Если рассматривать ситуацию с позиции разведки, то ситуация совершенно абсурдная. Машина слишком заметная и отследить ее перемещение по Берлину для правоохранительных органов не составит труда.

Справедливости ради стоит отметить, что снимали все же не «Horch», а «Мерседес-Бенц-230». Просто указанной в романе модели съемочная группа не нашла, да и военные консультанты сказали, что подойдет и «Мерседес» – тоже престижная модель.

Даже если допустить, что Штирлиц сумел накопить денег и приобрести такой автомобиль, то свободно ездить на нем в феврале 1945 года он бы не смог. Почти весь личный автотранспорт был «мобилизован» на нужды Вермахта. По Берлину можно было перемещаться лишь на такси (при этом использование машин было ограничено, например, на них можно было съездить на вокзал) или служебном автомобиле с водителем. Так что советский разведчик не мог, как показано в фильме, регулярно кататься по Берлину ездить в Швейцарию на своей машине.

Охранявшие вход в здание РСХА эсэсовцы и Вальтер Шелленберг в черных мундирах СС. В начале 1945 года в Третьем Рейхе такого просто не могло6. Дело в том, что в еще до войны в СС была введена новая униформа – серого цвета. С началом боевых действий эсэсовцы, имевшие только звание офицеров войск СС, стали носить соответствующую униформу с соответствующими знаками различия. Лишь в одной серии (в эпизоде с переноской чемодана) Штирлиц одет как полагается – в униформу полковника войск СС. Черная униформа сохранилась лишь за функционерами территориальных органов СС. К тому же, сотрудники центрального аппарата РСХА вообще предпочитали носить гражданскую одежду, а не щеголять в мундирах.

С гражданскими костюмами похожая проблема – они были сшиты с учетом моды семидесятых годов прошлого века.

С одеждой связано еще три забавных эпизода. В первом случае историческую ошибку удалось предотвратить, а во втором – нет. А из третьей затруднительной операции удалось выйти благодаря костюмерам с киностудии «Мосфильм».

Первоначально роли эсэсовцев в черных мундирах должны были играть родственники и знакомые второго режиссера картины З. Гензера. Когда один из консультантов с Лубянки увидел в немецких мундирах лиц неарийской национальности, то срочно попросил заменить исполнителей. В фильме снимались курсанты военных училищ родом из Прибалтики.

Леониду Броневому, который играл роль Генриха Мюллера, достался мундир на два размера меньше, чем нужно. Особенно сильно жал воротничок. Артисту приходилось все время дергать головой. «Блистательный жест!», – закричала Татьяна Лиознова, увидев трясущего головой Броневого. Так и остался «папаша Мюллер» в фильме с соответствующим жестом7.

Роль рейхсмаршала Германа Геринга играл немецкий актер. Съемки должны были проходить в Москве в одном из павильонов киностудии «Мосфильм». Исполнитель вовремя приехал на съемку, но без маршальского мундира. А ведь с немецкой киностудией «Дефо» было заранее обговорено, что они готовят все мундиры для «Геринга»! Почему так произошло – не ясно до сих пор. Герман Геринг отличался огромными габаритами, ну и актера подобрали соответствующего. И пришлось костюмерам с «Мосфильма» за одну ночь из двух мундиров соорудить один «геринговский»8.

В системе документооборота Третьего Рейха такого вида личных дел, как изобразил в своей книге Юлиан Семенов, а потом и в фильме, не существовало. Как и выражений типа «характер нордический», «беспощаден к врагам Рейха» и т. п. К тому же все документы печатались готическим, а не латинским шрифтом.

Первоначально на роль Фюрера планировали пригласить… Леонида Куравлева. В итоге он стал Айсманом, а Адольфа Гитлера сыграл актер из ГДР Фриц Диц, известный тем, что эту роль он играл во всех фильмах о Второй мировой войне, которые снимались в социалистических странах.

Это не спасло от одной ошибки. Фюрер показан в фильме слишком бодрым и здоровым. Согласно многочисленным воспоминаниям современников, к началу 1945 года он был тяжело больным человеком. Историки до сих пор спорят, что стало причиной резкого ухудшения здоровья Адольфа Гитлера9.

Здоровье Фюрера начало резко ухудшатся зимой 1943 года. Он принимает 120—150 таблеток в день и… катастрофически стареет. Все в его окружении замечали, что у него «становился все более хриплым голос, нарушилось равновесие (на прогулках фюрер заваливается на бок), дрожали руки и ноги, ухудшилось зрение, отекли голени»10.

Действительно, проблемы со здоровьем у руководителя Третьего Рейха в середине Второй мировой войны были очень серьезными. Вот что, например, написал в своих мемуарах генерал-полковник Гейнц Гудериан:

«Когда я увидел Гитлера после катастрофы под Сталинградом (я не встречался с ним 14 месяцев), я заметил, что он сильно изменился. Левая рука тряслась, сам он сгорбился, глаза навыкате смотрели застывшим, потухшим взглядом; щеки были покрыты красными пятнами. Он стал еще более раздражительным, терял в гневе равновесие, не отдавал себе никакого отчета в том, что он говорил и какие решения принимал. Окружавшие его люди привыкли к выходкам Гитлера, со стороны же признаки его все большего заболевания становились все более очевидными»11.

С весны 1943 года документы для него начали печатать на специальных «фюрерских» машинках с увеличенными втрое буквами, а по маршрутам его прогулок через каждые 20—30 метров расставили скамеечки для отдыха.

«В августе он часто жалуется на головные боли, в сентябре заболевает желтухой, мучается зубами. В середине сентября с ним случился сердечный припадок, а в октябре понадобилась операция на голосовых связках, – пишет немецкий историк Альберт Цоллер. – Он лежит часами в глубокой апатии, занятый одной мыслью – шоколад и пирожные. Его страсть к сладкому приняла болезненный характер: он съедает до трех тарелок пирожных в день».

А с весны 1944 года Фюрер живет за счет таблеток (содержащих стрихнин), уколов глюкозы, витаминов, гормональных препаратов и кислородных вливаний12. Снова обратимся к воспоминаниям Гейнца Гудериана.

«После покушения, совершенного на него 20 июля 1944 года, у Гитлера подергивалась не только левая рука, но и вся левая половина туловища. Когда он сидел, то левую руку придерживал правой, правую ногу клал на левую, чтобы сделать менее заметным их нервное подергивание. Его походка стала вялой, сутулой, движения – очень медленными. Когда он садился, требовал, чтобы ему подставляли стул…»13.

Действительно к 1944 году его руки дрожали, при ходьбе он тянул ногу, а мундир, за которым Фюрер еще недавно так тщательно следил, был весь в пятнах. Как утверждает министр военной промышленности Третьего рейха Альберт Шпеер, он даже не мог донести еду до рта, так дрожали его руки. Генерал пехоты Дитрих фон Хольтиц, назначенный командующим немецкими войсками в районе Большого Парижа после покушения 20 июля 1944 года, свидетельствовал:

«Меня потряс его вид, но более всего – голос. Гитлер не говорил – он почти шептал»14.

К апрелю 1945 года состояние Адольфа Гитлера ухудшилось еще больше. Профессор Эрнст-Гюнтер Шенк, впервые осматривавший его 30 апреля 1945 года, был потрясен:

«Я, конечно, знал, что это Адольф Гитлер. Но личность, упакованная во влажную, испачканную едой одежду, была другим человеком. В 56 лет фюрер был частично парализованный, физически разрушенный человек со сморщенным лицом, похожим на серо-желтую маску»15.