День второй.

…Проснулся я у себя в общаге на следующий день. Проснулся оттого, что кто-то играл прямо на мне в карты. Присмотревшись, я увидел Лю и Фаига.

– Игра такая, – щебетала моя птичка, – называется «верю – не верю». Я тебе карту рубашкой вверх и говорю достоинство с мастью, а ты, если не веришь, проверяешь…

Фаиг шмыгал носом: «Попробуем, попробуем». В комнате был еще кто-то, я приподнялся, карты полетели на пол. Лю помогла мне сесть поудобнее. Я прислушался.

– Кто здесь?

– Это – мы, а это – Летов, слышишь? – ответила Богиня. – Все идет по плану! Нам тут «Оборону» принесли послушать, нравится?

– О-о! Замучили вы меня!..

– И мне – не очень!

– Слушать можно, – сказал Фаиг.

Карты вновь появились на кровати, и Фаиг не поверил, что у Лю был туз трефовый, и она захохотала. А в это время из магнитофона раздался дьявольский скрежет Егора: «Красные смех гуляет по стране!!!». Я подавился первой утренней затяжкой, стал кашлять, они принялись меня лупить по спине, я заорал благим матом.

Кастанеду не купил, денег совсем не осталось, учебу забросил, с головой перестал дружить, да еще сигареты мне попались – сено болгарское… Весь этот поток чувств прошел сквозь меня локомотивом, покуда друзья наслаждались игрой в карты.

– Остальные-то где? – спросил я, восстанавливая в памяти прошлые события. – Где Рустам, наш доблестный Командор?

– Ты не слышал еще? – подскочил Фаиг. – С ним произошла одна забавная история… Да и не только с ним!

– Ес, ес, обэхээс… – подбадривал я умудренного английским языком Фаига. – Как говаривал Федя из «Джентльменов», или нет…

– Гаврила Петрович, – закатилась Лю. – Хмырь!

– Я и говорю… Ладно-ладно! Рассказывай!

А дело было так. Фаиг очнулся вчера вечером и обнаружил, что в комнате никого кроме господина Петкевича нет. Он разбудил его и попросил что-нибудь от головы. «Голова у меня трещала как спелый арбуз!». Петкевич долго решал, где такое можно достать, чтобы голова не трещала. И вот они вдвоем отправились к господину Белокопытову, у которого гостила некая Марина из МГУ, гостила в нашей общаге вот уже вторую неделю и была известна как психотерапевт, а психотерапевт – это то же, что и доктор, значит, анальгин-то у нее точно найдется. Прибыли, постучались, были приняты. Богиня Марина оказалась шикарной брюнеткой, высокой, стройной, моделеподобной, прямо из глянцевого журнала «Америка», все поняла, всем диагнозы поставила, добрых партийцев успокоила. Попыталась даже уложить их по кроватям, загипнотизировала Петкевича, по-матерински погладила его по голове, подложила под голову подушку, сняла с него тапочки, а Фаиг вежливо отказался, присел на пуфике. «Я смотрю, на другой кровати лежит пьяный Белокопытов, носом в стенку». Успокоив добрых партийцев, она предложила им нечто под названием «циклодол». Его можно глотать сразу по десять штук, и память никуда не исчезнет, и голова пройдет. Пять таблеток Фаиг проглотил незамедлительно, запив их любезно преподнесенным лимонадом. Петкевич был уже в полной власти психотерапевта, увязнув в ее спокойных и методичных словооборотах. Но мудрого Фаига так просто не проведешь! Он поблагодарил хозяйку, обещал зайти, захватил упаковку циклодола и с благородством удалился.

Выйдя в коридор, он немного пофланировал вдоль стен, с этажа на этаж, снова вдоль стен, и зарулил к Гарею. У Гарея творилось следующее. У Гарея гостил его друг Рустам, наш Командор, лидер Российской Партии Ха-Ха, он же беглый солдат-срочник. Рустам самоотверженно объяснял Гарею, что он не дезертир, а в самоволке, довольно длительной, и что в тюрьму он не хочет, а домой ехать небезопасно, наверняка туда послали справки насчет местонахождения беглого солдата. Вот такой вот ситуэйшн. Но травка, алкоголь и плохое питание в общаге дали о себе знать. При Фаиге Рустам два раза бросался на стену, доказывая при этом, что по общежитию бродят призраки-самоубийцы, и что их необходимо победить в честной схватке. Фаиг переглянулся с Гареем. У обоих мелькнула мысль связать разбежавшегося солдатика. Стали его окружать. Тот выбежал в коридор, принял позу пьяного монаха и вступил в бой с призраками. Он бегал туда-сюда, он падал и вставал, махал руками и ногами, выкрикивал боевые кличи, да так страшно выкрикивал, что закричали местные коты и кошки, залаяли испуганно непутевые собаки…

– Короче, мы с Гареем его еле-еле успокоили. Заверили, что все призраки бежали прочь от бесстрашного воина, и уложили спать.

В завершении рассказа, Фаиг показал циклодол.

– Голова-то прошла? – спросила Лю.

– Не только прошла! – воскликнул Фаиг несколько неадекватно вопросу. – Не только прошла! Кто будет циклодол?

Видя, что мы все-таки не доверяем химии, он ловко проглотил сначала пять, а потом еще пять таблеток, и холодного чая хлебнул.

Я глянул на часы – десять ноль-ноль. Встал, оделся. Сходил – умылся. Съел бутерброд с сыром. Лю наблюдала, как Фаиг погружался в циклодольные миры. Он рыгал, икал, закуривал, пил чай. Вставал, садился. Мы ждали, он тоже ждал. Через полчаса Фаиг уснул. Мы накрыли его одеялом и вышли.

У жемчужной Богини Лю в комнате было все так же темно, как и вчера. Я обратил внимание. А она обратила внимание на то, что мне надо побриться, вручила мне станок, крем для бритья, полотенце. «И еще сходи в душ». На мои вопросительные взгляды, мол, откуда у тебя станок и крем, бросила: «Не знаю! Ничего не знаю! Бриться и в душ! А я пока яичницу приготовлю».

Душ – это благодать! Я вышел из душа другим человеком. На крыльях поднялся наверх, без лифта, набросился сначала на яичницу, а потом на мою дорогую девочку, словно изголодавшийся Робинзон. Страсть захватила нас и крутила нами и вертела целый час. Волосы ее пахли розами, тело благоухало ландышами. Я исцеловал каждый миллиметр ее кожи, а она подчинялась любому моему движению, даже предугадывала их. А как она моего маленького ласкала! Да мы просто были созданы друг для друга, клянусь!

Довольные, уставшие, восстановившие и утвердившие что-то каждый сам для себя, мы лежали в постели, и никуда не хотелось идти, ничего не хотелось делать. Вот так бы валяться и валяться день за днем, неделю за неделей. Есть и заниматься любовью, заниматься любовью и есть. И в душ бегать! Ну, еще за едой и сигаретами в магазин!

– Ты слышишь меня? – прошептала Богиня.

– Да-да… – вернулся я из своих мечтаний. – А… ты… о чем?

– Расскажи мне о Кастанеде. Что ты за ним бегаешь? Чем он тебе так приглянулся?

– Не ожидал от тебя такого вопроса… Хм!

Я задумался. Действительно, чего я так в него уперся!

– Мужик. С образованием. Антрополог, кажется. Сам из Перу. Попал в Мексику к магам. Познакомился с толтекской магией. Погрузился в нее конкретно. По самые некуда… Вот.

– И… что? – не унималась Лю.

– Что? И правда – что? Дон Хуан Матус там, учитель его, сам, кстати, не из толтеков, а из племени яки, изменил ему сознание…

– Зачем?

– Как – зачем? Показал ему, что жить можно иначе. Более полно, путь сердца, так сказать…

– Путь сердца? А знаешь ли ты, что у Кастанеды, у этого дона Хуана, нет ни одного слова о человеческой любви!

Я смотрел на нее во все глаза. Я даже про сигарету забыл, забыл, что курю.

– Ни одного слова? Ты читала, что ли?

– Да. И вот что думаю… Нет, давай-ка иначе! За последний, скажем, месяц написал ты что-нибудь?

– Так, одно стихотворение…

Она затушила мой бычок.

– Не ломайся, прочитай его!

Это прозвучало как приказ. Но очень приятный приказ. Я прочистил горло, прокашлялся. Ощущалось, ком застрял. Здоровенный такой.

– Называется «Опасное направление»: