Нынешние десятиклассники разительно отличались от их параллели. Павлу казалось, что они меж собой они вообще никаких связей не поддерживают. И именно с их видом Павел временами вспоминал свое время в этой школе с шестого по восьмой класс. Дело в том, что среди десятиклассников не исчезла традиция травить слабых. Жизнь, таким образом, возвращалась на круги своя, в русло равнодушия, в котором и заключена соль всей нашей эпохи.
Только до боли знакомое чувство отозвалось в душе, когда Павел стоял с микрофоном на крыльце школы, зачитывая перед огромной толпой текст из папки. Все это он будет еще не раз остро переживать за те недолгие девять месяцев, которые осталось провести в школьных стенах. Но уже сейчас становилось не по себе. Он с замиранием сердца смотрел на первоклассников, которые впервые пришли в школу в новом для себя качестве. И несмотря на то, что в этот день уроков у них не будет, они все равно волнуются, совсем еще не представляя, что ждет их в последующие десять лет, а Павла уже почти миновало. Десять стремительных лет жизни.
Школьникам не хватает понимания, что время в жизни никогда не повторяется, что из каждого момента нужно извлекать максимум смысла и понимания. Но для того, чтобы понять, насколько человеку дорога школа, нужно дожить до самого ее окончания. Несмотря на то, что многие после выпуска говорят, будто школа – далеко не самое радостное время в жизни, будто о нем обычно не вспоминают с благоговением, это отнюдь не значит, что это время не стоит того, чтобы его прожить. «В том и состоит главный урок школы, – думал Павел, – каждый момент нужно ценить».
Ощущение праздника последнего для Павла школьного дня знаний испортили лишь небольшие нервозности из-за проблем с микрофонами и некоторые заминки, когда ребята забывали слова или невольно сбивались, выискивая в папке нужную строчку. Павел простоял все выступление, витая где-то в своих мыслях. Он мечтал оказаться в этот момент где-нибудь среди толпы старшеклассников. Впрочем, потом, семнадцатого апреля, он узнает, что у него была возможность и вовсе отказаться от участия, как и поступили его товарищи из школьного актива.
Но сюда мы еще вернемся. Сейчас же мы отправимся в очень знаменательный для Павла день – пятое сентября. Павел проснулся ни свет ни заря в каком-то особенном приподнятом настроении. Он умылся, позавтракал, чем нашел на кухне. Рассвет уже занялся, птицы приветствовали его своим пением, которое заливалось в комнату вместе с осенней прохладой в приоткрытую форточку. Взору открывался сонный город, над которым после унылой дождливой недели солнце пробило островок чистого неба. Заря властвовала над миром. Хотелось протянуть руки восходящему солнцу, хотелось упасть в эту безмерную ледяную и одновременно согревающую синеву, в которой еще не погасли последние утренние звезды. Пожалуй, с таким удовольствием Павел еще ни разу не ходил в школу. Взметнувшиеся чувства никак не хотели утихомириться. Каждый вдох казался вдохновенным.
В школе Павла ждали хорошие вести. День обещал новые радости, новые знакомства и новые дела актива, к которым в школе, как казалось Павлу, относились вполне серьезно. Ребята из актива были элитой школы. Все они хорошо учились и славились хорошим воспитанием. Во всяком случае, так про них думалось всем, кто приходил впервые в школу и видел стенды с их фотографиями. У многих ребят были победы на олимпиадах, спортивные достижения, награды за участие во всевозможных творческих конкурсах. На какие жертвы шли сами активисты, какими они были людьми, никто и не думал. Равно как никто не мог представить, что в итоге станется с этими лицами, которые сейчас улыбаются нам с фотографий.
Школьный ученический совет собрался в маленьком актовом зале. Завуч поприветствовала всех собравшихся и торжественно объявила, что все они сняты в этот день с занятий. Но только в том случае, если посетят слет актива, который намечается в этот день в соседней школе. Все лидеры школьных организаций будут там сегодня. Уговаривать никого не пришлось, не каждый день удается совместить приятное с полезным. А тут еще и официальное освобождение. От домашних заданий их, конечно, никто не освобождал, но справкой от завуча можно было и перед одноклассниками похвастаться.
У Павла возникло странное чувство, что он не разделил особенной радости актива, остался за бортом происходящего. Он пребывал в каком-то созерцательном настроении, и никуда идти не хотел. Было такое чувство, что ему и остальным ребятам сообщили разные новости. Но с другой стороны, оставить своих друзей он не мог.
Соседняя школа никогда не славилась прилежанием учеников и строгостью образования. В ней не было выдающихся гениев олимпиад, не было громких имен, которые знали бы все. Это была совершенно обычная, среднестатистическая районная школа. Павел еще не знал, что в этот день ему уготовила жизнь.
Прохладное утро постепенно преобразилось в душный пасмурный день. Солнце временами пробивалось через пелену туч, на минуту освещая малый спортзал. Собрание, которое здесь проходило, не было особо красочным. После короткого неинтересного вступления началась официальная часть мероприятия. На сцену по одному выходили руководители активов школ с торжественными речами. Они пытались прочитать увлекательную лекцию о том, что такое школа актива, для чего она проводится, какие цели перед собой ставит. Впрочем, из всех подобных официальных мероприятий до сих пор не выветрился дух комсомольской организации, поэтому школьники относились к ним подчеркнуто равнодушно.
– Итак, сейчас вас разобьют на четыре команды. В каждую команду войдут участники из разных школ. Вы пойдете со своей командой на разные станции. Всего их в сегодняшней программе четыре: психологическая станция, игровая, станция актерского мастерства и познавательная станция.
После начали озвучивать списки участников. Учеников перемешали, каждому выдали по жетону, цвет которого определял команду. Павел всматривался в своих товарищей по команде, выискивая среди них знакомые лица. «Удивительно, – подумал он, глядя, как невысокий толстячок из соседней школы крутил в руках желтый жетончик, – как много может значить внешний вид какой-то мелочи. Этот раскрашенный кусок картона, например, может сказать о школе больше, чем все официальные документы вместе взятые. Хотя это, конечно, не золотой рубль, чтобы им восхищаться». Как бы то ни было, всякую вещь облагораживает человек, и тот же пресловутый кусок картона, вдруг стал радовать глаз, когда был замечен в прелестных женских руках. Павел поднял глаза – это была девушка из параллельного класса. Казалось, они никогда не встречались в школе, хотя было известно, что в их классе старосту переизбрали еще по весне, и в совете ее появления ждали с нетерпением. Но он даже не знал ее имени, хотя сейчас отчаянно пытался его вспомнить. И почему-то было приятно смотреть ей в глаза, и забывалось все остальное.
– Привет, – сказала она, подойдя к Павлу.
– Привет, – немного замявшись, ответил он.
– Павел, – опередила она. – Я знаю. Я – Вера. – Она игриво пожала ему руку.
Павел почти ничего не помнит, из того, что было на той школе актива. И хотя там было интересно, все его внимание было приковано к Вере, человеку еще незнакомому, но вызывающему какие-то особенные переживания. Эти новые чувства заставляли Павла проявлять инициативу. Он был в центре внимания, был однозначным лидером, задавал темп играм и заданиям, смеялся, шутил, изредка затихая, чтобы украдкой заглянуть Вере в глаза. Их взгляды временами встречались, что смущало Павла, заставляя тихо улыбаться, и Вера улыбалась в ответ.
Если жизнь человека в основном состоит из каких-либо мероприятий – они станут привычкой, стандартным занятием, не приносящим большой радости. Все, что не обновляется, не растет – рано или поздно покрывается пылью обыденности. Но то, что в этот день блеснуло в душе Павла, было настолько новым, настолько неземным, что породило мысли о вечности, о том, что все обретает свой смысл. Именно в то время Павел начал сомневаться в правильности своих суждений и в правильности рассудочных суждений вообще. Он без особого сопротивления стал верить, что не все в мире можно объять рассудочными построениями, и что такие построения противны жизни, разомкнутой сверхъестественной способностью человеческой души. Впрочем, у этого сильнейшего чувства есть одна замечательная черта, которая стала очевидной для Павла лишь много позже – он был счастлив безо всяких на то причин, и, возможно впервые в его сознательной жизни, у него не было никаких причин для рефлексий, все было совершенно понятно. Было понятно, почему он улыбался, прощаясь с Верой после школы актива, и чему радовался, стоя под теплым осенним дождем без зонта.
