою подданную, – ты не приедешь. А когда я робко спросила, очень ли срочная эта покупка и нельзя ли ее отложить, ты высказался, как отрезал: «Я уже еду и поворачивать не буду!». Да куда там британской короне – натуральный Цезарь! Жребий брошен, Рубикон перейден!