Согласно фильму у Генриха Гиммлера был низкий образовательный уровень. Наверно, факт окончания им в августе 1922 года сельскохозяйственного факультета Мюнхенского политехнического института (где он изучал химию и удобрение, а так же новые разнообразные растения и сельскохозяйственные культуры нового поколения) и диплом экономиста-аграрника28 не мог служить достаточным основанием для утверждения о том, что у рейхсфюрера СС высшее образование.

Айсман написал рапорт на имя Генриха Мюллера о том, что он отказывается проводить анализ операций Штирлица на русском языке! Ну, а шеф гестапо сначала хотел сжечь этот лист (судорожно ища зажигалку), а когда прочел, то решил положить в одну из своих многочисленных папок.

На самом деле в фильме все документы, кроме выписок из «личных дел», написаны на русском языке. Почему не соблюден принцип единообразия – непонятно. Другая пикантная подробность – текст шифровки Плейшнера, который получили в Берлине от агентов в Берне, был тоже на русском языке.

Хотя это мелочи по сравнению с тем, что творилось в Швейцарии. Оба агента Штирлица – пастор Шлаг и профессор Плейшнер писали свои сообщения (закамуфлированные под обычные телеграммы) по-русски на советских бланках «Международная телеграмма»!

В фильме несколько раз демонстрируется сентиментальная сцена, когда Генрих Мюллер кормит аквариумных рыбок в своем кабинете. Хорошая режиссерская находка. Вот только никто из сослуживцев шефа гестапо почему-то не вспоминал об этой привычке этого человека.

Сцена встречи советского разведчика со своей супругой в кафе стала классикой – с позиции кинематографа. А вот у профессионалов она вызывает недоумение. Начнем с того, что разведчика-нелегала редко посылают в длительную зарубежную командировку без супруги. Дело не только в стремление оградить его от случайных связей, вдруг партнерша по постели окажется агентом местной контрразведки и сумеет «расколоть» его своими женскими чарами, но и практическом аспекте. Разведчик может рассчитывать на психологическую поддержку своей жены, да и вдвоем проще выжить, чем в одиночку. Если по какой-либо причине советский «рыцарь плаща и кинжала» все же оказывался в одиночестве, то он крайне редко вел жизнь монаха. Просто когда молодой и здоровый мужик не проявляет интереса к противоположному полу, то это выглядит странно. Так что Штирлиц, ведущий аскетический образ жизни, выглядел довольно необычно.

Сама сцена в кафе, с позиции конспирации, тоже выглядит странной. Маловероятно, что жену Штирлица (актриса Элеонора Шашкова) перед встречей одели в платье, сшитое в Германии, а не на фабрике «Красная швея» в Москве. Поэтому в своей одежде она выделялась из общей массы посетителей кафе. Взгляды, которыми обменивались супруги, тоже были очень красноречивы и эмоциональны. В 1935 году контрразведывательный режим в Германии был не столь жесток, как во время Второй мировой войны, поэтому такие ухищрения были просто не нужны.

Мало кто знает, что Элеонора Шашкова встречалась с «супругом» в одежде сшитой спустя много лет после окончания Второй мировой войны. Художник по костюмам в съемочной группе фильма Мариам Быховская в интервью журналисту Александру Добровольскому призналась, что «что подготовить специальный наряд мы не успели, и она играла в одном из собственных костюмов…»29.

Вальтер Шелленберг распространяется о том, сможет ли «козел отпущения» генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг, командующий в Италии немецкими войсками, обеспечить себе алиби в случае провала секретной миссии генерала Карла Вольфа в Швейцарии. Слово «алиби» он употребляет в смысле «непричастность». Между тем, в русском языке этим словом называется невозможность совершения преступления некоторым лицом, обусловленная нахождением этого лица в другом месте в момент, когда преступление совершалось. К случаю с Кессельрингом это слово не имеет отношения (конечно, если никто не заподозрит, что по ночам военачальник летает из Италии в Берн)30.

Когда Генрих Мюллер, идя по коридору, встретил Вальтера Шелленберга и Макса Штирлица, то очень удивился. Начнем с того, что IV управление (гестапо) и VI управление (политическая разведка) располагались в разных зданиях, расстояние между которыми превышало десять километров.

Центральный аппарат гестапо располагалось в пятиэтажном здание, в котором когда-то находилась Школа прикладных и декоративных искусств на Принц-Альбрехт-штрассе, 8. В подвале этого здания находилась печально знаменитая внутренняя тюрьма гестапо. Там находилось 36 узких, как пенал, одиночных и одна общая камера.

Вопреки распространенному представлению (вспомним, как Штирлиц находясь в одной из камер, пытался придумать, как отпечатки его пальцев оказались на чемодане русской радистки), в них допросов не проводили – это было просто невозможно из-за размеров.

Допрашивали в кабинетах следователей на верхних этажах. Тюрьма продолжала функционировать до апреля 1945 года, хотя само здание было частично разрушено в январе 1945 года. Так что не могли советского разведчика вести из кабинета Генриха Мюллера в подвал. Тем более, что шеф гестапо до февраля 1945 года сидел в соседнем здание – в бывшем отеле «Принц Альберхт» на Принц-Альбрехтштрассе, 9. А после того, как «Дом СС» был разрушен в результате авианалета в январе 1945 года, то Генрих Мюллер перебрался в респектабельное здание на Курфюрстенштрассе 115—116 в районе Тиргартен31.

А кабинет Вальтера Шелленберга находился в здание расположенном по адресу Беркаерштрассе, 32 (угол с Гогенцоллерндамм) в районе Берлин-Шмаргендорф. Там так же находилось несколько отделов и рефератов VI управление РСХА32. Раннее в этом здание находился Дом престарелых еврейской общины Берлина33.

Так что «страшно далеки» были кабинеты Вальтера Шелленберга, Генриха Мюллера и Генриха Гиммлера друг от друга. Можно допустить, что у сотрудников РСХА была странная привычка гулять в рабочее время по коридорам чужих управлений и заглядывать без приглашения в гости друг другу. Хотя почему-то никто из руководителей и сотрудников центрального аппарата спецслужб Третьего Рейха не указал на этот занимательный факт в своих мемуарах.

Когда Карл Вольф отправляет из Берна послание своему начальнику – Генриху Гиммлеру, то очень опасается, что оно может попасть в чужие руки. Если допустить маниакальную подозрительность всех в Третьем Рейхе и стремление быть в курсе всей служебной переписки руководителя СС с верховным руководителем СС и полиции Италии, то почему это письмо нельзя было зашифровать. Тот же «книжный шифр» мог вполне подойти для этой цели34.

По необъяснимой причине (дело происходит в капиталистической Германии, а не в социалистическом Советском Союзе) радистка Кэт оказывается в одной из самых дорогих клиник Третьего Рейха. Клиника «Шарите» (правильно «Харите») – это комплекс из нескольких больниц, поликлиник и научно-исследовательских центров. Стоимость лечения в сутки составляла от 18 марок и выше. Ее должны были доставить в ближайшую окружную больницу, расположенную по адресу Ахенбахштрассе 4. Для пребывания в указанном выше элитном медицинском заведении она, мягко говоря, была неплатежеспособна. Годовое пособие ее погибшего мужа было не больше 2,4 тысяч марок (200 марок ежемесячно). Какой-то доход, но не очень большой, приносила его фирма. При этом расходы на продукты питания (а она ждала ребенка), налоги и т. п. были большими.