Но пять минут спустя после того, как он забрался в постель, они оба уже крепко спали, прижавшись под одеялом друг к другу, словно щенки, которые только что напились теплого материнского молока.

      Спустя несколько часов ее разбудил низкий тихий голос. Она что-то пробормотала.

      — Дори, — снова голос Скотта, на этот раз более настойчивый. Она нехотя открыла один глаз и издала звук, который можно было трактовать как «Да?». — Дори, ребенок шевелится?!

      На минуту Дори прислушалась и почувствовала сильное движение внутри себя.

      — Да, — пробормотала она. — Он толкается все время, особенно по утрам.

      Скотт издал звук радостного изумления.

      — Я почувствовал его. Он разбудил меня. — Он положил ладонь ей на живот. — Не могу поверить, что он такой сильный.

      — Он говорит, спасибо за гамбургер.

      — Он большой? Ты знаешь?

      — Около девяти дюймов длиной.

      — Мы можем увидеть его? Я имею в виду — без микроскопа?

      Дори улыбнулась его наивности, его неожиданно проснувшемуся любопытству.

      —Да. Это крошечное человеческое существо, миниатюра того, каким он будет, когда родится. Можно даже определить, будет это девочка или мальчик.

      — А когда мы будем знать наверняка?

      На этот раз Дори рассмеялась.

      — Когда он родится. Можно сделать специальное обследование, но, поскольку со мной все в порядке, в этом нет нужды. Поэтому, если ребенок не повернется нужным местом, когда они делают ультразвук...

      — Это звучит как что-то из научной фантастики.

      — Это напоминает рентген, но они используют звуковые волны, чтобы получить изображение. Там нет радиации.

      — Ты скажешь мне, правда? Если они определят.

      — Если тебе хочется знать.

      — Я хочу знать все, Дори.

      Наступило короткое молчание. Дори судорожно вздохнула.

      — Скотт, на наших занятиях мы обсуждали процесс родов. Мне нужно знать, чего бы ты хотел от меня. Хочешь ли ты, чтобы я позвонила тебе, когда все начнется, или подождать...

      — Конечно, когда у тебя начнутся роды. Я хочу... — Он замолчал, не зная, как окончить предложение, не будучи уверенным в том, чего бы ему хотелось. — Как долго это продлится?

      — У всех по-разному, — ответила Дори. — Для первых родов это по меньшей мере восемь часов. Но может быть быстрее или дольше.

      — Я приеду сразу же, как ты мне позвонишь. Чувствуя себя неуютно от этого разговора, она не смотрела ему в лицо. Ее беспокоила утрата близости. Указательным пальцем она машинально рисовала круги и завитушки на его груди, но это не помогало.

      — Я учусь правильно дышать, чтобы облегчить роды, но я не героиня, — поделилась она. — Возможно, я поведу себя как первоклассная трусишка и они сразу дадут мне какое-нибудь лекарство, так что я даже не буду знать, рядом ли ты, пока сам не расскажешь мне позже.

      Он услышал ложь в ее голосе, и это ранило его. Ей хотелось, чтобы он был там, но она знала, что он не был уверен в том, что непременно будет присутствовать. Она пыталась защитить его, освободить от его же вины. Он испытывал разочарование оттого, что не мог успокоить ее, и стыд из-за того, что ей надо было защищать его. Впервые после того, как он вырос, ему захотелось заплакать.

      После продолжительного молчания он сообщил:

      — Я договорился завтра встретиться с адвокатом. — Вот и все, что он мог пока дать ей. — Я пошел бы к нему раньше, но он был в отпуске.

      — Тогда я буду ждать контракта.

      Вновь наступило молчание. Потом она сказала:

      — Мои внутренние часы перепутались. Который час?

      Скотт тоже не имел ни малейшего представления о времени. Может быть, подумал он, часы вообще бессмысленны. Возможно, однажды ты проснешься - и наступит то самое время.

      Скотту не хотелось уезжать. Это было не привычное нежелание расставаться после проведенного вместе времени, а, скорее, сожаление о том, как мало места они занимали в жизни друг друга. Обычно, когда он выезжал из города, он думал о будущем — о предстоящей работе в офисе, о заданиях, которые он даст своим студентам. Вдали от Дори жизнь накатывалась на него, заполняя пустое пространство, возникающее из-за ее отсутствия. На этот раз все было по-другому. Теперь сожаление глубже проникло в его сердце, и лавина налоговых деклараций и неразобранных бумаг уже не могла компенсировать потерю теплого тела Дори в постели рядом с ним и ее улыбку, обращенную на него, словно солнечный луч, в самые неожиданные моменты.

      Он затормозил около супермаркета, чтобы купить холодные закуски себе на обед, который представлялся ужасно одиноким. У семейной пары, стоящей перед ним у кассы, был ребенок, который восседал на сиденье в коляске для покупок, грызя пластиковую обертку головки сыра. Скотт внимательно рассматривал личико ребенка, сравнивая его с лицами родителей, ища общие черты — ответы на генетические загадки. Он уже почувствовал, как шевелится его собственный ребенок, и теперь ему было интересно, как этот ребенок будет выглядеть. Он плохо спал, отнеся это за счет причудливого уикенда, поэтому пребывал далеко не в лучшем настроении, когда в конце понедельника вошел в кабинет адвоката. Он чувствовал себя усталым и смущенным.

      Адвокат Сидней Тейбор представился и попросил Скотта кратко изложить суть своего дела. Несмотря на настойчивое предложение адвоката называть его Сидом и перейти к дружеской беседе, Скотт испытывал чувство неловкости.

      — Женщина, с которой... я... встречался три года, беременна.

      Наступила неловкая пауза. Скотт поерзал на стуле.

      Что касается Сида, то он, похоже, не обратил внимания на смущение Скотта. Это было для него обычное дело. Со скукой в голосе он спросил:

      — Сколько она хочет?

     — Извините? — не понял Скотт.

     — Она сообщила вам сумму в долларах?

      Все это показалось Скотту еще более отвратительным, и он испытывал даже большее смущение, чем ожидал. Он попытался объяснить:

      — Она не просит денег. Она юрист, поэтому она думала... — он прочистил горло и бессознательно ослабил узел галстука, — она предположила, что я захочу иметь бумагу относительно моих отцовских прав. Как защиту.

      — Угу, — сказал Сид так же уклончиво, как доктора в старых телевизионных комедиях.

      — Она считает, что, если с ней что-то случится, я захочу иметь легальное право позаботиться о ребенке.

      — Ребенок будет жить с матерью?

      —  Да.

      — Тогда вы согласны, что мать будет главным опекуном? — спросил Сид, яростно строча что-то в блокноте с желтой бумагой.

      —  Да. Но я регулярно буду навещать его.

      — Мы коснемся прав на посещение позже, — сказал Сид. — Вы говорите, что хотите легальной защиты ваших прав, как отец ребенка?

      Скотт кивнул.

      — Тогда я предлагаю, чтобы мы сделали совместную ответственность родителей частью вашего соглашения с матерью. Это даст вам законное право, скажем, положить ребенка в больницу или следить за его школьными оценками.

      — А разве я не смогу это делать как отец ребенка?

      — Без совместной ответственности родителей все будет зависеть от доброй воли матери, а в случае ее недееспособности или смерти — от прихоти суда.

      Сид пристально посмотрел на Скотта.

      — Совместная ответственность родителей защитит ваши права в случае серьезных перемен в ваших отношениях с матерью. Например, если кто-либо из вас женится или выйдет замуж за другое лицо...

      — Это невозможно. Дори и я никогда...

      — Или если кто-то из вас переедет и вы по-прежнему захотите поддерживать контакты с ребенком.