Помочь бежать из заточения, где ее в любую минуту могли отравить, задушить или просто сбросить со стен замка, императрице помог ее пасынок Конрад. Он доставил мачеху в Каноссу, где она была встречена папой Урбаном II как императрица, торжественно и с почестями. Теперь ею владело одно только желание: отомстить Генриху – и обрести покой. Она не сомневалась, что события эти должны следовать именно в таком порядке. Но как отомстить?

Ей помогли и в решении этого вопроса: предложили подать на церковный собор в Констанце грамоту с жалобой на мужа, чтобы таким образом оповестить всю Германию о постыдных деяниях императора Генриха IV.

Собор в Констанце (герцогство Швабия) состоялся в апреле 1094 года. На нем читалась и обсуждалась грамота с жалобой Евпраксии на унижения, которым ее подвергал муж. После собора в Констанце папа Урбан II предложил ей выступить с теми же разоблачениями на предстоящем общеитальянском соборе в Пьяченце 1 марта 1095.

На обоих соборах Евпраксия свидетельствовала против Генриха, обвинив его в принуждении к супружеским изменам, в частности, к сожительству со старшим сыном Конрадом, а также обвинила императора в оргиях и сатанизме. Папа Урбан II вновь предал Генриха анафеме – теперь уже без права на помилование. Жалоба Евпраксии была признана справедливой и она получила полное отпущение грехов, как невинная жертва своего супруга.

Разоблачения Евпраксии оказались сокрушительным ударом по престижу императора, которым воспользовались для своего возвышения Конрад и маркграфиня тосканская Матильда. Сама же она в глазах обывателей стала не жертвой, а соучастницей всех позорных дел своего супруга, и даже в киевских хрониках того времени можно встретить упоминания об императрице германцкой как о «волочайке», то есть гулящей женщине. В то время позор за обнародование подробностей сексуального насилия ложился не только на насильника, но и на его жертву.

Публичное выступление жены против мужа было равнозначно гражданскому самоубийству, так что, чтобы подняться над этими предрассудками, нужно было обладать незаурядным мужеством. Евпраксия им обладала, но это не принесло ей ни покоя, ни счастья. По нормам средневековой морали, Евпраксия была блудницей, а обращение с просьбой о защите к Папе Римскому – лишь доказательством е бесстыдства (хотя в средневековой истории аналогичные случаи известны: с буллой на имя папы обращалась, например, Элеонора Аквитанская).

Впоследствии поступок Евпраксии резко осуждался немецкими историками. Историческая справедливость не вяжется с «очернением» ими Евпраксии и «обелением» Генриха IV. Император был судим папским судом, отрешен от престола, предан анафеме и умер в бесславии. Это – факт, от которого невозможно отмахнуться.

После многолетних попыток восстановить прежнее положение, после многочисленных сражений, всегда кончавшихся позорным поражением, низложенный император умер в августе 1106 года.

Адельгейда (теперь уже снова принявшая православие Евпраксия) узнала об этом в Киеве. Она жила тут уже почти десять лет. И беспрестанно вспоминала тот пасмурный день – небо было серое-серое! – когда она вывернула душу наизнанку перед десятками тысяч людей. О, к ней отнеслись снисходительно, как и подобает святым отцам. На нее даже не наложили епитимьи.

Но все забыли об Адельгейде, как только закончился процесс суда над ее супругом-императором. Она никому не была нужна – ни грешная, ни невинная. Приняла ее только старшая сводная сестра Анна – настоятельница женского Андреевского монастыря в Киеве, куда после нескольких лет тяжелых скитаний вернулась Евпраксия.

Анна и Евпраксия часто проводили время вместе – две сестры, жизни которых были так не похожи одна на другую, а заканчивались практически одинаково, в монастырских стенах. Иногда Анна читала вслух псалмы – особенно часто тот, который с юности тщетно пыталась понять Евпраксия.

– Господи, взываю к Тебе, услышь меня: внемли гласу моления моего, когда взываю ми к Тебе. Да будет молитва моя, яко кадило пред Тобою. Прими из рук моих, жертва вечерняя. Положи, Господи, печать на уста мои, и от беды огради меня. Не уклони сердце мое в словеса лукавствия… Лишь к Тебе, Господи, обращены очи мои. На Тебя я уповаю, не отыми душу мою. Пусть в сети свои попадут грешники, а я в одиночестве пред Тобою пребуду, пока не достигну конца жизни…

– Что это значит? – однажды не выдержала Евпраксия.

– Молящийся просит Владыку нашего благоволительно принять прошение его, – объяснила Анна. – Свои помышления он уподобляет благовонным курениям из кадила, потому что они тонки и приносятся Богу единым умом. А дела, представляемые под образом рук, уподобляет жертве, потому что они имеют как бы более доблести в сравнении с мысленными приношениями. Говорит же: жертва вечерняя, потому что в добрых делах упражняться должно до конца.

До конца… Но ведь жизнь-то как раз и заканчивалась. Просто не успеть упражняться в делах добрых… уже не удастся! Слишком часто мучительные боли в груди почти повергали ее в беспамятство, слишком часто замирало сердце так, что казалось – никогда больше не забьется.

О том, когда это все же свершилось, о том, когда достигла конца жизни Евпраксия, императрица Священной Римской империи, есть строка в «Ипатьевской летописи»:

«В лето 6617 (1109) выпало преставиться Евпраксии, дочери Всеволода, месяца июля 9 дня, и положено было тело ее в Печерском монастыре у южных дверей, и сооружена была над ней божница, где лежит тело ее».

Ей еще не исполнилось тридцати восьми лет.

Внук Александра Невского, сын московского князя Даниила Александровича, князь Московский, князь Новгородский и Великий князь Владимирский, он в течение долгого времени он оставался в тени своего старшего брата князя Юрия, но после его гибели в 1325 году Иван I занял великое княжение в Москве.

Времена его правления были эпохой усиления власти Москвы и ее возвышения над другими русскими городами. Иван Данилович обеспечил безопасность Москве тем, что заслужил расположение и доверие Узбека.

«Перестали поганые воевать русскую землю, – писал летописец, – перестали убивать христиан; отдохнули и опочили христиане от великой истомы и многой тягости и от насилия татарского; и с этих пор наступила тишина по всей земле».

Так кто же был Иван Калита – патриот или предатель? Стяжатель или щедрый благотворитель? Второе – менее известное – прозвище у него было «Добрый». Так может быть, попробуем разобраться?

У Александра Невского было четыре сына: старший, Василий, княжил в юности в Новгороде, а впоследствии в Костроме, где и умер. Димитрий и Андрей вели между собою кровавый спор за великое княжение; последний отличился тем, что дважды наводил на Русь татар, которые произвели в ней ужаснейшие опустошения (1282 и 1294 гг.), отозвавшиеся на целые десятилетия.

Четвертый сын Невского, Даниил остался после смерти отца ребенком. Ему в удел досталась Москва, считавшаяся незначительным «пригородом» города Владимира. Даниил был первый князь, начавший укреплять позиции Москвы на Руси, и положил начало тому расширению владений, которое затем так последовательно вели все его преемники.

Даниил умер в 1303 году, приняв перед смертью схиму. По летописным известиям он погребен был в деревянной церкви Св. Михаила, которая стояла на месте нынешнего Архангельского собора в Москве; а предание, записанное в его Житии, помещает его могилу в Данииловом монастыре, будто бы им основанном. Он оставил пятерых сыновей: Юрия, Ивана, Александра, Бориса и Афанасия

Впервые Иван Данилович (еще не Калита и не Добрый) упоминается в новгородской летописи в 1296 году в связи с поездкой в город Новгород Великий. В начале XIV века княжил в Переяславле-Залесском. В 1305 году он разбил под Переяславлем войско тверского боярина Акинфа, который пытался захватить город.