– Хорошо, что ты пришёл, – обрадовался Фред, предложив Филиусу сесть. – Я тут немного заскучал. Скука – невесёлая вещь и, когда не с кем поговорить, становится грустно. Что привело тебя ко мне?

– У меня к вам небольшая просьба, – скромно сказал Филиус. – Не могли бы вы мне подсказать, где достать Библию?

– Библию? – удивлённо переспросил Фред. – Зачем она тебе?

– Посещение собора святого Павла вдохновило меня на знакомство с этой книгой. Я хочу узнать, что она собой представляет.

– Это похвально, Фред одобрительно кивнул. – Я рад, что организованная мной экскурсия вызвала у тебя желание познакомиться с божьим словом.

– Библия – это божье слово?

– Так считают Христиане.

– А как считаете вы?

– Я? – удивился Фред, не ожидавший такого вопроса.

Он встал из-за стола и подошёл к директорской полке, на которой стояло несколько книг. – Я считаю Библию великим учебником нравственности. Если бы все люди соблюдали библейские заповеди, то они были бы высоконравственными созданиями и, возненавидев собственные страсти, в том числе и гордость, старались бы не идти у них на поводу. Но людям, к сожалению, нравится быть страстными и гордыми тварями плясать под дудку собственных пороков.

Сказав это, он достал с полки Библию и протянул её Филиусу.

– Это – ваша? – удивился Филиус, взглянув на толстую книгу в твёрдом переплёте.

– Моя, – Фред отошёл от полки и снова сел за стол. – Я могу тебе её дать на некоторое время.

– Ты собираешься читать её всю?

– Я не собираюсь её читать. – Филиус загадочно улыбнулся. – Меня интересует отдельные её фрагменты, изучив которые, я буду иметь представление о ней в целом.

«Почему он говорит так, как будто уже изучил их? – с удивлением подумал Фред, услышав от Филиуса слова благодарности и его обещание вернуть Библию не позднее завтрашнего вечера. – И какие фрагменты его интересуют?» Эти вопросы, оставшиеся без ответа, вызвали у него замешательство, и он с недоумением уставился на неординарного мальчика, вышедшего из его кабинета с книгой, наполненной тайнами и пророчествами, разгадать которые способен далеко не каждый.

Дойдя до своей кровати, Филиус удобно расположился на ней и, открыв книгу откровений, остановил свой взгляд на тринадцатой главе. «И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца – с интересом прочитал он пятый стих. – И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе. И дано ему было вести войну со святыми и победить их, и дана ему была власть над всяким коленом, и народом, и языком, и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, имена которых не написаны в книге жизни Агнца, закланного от создания мира».

«О ком здесь написано? – подумал Филиус, прочитав до конца восьмой стих. – Неужели обо мне?» – в его памяти всплыли слова внутреннего голоса, услышанные им в момент выхода из собора святого Павла.

«Да, – подтвердил их вновь неожиданно зазвучавший голос. – Ты станешь тем, о ком здесь написано». «Я? – Филиус в замешательстве побледнел и закрыл Библию. – Наверное, мне будет приятно стать кумиром поклонения многих, но каким образом я им стану?» Этот вопрос остался без ответа, и задумчивое лицо Филиуса приобрело растерянное выражение.

Прошло ещё несколько лет. Филиус стал красивым юношей, от которого стало трудно отвести взгляд. Все молодые воспитанницы детского дома были влюблены в него, однако он не проявлял симпатии ни к одной из них. Его волновали мысли о собственной судьбе и остававшийся без ответа вопрос, как он станет кумиром поклонения многих, не давал ему покоя.

– У меня для тебя сюрприз, – неожиданно сказал Фред Филиусу в день, когда последнему исполнилось пятнадцать. – Можешь считать это моим подарком, но что это за подарок ты узнаешь, если в шесть часов вечера ты придёшь ко мне домой.

– Вы не захотели принести этот подарок в свой кабинет? – спросил Филиус, слегка удивившись.

– Мне надоело беседовать с тобой в кабинете. Пора для разнообразия проводить вечерние беседы дома. К тому же, я живу недалеко от детского дома, так что нетрудно будет меня найти.

Филиусу действительно не пришлось прилагать много усилий для того, чтобы найти седьмой дома на Ковентри-стрит. Вечером он зашёл во второй подъезд и, добравшись до пятого этажа на лифте, позвонил в тридцать седьмую квартиру.

– Ты точен как штык, – дружелюбно сказал Фред, открыв дверь ровно в шесть. – Проходи, располагайся как тебе удобно и будь как дома, но не забывай, что ты в гостях.

Филиус прошёл в центральную комнату и сел в стоявшее у окна кресло. Посмотрев вокруг, он узнал, что его собеседник обладает красивым жильём. Изысканная обстановка небольшой квартиры, в которой были круглый столик с возвышавшимся ночником, книжный стеллаж с цветными обложками, расставленными по цветам, тумбочка с телефоном, радио и телевизор. И, разумеется, кровать, над которой висела, похожая на бумажную розу, люстра – всё это понравилось Филиусу, и он по достоинству оценил тонкий эстетический вкус её владельца.

– Я живу со вкусом, – сказал Фред, отгадав мысли пришедшего гостя. – Я стараюсь иметь то, что нравится и делать то, что хочется, но это, к сожалению, не всегда удаётся. Жизнь вообще – скучная штука, состоящая, как правило, из одних и тех же мыслей, чувств, слов и поступков, но если войти во вкус сочетания приятного с полезным, то можно забыть о бесполезном и неприятном.

– А в жизни бесполезного и неприятного гораздо больше, не так ли? – спросил Филиус риторически.

– Если смотреть на жизнь с философской точки зрения, то в ней нет ничего полезного и бесполезного. Рано или поздно всё пройдёт, а то, что длится пока, является иллюзией. А если смотреть на неё глазами реалиста, не способного мыслить абстрактно, то жизнь для него является возможностью реализации своих эгоистичных желаний и амбиций. Один арабский мудрец сказал, что все люди делятся на негодяев и дураков. Если человек живёт для себя и старается приобрести всё, что хочет любым способом, то он – негодяй, если он этого не делает, – то – дурак.

– Философов и творческих особ негодяи считают дураками, не так ли? – спросил Филиус, которому с каждой минутой эта беседа нравилась всё больше. – Ведь они не стремятся ничего приобретать и живут не для себя, а для творчества.

– Творчество, требующее самоотдачи и самовыражения, кажется негодяям бредом идиота, не стремящегося к плотским удовольствиям и равнодушного к материальным благам. Поскольку негодяев гораздо больше, творческие индивиды могут только чувствовать среди них своё одиночество и презирать их.

– Это единственное, что им остаётся, – заметил Филиус, на губах которого появилась ироническая улыбка. – Презрение как способ защиты весьма язвителен. Сравнение негодяя с волком, оскалившим пасть, и их шумную толпу, жаждущую хлеба и зрелищ, со стаей шакалов, бегущих на стадион, ударяет не в бровь, а в глаз.

– Я хочу защитить тебя от негодяев, потому что ты к ним не относишься, – неожиданно произнёс Фред. – Иначе тебе будет трудно находиться среди них в течение так называемой «взрослой» жизни.

– И к кому же, по-вашему, я отношусь? – спросил Филиус без иронии. – К творческим дуракам?

– К философам-абстракционистам, – уверенно заявил Фред. – Таких мало и таким нечего делать среди конкретных реалистов, представляющих в своём большинстве обывателей и мещан.

– Как же вы намерены меня защитить?

– Удалить тебя от них, – Фред выжидательно посмотрел на Филиуса. – Бегство тоже является способом защиты, не правда ли?

– Вы хотите куда-то меня отправить?

– Пора тебя выводить на большую дорогу. В день своего совершеннолетия тебе придётся выйти из детского дома и обрести профессию. Ты уже решил кем быть?

– Ещё нет, – покачал головой Филиус. – Существует много разных профессий, но мне не нравится ни одна.

– Что же тебе нравится? – Фред устремил на юношу сосредоточенный взгляд.